– Что значит - завсегда?.. - подозрительно спросил Бушмакин. - Откуда ты его знаешь?
– Так, - Коля совсем смутился. - Случай вышел… Пустяки.
– А вы оказывается, еще и скромны? - удивился чиновник. - Ваш сотрудник, господа, не так давно спас жизнь мне и моей жене!
– Вот это да! - Вася изо всех сил хлопнул Колю по спине.
– Поздравляю, - сказал Никита.
– Коля, ты у меня теперь самый любимый! - пропела Маруська.
– Мадемуазель, он этого вполне заслуживает, - галантно поклонился Колычев. - Ну что же, господа. Рад знакомству и позвольте мне откланяться. Я картотеку разбирать пришел, не спится, знаете ли, но раз вы теперь хозяева…
– Минуточку, - остановил его Бушмакин. - Как вы относитесь к монархии?
– Она себя изжила, - сказал Колычев. - Печальная закономерность.
– Печальная? - прищурился Бушмакин.
– Да, - кивнул Колычев. - Я, милостивый государь, столбовой дворянин, мой род уходит корнями в шестнадцатый век. Все мои предки верой и правдой служили царю и отечеству. И я служу. Служил, - поправился он.
– Сыщиком? - спросил Никита. - Не очень почетная профессия. Слыхал, что дворяне ею брезговали… Бенкендорф, Шувалов, Шешковский… Каты… Из-за них, наверное, брезговали?
– Вы малообразованны, - сказал Колычев. - Вы говорите о тех, кто возглавлял политический розыск. И вы правы: испокон веку на Руси презирали и ненавидели тех, кто преследует людей за политические убеждения. Но есть и другая полиция. Она очищает мир от подонков. От уголовников. От мрази всякой. Я пошел служить в эту полицию по глубокому убеждению, милостивый государь!
– Пока эта полиция была в руках царских прихвостней, - сказал Бушмакин, - немногим она отличалась от жандармов и охранки. Но мы поспорим после.
– Вы думаете, это "после" будет? - улыбнулся Колычев.
– Хотите остаться? - прямо спросил Бушмакин.
– Вы сможете мне верить? - осторожно осведомился Колычев.
– Это будет зависеть только от вас. - Бушмакин пристально смотрел на Колычева.
И Колычев не отвел взгляда:
– Поскольку кто-нибудь все равно должен вам объяснить, что такое малина и бока скуржавые, - я остаюсь.
Потом бушмакинцы разбирали картотеку сыскной полиции. Командовал Колычев. Он сидел на приставной лестнице в помятой рубашке, без сюртука и был очень оживлен:
– Третий ящик оставьте! - кричал он. - Это отработанный пар! Так сказать, сведения для науки. Вам, господа, нужно сейчас интересоваться только активно действующими персонами. Теми, кто в эту самую минуту режет, грабит, раздевает и насилует! А это все в десятом ящике. Там мокрушники - сиречь убийцы, и все известные нам сборища уголовно-преступного элемента, сиречь - малины.
Ребята притащили ящик. Бушмакин надел поломанные очки в железной оправе и углубился в чтение. Но было еще темно, и Бушмакин попросил Колю найти свечу или лампу.
Коля вышел в коридор. Маруська увязалась следом.
– В сто сорок втором на столе лампа с четырьмя свечами! - крикнул Колычев.
Отыскали нужную дверь. Когда возвращались обратно, Маруська взяла Колю за руку.
– Нравишься ты мне, - сказала она тихо. - Наверное, я не должна тебе об этом говорить, ну да ты парень простой и человек хороший, вреда мне не сделаешь.
– Не сделаю, - Коля покраснел и отдернул руку.
– Стесняешься?
– Не-е, - Коля вздохнул. - Только не время сейчас… И не место.
– Скажи уж прямо: пошла ты, девка, туда-то и туда-то. Не прячься за слова, терпеть не могу!
Она повернулась и ушла. Коля постоял еще некоторое время в коридоре и вернулся в кабинет Колычева. Зажгли свечи, стал виден лепной потолок и электрические лампы под жестяными крашеными абажурами - они висели над каждым столом.
– Розыск преступного элемента должен быть поставлен научно. А наука свидетельствует, что без планомерного и глубокого проникновения в преступную среду ни одна полиция мира успеха не имела! Вот и мы с вами в своей работе будем опираться исключительно на преступный элемент! - разглагольствовал Колычев.
– Даже исключительно, - усмехнулся Бушмакин. - А честные люди? Граждане? Они что же, заинтересованы в том, чтобы процветала уголовщина? Они, по-вашему, нам помогать не станут?
– Разъясняю суть дела на простом примере! - Колычев словно читал лекцию на юридическом факультете университета. - Ограбили лавку. Нутс-с, спросили вы того, сего, а они - молчок! Обыватель - подлец, дело известное.
– Неправда! - возразил Бушмакин. - Кто-нибудь что-нибудь видел и придет к нам, сообщит.
– Кто-нибудь, что-нибудь, - парировал Колычев. - Слова-то все дамские, с кухни… Нет-с, мил-сдарь, не придут! Не бывало-с!
– У вас - не бывало-с, а у нас - будет! - уверенно заявил Никита. - Я, например, верю в человеческий разум!
– Разум? Эк, куда вас хватило, - с сожалением сказал Колычев. - Ну при чем тут, помилуйте, разум? Разве речь идет о периодической системе элементов? Давайте ближе к жизни, господа. К реальной жизни, наполненной проходимцами, предательством и хамством. Так о чем бишь я? Вот взгляните, - он вытащил из ящика три карточки. - Итак, мы с вами предполагаем, что ограбили лавку либо Васька Клыч, либо Шура Рябчик, либо Алексашка Помпон. Но кто конкретно? - Он торжественно оглядел присутствующих и продолжал: - Не знаете? И я не знаю. Но, в отличие от некоторых здесь присутствующих альтруистов, верящих в "человеческий разум", я не знаю этого только пока. Пока! Итак! Я вызываю городового, велю доставить ко мне всех друзей вышеназванных господ, потом приглашаю еще двух городовых и приказываю бить этих друзей до тех пор, пока большинство из них не запросит пощады. Тогда я отсылаю городовых и предлагаю некоторым, мною избранным, освещать подозреваемых, следить за каждым их шагом. Как вы уже догадались, вопрос ареста - это уже не вопрос. - Колычев вытер со лба пот и замолчал.
– Лихо, - сказал Коля.
– Отвратительно, - поморщился Никита.
– Кое-что в этом, конечно, есть, - Вася почесал затылок.
– Мужчинам только бы драться, - вздохнула Маруська.
– Значит, бить? - спросил Бушмакин.
– Ну, тут Колычев прав, - сказал Вася. - Не целовать же их. Они людей режут, а мы их - гладь?
– Вы же интеллигентный человек, - укоризненно сказал Бушмакин, не реагируя на замечания Васи.
– Нашу работу в белых перчатках не сделаешь, - ответил Колычев. - Увы…
– Скажу так, - Бушмакин строго оглядел присутствующих. - Кто хочет здесь работать - о мордобое забыть навсегда! За мордобой - ревтрибунал, уж я позабочусь! А тебе, Василий, вот что понять надо: кругом поднимается заря новой жизни. Ты что же, всерьез думаешь, что преступники этого не видят? Видят! И я рассматриваю нашу задачу так: направить их на путь исправления. Помочь им!
– Между прочим, девять месяцев назад господин Керенский выпустил всех, рвущихся к новой жизни, - с горькой иронией произнес Колычев. - И что же? На свободе оказалось несколько тысяч опаснейших негодяев! Началось такое… Страшно вспомнить. И сейчас продолжается - вон молодой человек не даст соврать, - Колычев кивнул в сторону Коли и продолжал: - Нет, господа. Преступный мир - это преступный мир. Никогда никто и ни при каких условиях его не изменит и не исправит. Пока есть человечество, будет и преступность. Думать иначе - наивный вздор.
– Плохо же вы относитесь к человечеству, - усмехнулся Никита. - Я с вами совершенно не согласен!
Снизу, из парадного, донеслось отчаянное треньканье звонка. Никита не договорил и вопросительно посмотрел на Бушмакина. Тот, в свою очередь, - на Колычева.
Колычев достал из кармашка жилета огромные золотые часы и щелкнул крышкой:
– Да уже десятый час, господа! - удивленно сказал он. - Это, вероятно, пришли лояльные новому правительству чиновники нашей канцелярии. Я вам потом расскажу о каждом. Поласковее с ними, господа, они очень и очень нам пригодятся!
– Коля, впусти, - приказал Бушмакин.
Коля убежал. Через минуту он снова появился - несколько растерянный и притихший. Следом за ним в кабинет ввалилось человек десять мужчин в форменной одежде департамента государственной полиции. Они столпились на пороге и молча уставились на Бушмакина и ребят.
– Это новое начальство, господа, - объяснил Колычев. - Мы разбираем действующие картотеки. Я полагаю, вы присоединитесь к нам?
Худой, высокий чиновник с университетским значком на груди переглянулся с остальными.
– Мы хотели бы знать, от какой партии новое начальство? - спросил он.
– Какая разница, господа! - сказал Колычев. - Они хотят бороться с уголовниками, - это главное, я полагаю.
– Мы от партии большевиков, - жестко сказал Бушмакин. - Устраивает?
– Как нельзя больше! - улыбнулся худой и повернулся к остальным: - Поможем большевикам, господа? - Он засучил рукава форменного сюртука и, словно дирижер в оркестре, взмахнул руками.
– Берегись! - крикнул Колычев, но было уже поздно. Вся орава бросилась к ящикам с карточками.
– Стой, стрелять будем! - закричал Бушмакин, выхватывая наган.
