Рея, с которой римляне любили отождествлять малоазийскую мать богов, Кибелу. Так вследствие отождествления Крона и Сатурна систематизирующей теологии пришлось поставить рядом с Сатурном Кибелу. Однако известна и традиция, расходящаяся с этой точкой зрения. Согласно этой традиции, женой Сатурна была Опа, одна из помощниц Земли, олицетворяющая ее материнскую сущность. Опу представляли сидящей на земле и касающейся земли руками. Сатурна вместе с его женой считали зачинателем земледелия, выращивания хлебных злаков и плодоводства. Один из его атрибутов — орудие, с помощью которого был искалечен Крон, в Италии превратилось в орудие, характеризующее Сатурна как бога земледелия, в серп или виноградный нож. Вероятно, и в данном случае не обошлось без каких-либо греческих предпосылок, так как, например, в Кирене, городе греческих колонистов в Африке, во время торжеств в честь Крона участники празднества украшали голову венками из веток смоковницы и дарили друг другу медовые лепешки, чтя бога как созидателя меда и плодов. Но в Италии, или, как ее называли, «в земле Сатурна», эта черта получила более полное развитие. Здесь Сатурна почитали как благодетеля отчизны италийцев, достойного супруга Матери-Земли. Сатурн впервые улучшил благодаря прививкам плодовые деревья, облегчил жизнь людей, заложил основы культуры. О людях золотого века известно, что они не знали земледелия. Человек золотого века довольствовался тем, что производила не тронутая человеческой рукой девственная земля. Логическое противоречие в данном случае заключается в том, что тот самый Сатурн, который научил людей земледелию, одним только своим появлением продлил существование золотого века в Италии. При изучении мифологии именно это противоречие ценно для нас, ибо оно убедительно свидетельствует, что здесь перед нами не только ученая латинизация греческого мифа, так как в этом случае создатель мифа мог бы устранить это противоречие. Сквозь искрящуюся оболочку греческого мифа можно рассмотреть крестьянскую основу италийского мифа: в италийском мифе о Сатурне сливается воедино любовь к земле вообще и любовь к италийской земле. Миф же о золотом веке, возникший в мире греческих пастухов, почитавших Артемиду, получил новое место и новую трактовку в мире италийской земледельческой культуры Сатурна. Конечно, греческая мифология, составлявшая часть культуры греков, сильно пленяла лучших представителей римской культуры, и, например, такой великий римский поэт, как Вергилий, сначала в рамках греческой мифологии «Буколик» выразил надежды на возвращение золотого века (питаемые, впрочем, также и пришельцами с Востока), а уже потом нашел по-крестьянски рассудительный и вместе с тем специфически латинский способ изображения золотого века прославлением земледелия и благословенной италийской земли. То осуществление идиллической мечты о золотом веке, которое обещают его «Георгики», не предполагает никаких космогонических изменений, но лишь возвращение римского народа к простому крестьянскому образу жизни и привязанность к священной земле Италии, к земле-производительнице, к земле-отчизне. Миф о золотом веке периода Августа должен быть упомянут в другой связи, но уже теперь мы можем сослаться на строки главного труда Вергилия — «Энеиды», в которых поэт выражает надежду на возвращение и распространение на весь мир Августом счастливых дней Сатурна, особого золотого века Лация.
Эпоху Сатурна в общественном отношении характеризует то первобытное состояние человека, при котором не существовало частной собственности, общественных различий и не была известна война. Значение храма Сатурна как хранилища казны объясняют тем, что в эпоху Сатурна все было общим и то, что сохранилось от этой идеальной общности имуществ, продолжало существовать уже в виде государственной казны, найдя свое место в храме Сатурна. Образцом для декабрьских празднеств в честь Сатурна — сатурналий послужили греческие кронии (Kronia), которые будто бы праздновались в Афинах. Однако очевидно, что греческий праздник ни по популярности, ни по значению не мог сравниться с римским. В период сатурналий соблюдались общественные идеалы эпохи Сатурна, по крайней мере в узко ограниченных хронологических рамках праздника — ежегодно с 17 по 21 или даже по 24 декабря. В течение этого времени нельзя было начинать войну, наказывать кого-либо, а в память о равенстве во времена золотого века на праздничном пиру господа и слуги сидели рядом друг с другом и господа даже прислуживали слугам. Правда, иногда по случаю праздника клиенты приносили своим патронам богатые подарки, так что праздник постепенно превращался в дополнительное бремя для бедняков. По предложению трибуна Публиция, выступавшего в защиту бедного люда, было принято решение, что бедные могут дарить богатым только восковую свечу. Об этом решении прочел в старых документах уже упомянутый Макробий, посвятивший в V веке н. э. сатурналиям особый труд. Вполне понятна роль восковой свечи в праздник, приходившийся на дни зимнего равноденствия. Поэтому можно предполагать, что реформа, имевшая определенную социальную направленность, не ввела нового элемента в уже существовавший народный обычай и оставила нетронутым один из характерных моментов этого праздника, вложив в него новый смысл.
Только две недели отделяли первые дни сатурналий от праздника Януса — Нового года. Если праздник в честь Сатурна ежегодно напоминал об идиллическом, счастливом первобытном состоянии человечества и обещал возвращение золотого века в конце времен, отмечал начало и конец исторического бытия человечества, то торжество в честь Януса выдвигало на первый план идею вечно обновляющегося, вечно возникающего, ежегодно все начинающего и все обновляющего времени. В период Римской республики день 1 января имел особое значение: на этот день приходилось торжественное вступление в должность в Капитолии новых консулов. Ибо Янус был богом всякого начала, всякого отправления в путь, всякого вступления. Он имел два лица, смотревшие вперед и назад. При входе куда-нибудь он видел и то, что было внутри, и то, что было снаружи. В свой праздник, в день Нового года, он равно не упускал из виду ни прошлого, ни будущего. Как страж дверей, он охранял входящих и выходящих, открывал и закрывал двери, в руках у него был ключ. Это двуликое божество скрывалось под двумя противоположными по значению именами: Патульций — открывающий и Клюзий — запирающий. Подобные имена имели и его две спутницы: Антеворта — обращенная вперед и Постворта — обращенная назад.
Выразительности и разъяснению римских религиозных обрядов помогала возможность связывать их с пластическими образами греческих богов. Характерно, что «ученый поэт» (poeta doctus) религиозных институтов римлян, Овидий, считал проблематичной божественную сущность Януса, так как в Греции не было аналогичного Янусу божества. Овидий не мог дать ему другой трактовки, кроме отождествления его с греческим Хаосом. Но уже за несколько десятилетий до Овидия Нигидий Фигул выводил образ Януса прямо из греческого Пантеона, ссылаясь на то, что греки почтили Аполлона эпитетом Тирайос (Thyraios) как бога дверей, а также на то, что братом римской
