С и д о р. Голос господский услышу, мертвею.
Г л а ш а. И я как лист дрожу. Холодеет кровь. Луша. Лушенька. На вот, водицы испей. И опрысну я тебя. Ну же, очнись, дурочка. Не время обмирать.
С и д о р. Надо на руки ее и вынести вон. Того гляди подъедут, взойдут – осерчают.
П р о х о р. Карета от конторы двинулась. И Луша очувается, глаза открыла.
Г л а ш а. Вставай, вставай, Луша. Господа. Обдернись, оправься.
Луша подымается, обтягивает на себе платье, проводит ладонью по лбу, по глазам.
П р о х о р. Вот вы говорили, личиной маскарадной я женщин в антиресном положении пужаю. Что личина малеванная против крепостной доли. А ведь наши господа другим не в пример, сама доброта. Днем с огнем не сыщешь. А услышала сенная, – господа едут, и замертво шлепнулась. Вот как запугана Русь крестьянская барами. Л у ш а. Что это грешной мне попричудилось. Сжалось сердце мое вещее.
Входит выездной лакей Федосей Дулыч в шинели с галунами с двумя большими дорожными баулами и ставит их на необитую деревянную лавку у двери.
Д у л ы ч. А вот и мы откуда ни возьмись. Небось, заждались, иссохли?
П р о х о р. Ничего. Бог упас. Жили не плакали.
Д у л ы ч. Дорожное, все что будут вносить, – сюда. Воды барыне в туалетную. Его сиятельству пару да веников в баню. Ужинать в малой закусочной на два прибора. Что огня не зажигаете, темь такая.
П р о х о р. Это вам с вольного воздуху, а мы пригляделись. Рано. Скажут, хозяйского масла не жаль.
Д у л ы ч. На лестнице Мишка под самые под ноги подкатился. Что такое? Не на конец ли какой?
П р о х о р. Как же. Встречу собираем сделать честь честью. С многолетием.
Д у л ы ч. Напрасно. Совсем напрасно. Не до того. Не в ладах приехали. Она глаза выплакала. Сам зол как черт.
П р о х о р. Что так? Ай напасть какая?
Д у л ы ч. Да все та же меледа. Судебные иски. Безденежье. Чем ему от нависшей беды откупиться? Что дорогой было, не приведи Бог. Весь путь брильянтами этими жилы из нее тянул, дай и дай. Без малого подрались. Платон с велика ума вздумал сунуться, вступиться, – чуть не убил. Тсс. Идут. Сами.
Сторонится, чтобы пропустить входящих. Он и отступившая в глубь кабинета прислуга думают, что войдет граф с графиней, но это в молчаливой задумчивости входит Платон Щеглов со множеством более мелких сумок и дорожных мешков, которые, осмотревшись кругом и кивком поздоровавшись с остальной челядью, он кладет к баулам на лавке. Спустя мгновение входит графиня Елена Артемьевна в низкой вуали и длинном дорожном платье. Войдя с воли, в сразу охватившей ее нежданной темноте она делает несколько неуверенных шагов и останавливается у порога. Теснящиеся на заднем плане люди стоят в ожидании, чтобы заговорить, когда барыня обратит на них внимание, но она их еще не видит или не торопится увидать.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ты уже здесь, Макс. Я не заметила, как ты прошел. Только не сейчас. Отложим этот разговор. (Спохватившись.) Опять, Платон, я тебя за барина приняла.
П л а т о н. Я не знаю, что со мной будет. Мне б за вас, на ваш счет успокоиться. Уступите ему, ваша светлость. Съест он вас поедом этими драгоценностями.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Что ты, Платоша? Чтоб я ему эти сокровища отдала? Да ни за что на свете. Им цены ведь нет. Лучше я тайком от людей их сама тебе положу из полы в полу, в каком-нибудь темном уголку, чтобы бежал ты куда-нибудь подальше за Дунай. Не житье тебе больше здесь. Не спустит он тебе этой дерзости.
П л а т о н. Уступите, ваше сиятельство. И оставьте эти речи сумасбродные. Вы себя погубите. И примите в соображение. Не из дерева я. И не каменный.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Погоди. Тише. Я раньше не видала их. Смотрят на нас. Теперь можно. Отвернулись. Слушай. От Бога не укроешься. Он видит нас. Но мы чисты перед ним. Между нами еще нет греха.
Удивленный мужской взгляд в упор. Счастливый отрывистый женский смех в ответ.
Это еще не грех, глупенький. Постой. Опять глаза таращат, проклятые. Можно. Отвернулись. Вот сделаем мы с тобой. Вот заведу я тебе херувимчика, шалуна, резвунчика, каких свет не видал, про каких только в песнях поют да которых в театрах показывают. Вот это будет грех. Да и то не грех. Тьфу, провал вас возьми, ужо проучу вас, наглецов. Опять буркалы наставили. Постой, покличу я Прохора людей увесть. Прохор, подь сюда. А, Прохор Денисович! Здравствуй. Как живешь-можешь?
Прохор подходит ближе.
П р о х о р. Благодарствуем. Здравия желаю, ваше сиятельство. Добро пожаловать. Вы бы, ваше сиятельство, виноват, не извольте серчать, вперед с людьми поздоровались. Они в вас души не чают, на вас очи в очи воззрелись, а вы в ответ ни даже бровью, – печалуются. Не прикажите казнить за слово прямое. Я добра желаючи. Е л е н а А р т е м ь е в н а. Нет, какое «казнить», зачем казнить? Напротив, спасибо, что надоумил. Но я сама собиралась сейчас с ними заговорить, приласкать их. А пока вот тебе какое поручение, Прошенька. Я не таюсь от тебя. Я не боюсь тебя. Мне надо с Платоном наедине посоветоваться. Ты знаешь, – Платон опора моя. Платон за мной в приданое дан. Платон наш, сумцовский, папенькин. (Приходя во все большее волнение, громко, раздраженно.) Вам, пятибратским, хотелось бы меня донага раздеть, отнять последнее, голой по миру пустить. Не дам себя с костями съесть. Не бывать по-вашему.
П р о х о р. Ваше сиятельство! Ваше сиятельство!
Е л е н а А р т е м ь е в н а (овладев собой). Фу ты, как расходилась, стыд какой. Едва дух перевожу. Так вот я говорю, Прохор, Платон опора моя, заступник мой, женская моя жалоба. Мне надо с ним один на один поговорить. Я людей сама отпущу. А ты вниз сходи. Там управляющий к барину привязался с разговорами. Ты от себя прибавь. Рессора-де каретная в неисправности, с лошадьми непорядок. Ступай, голубчик, время мне оттяни. Видишь, я доверяю тебе. Я не боюсь тебя.
П р о х о р. Эх, барыня, ваше сиятельство. Не могу не предостеречь. Не на той вы дороге. Не осудите на прямом на смелом слове. А ты, Платон, что о тебе уж говорить. Твой грех, твой ответ. Своей охотой в петлю лезешь. Сейчас побегу сделаю, как приказали, не смею ослушаться. Только должон предуведомить. Как вы уединиться желаете, вам дворня хлеб-соль собирает. Как раз сюда во многолюдстве хлынут, помешают.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Действительно, ни к чему это. Совершенно лишнее. По пути к карете загляни мимоходом в людскую. Отговори их. Скажи, барыня не велели, заказали строго-настрого. Как раз ввалятся. Ступай, голубчик.
П р о х о р. Слушаюсь, ваше сиятельство. (Уходит.)
Елена Артемьевна подходит к кучке топчущейся прислуги в глубине комнаты. Полотер, сенные кланяются ей в пояс, прикладываются к протянутой руке, целуют в плечо.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Здорово, родимые. Спасибо на памяти, на ласке, на верной службе. Как живы-здоровы?
С и д о р. Вашими молитвами, благодетельница. Что нам, людям, деется. За вами как за каменной стеной.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Знаю, что не вовремя, сверх ожидания.
Л у ш а. Зато тем лестней, тем радостней.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Как снег на голову.
Г л а ш а. И ни-ни Боже мой.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но это не к тому, чтоб на чем накрыть невзначай. Это без умысла. Просто загорелось его сиятельству домой и домой. Два дня выгадали, замучили людей, загнали лошадей.
Л у ш а. Об этом не извольте беспокоиться. Разомнутся, отойдут.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Что это, Сидор, не знаешь ли, какая причина. На сумцовских и на наших межах неизвестные попадались навстречу. И обгоняли. На ходу из кареты не могла вглядеться. Бывали и раньше, – путники пешие, странники, увечные. Но не в таком множестве. А тут в глазах рябило. Идут не смотрят. Бродяги какие-то.
Л у ш а. Бродяги и есть, ваше сиятельство.
С и д о р. У кантонистов в лагерях каверзы, неурядицы.
Л у ш а. Военный бунт, я слышала?
С и д о р. Так точно, ваше сиятельство.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Чрезвычайно прискорбное обстоятельство, которое будет иметь еще более печальные последствия.
С и д о р. Делов натворено, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Подоспел разбор, расправа. Виноватые, какие могли, – наутек. Ну и замешанные, кого против воли впутали.
Г л а ш а. Вот леса шали бездомной и полны.
Л у ш а. И разбойники зашевелились, осмелели. До кухни подкрадываться не боятся.
С и д о р. И некрута на сборе озорничали, хвалились воротиться не́вдолге домой.
Е л е н а А р т е м ь е в н а (крестится) . Святители небесные, какие страсти отовсюду. Авось Господь не попустит. Страшен сон, да милостив Бог. А теперь вот что, любезные. Устала я с пути-дороги. Ступайте. Отпускаю вас. Одну оставьте меня.
С и д о р. Слушаемся и всепокорнейше удалимся. Но дозвольте уведомить. Вам дворовые желают уважение сделать, повеличать.
