созданной им природе, лучшие христиане, чем он.
Мнения разделились. Италия заступилась за дона Таддео.
— Священник неплохой человек. Зря вы его обижаете.
Синьор Джоконди прищурил один глаз и шепнул ей на ухо:
— Как бы ты еще сегодня не обидела его с аптекарем!
— Теперь мне ясно, — сказал Полли, — кого он называет женой вавилонской. Конечно, Лучию-Курятницу: она обратила в бегство войско праведных.
Пришла Флора Гарлинда.
— А я-то надеялась увидеть поле битвы, усеянное мертвыми телами, — сказала она. — В «Бионде», которую я разучиваю, всех убивают — это надо видеть, чтобы хорошо себе представить. А у вас тут, я смотрю, все целехоньки. — Она презрительно усмехнулась. — Говорят, священник наказывал никого не щадить. Он мне нравится. Он ярый фанатик и сильнее всех вас. При желании мы с ним могли бы понять друг друга. Испытанье ему только на пользу. Посмотрите, как он страдает.
Лишь теперь все его увидели. В самом темном углу, между колокольней и домом Манкафеде, его скрюченная фигура выделялась на стене черной тенью. Но вот он выпрямился, сделал два стремительных шага — и снова отступил. Адвокат, смотревший в ту сторону, покачал головой и прошептал в каком-то оцепенении:
— Вот что значит быть побежденным!
Аквистапаче и кум Акилле вызвались отправиться парламентерами.
— Мы объясним ему, что гражданская война выгодна только папаше Джовакконе, — сказал хозяин кафе.
— И что мы, в общем, не против религии, — добавил аптекарь.
Адвокат пожал обоим руки.
— Без поддержки церкви среднее сословие будет представлять собой только клубок противоречивых интересов, — ступайте, друзья мои, ступайте!
Они отправились.
Капельмейстер был мрачен и углублен в себя. Как вдруг он повернулся к Флоре Гарлинда и сказал дрожащими губами:
— Он вам очень нравится?
— Кто?
— Дон Таддео.
Она пожала плечами.
— Ах, дурак я, дурак! — произнес он чуть ли не вслух.
Но тут с неожиданной силой зазвучал голос священника; он кричал визгливо, неистово и раздраженно, как будто его отповедь длится уже целый час.
— Вы считаете себя победителями? А разве вы не знаете, что господь часто дарует победу тому, кого он замыслил погубить? Тем вернее свершится отпадение ваше! Хороши победители! Ты, что своими преследованиями помогаешь жене, этой святой страдалице, достичь рая, чтобы самому тем вернее быть ввергнуту в геенну огненную! Или ты, что каждый день можешь быть низринут туда через живот свой, коему поклоняешься!..
— Эк его разбирает! — шептались перед кафе.
— Да это сущий демон. Можно сказать, что Акилле и Ромоло пришлось пострадать за общее дело!
— Мир? — И священник захлебнулся от ярости. — Не может быть мира с врагами господа и его пресвятой церкви! Говорить про меня, будто я продал ведро какому-то американцу! Предавался блуду с монахинями и морочил крестьян баснями о мадонне, которая якобы мигает! И об этом вы пишете, и кричите, и внушаете это монсиньору, чтобы уронить меня в его глазах, а теперь вы смеете предлагать мне мир! Если бы я согласился на такой мир, всевышний покарал бы меня. А так он вас покарает, вас! И если нужно, чтобы он явил чудо…
Дон Таддео высоко вскинул обе руки и выпятил грудь. Делегаты в испуге отпрянули.
— Яви же его! — взвизгнул священник, обращаясь к небу.
И вдруг на улице Ратуши послышался топот и крик, и на площадь, подтягивая на ходу штаны, вырвался мясник Чимабуэ, его преследовали десять рабочих. Господа перед кафе «За прогресс», повскакав со стульев, отошли в сторонку. Но мясник пробежал мимо и скрылся в кафе «У святого Агапита», да так хлопнул дверью, что осколки стекла, дребезжа, полетели на пол. И тотчас же все, кто там был, гомоня, вывалились на площадь и, размахивая кулаками и барабаня о железные столики, принялись выкрикивать через площадь ругательства. А за всем этим неистовством, поглотившим голос священника, промелькнули в густой тени его стиснутые восковые руки, высоко поднятые над головой в знак благодарности.
Делегаты спешно возвратились.
— Дали бы мне миллион, и то я не стал бы с ним больше разговаривать, — заявил кум Акилле, вытирая потный лоб.
— Экие вы трусы! — сказала Флора Гарлинда, подперев кулачком подбородок и сверкая глазами. — Почему вы не набросились на священника? Тогда те прикончили бы вас. Вот было бы замечательно!
Рабочие тоже отступили.
— Сюда, друзья! — воскликнул адвокат и приказал обнести их вином. — Сейчас, товарищи, мы с вами разойдемся по домам. Пусть их там кричат! Этим не изменишь факта, что мы прогнали их с площади. А тем временем нас призывают другие обязанности… — При мысли о предстоящем блаженстве рот его расползся до ушей.
— А ведь и правда, — сказал барон Торрони, — хорошенького понемножку.
— Да и обед стынет, — добавил Полли. — Пойдем, Маландрини, пойдемте, маэстро, нам с вами по пути.
Однако адвокат удержал маэстро за руку и, обдавая его своим дыханием, зашептал:
— Крепитесь, молодой человек! Ваши дела лучше, чем вы думаете. Человеку искушенному сразу видно, что примадонна хотела посеять в вас ревность к священнику.
— Вы думаете?
— Ого, да он зарделся, как девушка! Так не мямлите же, а действуйте; от вас только того и ждут. Срывайте цветы наслаждения!
Его ждала Йоле Капитани! Адвокат желал всем такой же удачи и был исполнен самых радужных надежд для всех.
У капельмейстера сдавило горло от волнения, и он только отмахнулся, когда Полли позвал его. Хозяин табачной лавки вместе с Маландрини и бароном Торрони отправились на Корсо, увлекая с собой Италию, которая так и не дозвалась Нелло. Камуцци, учитель Цампьери и оба Сальватори пошли в противоположную сторону, на улицу Ратуши. За ними поплелся кавальере Джордано. Флора Гарлинда замыкала шествие в двух шагах от него.
— Кавальере, — сказала она негромко, — я знаю женщину, которая вас любит. — И в ответ на его пламенный взгляд: — О нет, не я, — это жена портного Кьяралунци. Она просто бредит вами, не спит по ночам. Говорит, что мечтает учиться у вас пению… Однако как бы те не убежали от вас. Поспешите!..
Старый певец заторопился. Но тут что-то твердое ударило его в щиколотку: с той стороны площади кто-то бежал за ним, согнув руки в локтях.
— Подождите, бога ради! — крикнул старик, но негнущиеся ноги не слушались его. Обойщик Аллебарди запустил в него еще одним кольцом от гардины, а потом схватился за бока и перегнулся пополам. В его лагере все ржали от хохота, адвокат и Джоконди тоже смеялись. Флора Гарлинда сказала серьезно, и глаза ее снова вспыхнули:
— Как жаль, что мне не пришлось увидеть и этот труп!
— Пожалуй, не мешает проводить тебя домой, — сказал Гадди и взял ее под руку.
Капельмейстер не
