но она едва показала это.
– Ну давай, расскажи мне, правильно ли я поступила, решив отпустить избранного? – Мама улыбнулась даже почти тепло.
На самом ли деле маму интересовало ее мнение? Каждый раз, когда мама спрашивала ее о чем-то, Сейлан чувствовала себя невероятно значимой и в то же время никогда с ней не спорила. Но имела ли ее точка зрения смысл, если Сейлан всегда лишь соглашалась?
До ужина она уже говорила с Сейлан в надежде разузнать что-то об избранном, но не была удовлетворена. О том, что он прибыл из другого мира, мама и так знала от Леди Хелл, правда, сказала, что не верит «этой лисице» на слово и рада получить подтверждение от Сейлан. Отношения у матери и Леди Хелл складывались довольно странные. Они точно не были подругами, но регулярно обменивались информацией. Специфика этого обмена состояла в том, что мама не могла почувствовать, когда Леди Хелл ей врет, слишком та была хороша. А сама Леди Хелл, зная это, развлекалась тем, что врала маме так же часто, как говорила правду.
– Ты правильно поступила, что отпустила его. Избранный никак не замешан в делах Сторграда. Он ничего не знает, – сказала Сейлан, ощущая внутреннюю дрожь, хотя не врала ни единым словом.
Мама нахмурилась, но кивнула. Она была недовольна результатом, но не Сейлан. Сейлан сделала все правильно. Тут же захотелось обрадовать ее, доказать свою значимость.
– И еще, – Сейлан почувствовала, как внутри все леденеет, – я сумела расположить к себе избранного. Так что он пригласил меня вступить в свой отряд. Я соглашусь и смогу узнать всю правду изнутри.
Те несколько секунд, которые мама смотрела на нее, Сейлан думала, что умрет. Ей казалось, мама вот-вот скажет: «Все не так», «Ты врешь мне». Она будет разочарована. Она отречется от Сейлан так же, как от Сивиза.
– Ты умница, Сейлан, – мама улыбнулась по-настоящему тепло. А самой Сейлан показалось, что она вот-вот упадет в обморок от облегчения.
Мама села рядом с ней и обняла, тепло ее ауры окутывало, словно мягкое одеяло в зимнюю стужу. Сейлан уткнулась ей в плечо, чувствуя свежий и терпкий запах ее духов. Мама провела ладонью по ее волосам, таким же прямым и гладким, как у нее самой. Сейлан всегда нравилась эта их схожесть, жалко только, что цвет не передался. Остальными чертами Сейлан пошла в отца.
– Я так горжусь тобой. Ты станешь моими ушами и глазами, моим карающим мечом. Я всегда знала, что могу на тебя положиться. Ты моя единственная настоящая радость в жизни, ты понесешь мою волю и мою правду, – говорила мама мягким убаюкивающим голосом. А Сейлан разрывало на части от круговорота противоречивых чувств.
* * *
Абсолютно вымотанный ужином, я собирался упасть на кровать и уснуть, но в дверь постучали. Причем так тихо, что в четвертой комнате стук услышал только Рейнеке. Он тут же сорвался с места и побежал проверять, кого там принесло.
В коридоре стояла Сейлан. Никогда бы не подумал, что она умеет так деликатно стучать. Мне-то казалось, обычно она выбивает дверь с ноги, если ее предварительно не распахнут и красную дорожку не расстелят. Вид у Сейлан был измученный, но решительный.
Я без слов пропустил ее в комнату, и она, быстро оглянувшись, вошла, тут же закрыв за собой дверь. Она щелкнула задвижкой замка, но посмотрела на него недоверчиво. Потом перевела взгляд на меня.
– Ты не против звукоизоляционной магии?
Ну ничего себе, леди начало волновать мое мнение.
– Если только ты не собираешься меня убивать или пытать, – хмыкнул я.
– Не сегодня, – ответила Сейлан и быстрым отработанным движением вывела в воздухе магическую печать.
В комнате стало до неприятного тихо, будто за стенами образовалась бесконечная космическая пустота.
– Так ты подумала над моим предложением?
– Да. – Сейлан поправила ворот рубашки, одернула рукава. – Но если это как-то навредит Урадерну…
– У меня нет ни малейшего намерения вредить ни твоему городу, ни любому другому, я просто хочу спасти мир, так же, как и ты, – спокойно сказал я. Мой тон немного уменьшил нервозность Сейлан. – Но я напоминаю, что это все еще очень опасное дело.
– Я хочу знать правду, – сказала она с уже угадываемым упрямством, – настолько хочу, что готова рискнуть ради нее жизнью. Когда происходит что-то настолько масштабное, я просто не могу остаться в стороне.
Я с трудом удержался от вздоха. Отчасти я ее понимал. Но все же это не сложный ивент[11] в игре, тут реально можно умереть реальной смертью. Впрочем, втолковывать это ей не в моих интересах.
– Поклянешься? – спросил я. В то, что сама по себе Сейлан неплохой человек, я верил, так же как верил и в то, что ее мать оказывает на нее некое воздействие, с последствиями которого я не хотел разбираться.
Сейлан нахмурилась, нервно потеребила рукав рубашки.
– А ты умеешь составлять магические клятвы?
Нет.
– Конечно.
Я задумался, подбирая наиболее удачную формулировку.
– Поклянись, что не будешь мешать моим действиям и действиям моих союзников ни одним из возможных способов или способствовать вмешательству извне, ну и помогать по мере сил и желания. Все это в рамках спасения мира, конечно.
– Неплохо. – Лицо у Сейлан было очень противоречивым, она явно мучительно пыталась найти подвох. Я почти ощущал себя демоном, готовым забрать ее душу. – Ладно, – наконец решилась Сейлан, – клянусь.
Когда я случайно принес клятву Сторградскому Лорду, мне будто горло ледяным обручем сдавило. Сейчас же все было наоборот, но еще более странно. Мне показалось, что прямо в руке возник ключ от замка, я ощутил его вес и холод металла. А в следующее мгновение все исчезло.
Наша клятва была скорее подтверждением доверия Сейлан ко мне. Я не был специалистом, так что Сейлан, вероятно, смогла бы ее нарушить, если захотела. И это уже было подтверждением доверия с моей стороны.
Эпилог
Жертвы и мольбы
С утра пришлось проснуться довольно рано, но я не испытывал ни малейшего сожаления по этому поводу. Чем раньше мы покинем Соколиный замок, тем лучше. К счастью, выпустили нас без проблем. Леди Йарн сдержала свое слово. Она проконтролировала отъезд со своего балкона и даже не спустила нам вслед охотничьих соколов.
Утро было прозрачно-серым, прохладным. Воздух наполняли запах соли, водорослей и соколиный клекот в вышине. Море казалось холодным и неприветливым, темно-синим, почти черным под тяжелыми облаками. Как ни странно, от этого оно ощущалось особенно родным.
Все были такими же
