свои выводы, основанные на мифологическом материале, религиозной традиции. Так, например, в драмах Эсхила о Прометее титан, восставший против Зевса, олицетворяет сознание человеком своей независимости от богов; Еврипид в своих «Вакханках» разоблачает в духе греческой философии просветительства — софистики — бесчеловечный в своей основе характер религиозного фанатизма, нарушающего все отношения человеческого общества.
Греческие боги в Риме и римская мифология
Римский народ познакомился с греческим миром на самой изначальной ступени своего развития. Как и во всех областях жизни, римляне считали греков своими учителями и в области религии. Как во всех областях жизни, так и в области религии они, примкнув к грекам, создали на греческой основе свои собственные религиозные формы.
Мы полагаем, что далее при беглом ознакомлении с римскими богами и римскими мифами следует значительное место уделить также ознакомлению с процессом восприятия Римом греческих богов и греческой мифологии. На первый взгляд может показаться, что мы оправдываем тех, кто отрицает существование римской мифологии. Но такая точка зрения равно далека от нас, как и вторая, сводящаяся к тому, что римляне в противоположность грекам были не способны к созданию своей мифологии вследствие «более практического» склада ума. Этот взгляд обусловлен определенным пониманием римского термина religio. Термин religio, характеризующий римскую религиозность, в противоположность свободной по самой своей природе фантазии мифа указывает на известную связанность его. Впрочем, некоторые новейшие исследователи утверждают, что термин religio ничего общего не имеет с глаголом relig-аге (связывать). Слово religio первоначально означало «принятие всерьез», «беспокойство о чем-либо» и происходило от глагола religere. Последний же глагол в указанном значении возник в смысле противоположном глаголу negligere — пренебрегать чем-либо, не обращать внимания на что-либо, но эта противоположность уже в раннее время была забыта. В соответствии с этим совершеннее всего римскую религию характеризует термин ritus; он означает религиозное действие, совершаемое в строго определенных рамках места, времени, движения, формы и т. д. Оба народа классической древности — греки и римляне — приписывали «откровения» музам звонкоголосым, родственным нимфам, богиням, жившим вблизи вдохновляющей природы, около источников, в густой тени рощ, в тайных глубинах пещер. Но в то время как греческие музы (например, у Гесиода) раскрывают происхождение мира, рождение богов, то есть явления мироздания, выраженные языком мифов, а также систему взаимосвязи этих явлений в порядке поколений богов, римские музы — камены — вещают в первую очередь о нормах человеческого поведения. В такой роли они выступают и в предании о Нуме, и у Горация, обновившего римский культ муз.
Греческий миф, имея общее происхождение с религией, являлся фантастическим отражением действительности. Воображение не только создавало богов как высшую ступень обобщения действительных сил природы и общества, используя при этом методы художественной типизации, но развивалось и дальше, выражая в поступках этих богов, в их отношениях друг с другом и с людьми закономерности действительного мира, познанные человеком в очень древние времена. Римская же религия (religio) формулировала и устанавливала, часто до мельчайших подробностей, обязанности человека по отношению к богам, созданным фантазией человека. И несомненно, что греческая религия стала основой более свободного полета мифологической фантазии, в то время как религия римская (religio) вобрала в себя множество мелочных установлений и осуществляла их при помощи силы.
При всем том ни одна из обеих отмеченных точек зрения не ведет к безусловному отрицанию римской мифологии. Несомненная зависимость римской мифологии от греческой налагает на нас обязанность внимательно проследить путь миграции каждого мифологического образа, его характер, особенности развития и формирования этого образа; не редки случаи, когда тот или иной мифологический образ претерпевает такие изменения своего значения, которые греческую форму этого образа делают носительницей бесспорно италийского содержания. Мы будем иметь возможность очень часто наблюдать этот процесс, а также убедимся в правильности общепринятого положения, что имена римских богов полностью утратили свое первоначальное италийское содержание и стали именами более или менее родственных богов-пришельцев. Тимей, греческий историк, живший в III веке до н. э. в Сицилии, более чем кто бы то ни было использовавший греческие предания, относящиеся к Италии, подчеркивает, что сицилийский источник Аретуза берет начало в Греции. По его сообщению, пелопоннесская речушка Алфей, пройдя через Аркадию и Олимпию, исчезает под землей и, пройдя под морем, достигает острова Сицилия, расположенного на расстоянии четырех тысяч стадий от Греции. В Сицилии же она снова выходит на поверхность. По своему подземному пути она несет экскременты жертвенных животных и иногда золотые сосуды, употреблявшиеся во время празднеств. То и другое появляется иногда в Аретузе во время разлива и служит доказательством ее олимпийского истока. Полибий, вероятно самый суровый критик Тимея, выступавший с позиций рационалистической исторической критики, отрицает такую подземную связь между Аркадией и Сицилией. Но кто может отрицать наличие аркадийских элементов в развитии греческой пастушеской жизни в Сицилии? И кто не принял бы сицилийский источник Аретузу, вдохновлявший муз, за символ процесса развития греческого духа, ростков греческих идей на земле Италии, очень часто даже в тех случаях, когда на самой греческой почве эти идеи не получали признания, как не было признано скрытое течение реки Алфея.
Что же касается отношений между религией и мифологией, то следует признать, что римская мифология вообще была более религиозной по сравнению с мифологией греческой, а взаимосвязь римской мифологии с религиозными институтами государства была более прочной и более тесной, чем у греческой мифологии. Поэтому в римской мифологии больше выступают на первый план так называемые этиологические элементы, объясняющие причины появления религиозных обычаев, литургических моментов и т. д. Поэтому же мы сравнительно часто встречаемся на периферии римской мифологии с легендами, пригодными для непосредственного обоснования истинности религии. Приведем лишь один пример такой легенды.
Характерной чертой римской религии является то, что она рассматривает пренебрежение божественной волей, проявившейся в знамении, предзнаменовании, как piaculum — проступок, грех, требующий или примирения, умилостивления бога, или наказания. Предзнаменованием является прежде всего prodigium — какое-либо явное изменение, нарушение обычного хода вещей в природе, посредством которого боги неожиданно и без обращений к ним предупреждают человека о чем-либо. По этрусскому образцу прогнозы о будущем в строго установленной форме делали гаруспики по внутренностям жертвенных животных, а авгуры — по полету птиц, по обстоятельствам их появления, численности и по другим чертам поведения птиц. У пятого царя Рима, Тарквиния Приска, были все основания для того, чтобы относиться с приететом к «знамению» (prodigium). Ведь Тарквиний Приск, воспитанный в Этрурии сыном грека, изгнанного из Коринфа, обосновал свое право на римский трон ссылкой на чудесное знамение, а
