сбоями в работе экономических механизмов и трудностями в социальной сфере. Культурная жизнь сама по себе была общественным явлением, в творческой среде вырабатывались общественно значимые идеи и ценности, становившиеся достоянием самой широкой аудитории.
Перестройка
Экономический рост Советского Союза составлял примерно 10 процентов в первое послевоенное десятилетие. Во второе десятилетие он сократился вдвое – но все же это был внушительный среди индустриальных стран рост. Положение стало близким к критическому к 1980-м годам, когда произошло еще одно сокращение вдвое. Когда Горбачеву принесли разметку на следующую пятилетку, она содержала в себе рост в 2,8 процента в год. Горбачев трижды отвергал планы с такими цифрами. Ему нужны были – как минимум – 4 процента роста ВНП в год. Напрасные потуги. Теперь, как убедились главные экономисты Горбачева – Аганбегян, Абалкин, Медведев, темпы роста экономики страны не давали шансов догнать показатели Запада.
Развернулась борьба между не имеющим международного опыта большинством (выросшим в условиях глухой изоляции) и более знакомым с мировым опытом меньшинством, стремившимся выйти из изоляции и ввести столь эффективные на Западе рыночные отношения. В число первых входила основная масса партийных функционеров, для которых советский коллективизм был альфой и омегой политико-экономического бытия. Интернационалистское же меньшинство опиралось на международный отдел ЦК, на Министерство иностранных дел, КГБ, на академические институты. Оно желало следовать (обычно лишь словесно) Столыпину – опираться на трезвых и работящих. Интеллигенция решительно поддержала интернационалистов, не желая мириться с местонахождением на мировой обочине.
Шанс победы появился у меньшинства тогда, когда во главе КПСС оказались два интернационалиста – Громыко во главе МИДа, а Андропов – во главе КГБ. Именно они, находясь на склоне лет, выдвинули к власти энергичного интернационалиста Горбачева, который вовсе не выглядел «белой вороной» в партийном окружении, пользуясь поддержкой основной массы партработников, которые сочувственно восприняли профессионального партийного функционера, прошедшего весь путь от комсомольского вожака до члена всемогущего Политбюро.
Сторонники изоляции потерпели в России историческое поражение из-за того, что понизили качество правящей элиты: брежневское руководство не сумело создать в стране самостоятельный экономический, культурный и технический центр мирового уровня. Прежняя система (эффективная между 1928–1965 гг.) растеряла мобилизационные и организующие свойства. Немощные партократы, которые не могли родить ничего вдохновляющего наш народ, не могли найти верной дороги развития – и потому взялись за рискованные эксперименты.
* * *
Посланный сразу на два «мероприятия» – на похороны Черненко и на первое знакомство с новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым, вице-президент США Джордж Буш посчитал необходимым осмыслить происходящее и донести некоторые новые идеи до президента Рейгана. Государственный секретарь Джордж Шульц также запечатлел на бумаге свои впечатления. Рейган не поехал на похороны Черненко, у него не было особого желания знакомиться с новым Генеральным секретарем ЦК КПСС. 12 марта 1985 г. американская делегация прибыла в резиденцию американского посла в Москве Спасо-хаус, где в тот день отмечали день рождения посла Арта Хартмана. Шульцу запомнился орел у входа в библиотеку Спасо-хауса с надписью «Живи и давай жить другим». Визит к Горбачеву должен был дать американцам первое представление о новом хозяине Кремля. Весьма приметного Горбачева сопровождали министр иностранных дел Громыко, помощник Горбачева по внешнеполитическим проблемам Андрей Александров-Агентов и переводчик Виктор Суходрев. (Именно в эти дни Александров-Агентов, продолживший свое пребывание в офисе Генерального секретаря еще один год, пишет о неожиданных словах нового лидера: «Внешняя политика стала какой-то железной, негибкой, сконцентрированной на проблемах, не поддающихся переменам». Впрочем, такие лица, как находившийся рядом Валентин Фалин – он станет главой Международного отдела ЦК, – отмечали полную неосведомленность нового советского лидера в международных проблемах.)
Горбачев сразу же поразил американцев неуемным потоком слов. Шульц отмечает, что не слышал еще ничего подобного. Подаваемые им прямые и косвенные сигналы были двусмысленными с самого начала. Во-первых, он поблагодарил за выражения сочувствия. Американская сторона должна исходить из того, что Москва сохранит преемственность. Во-вторых, Горбачев, указывая на старинные часы в кабинете, с улыбкой сказал, что «старые часы неважно определяют новое время». Новый советский лидер с самого начала поразил американцев тем, что говорил не об интересах собственного государства, которые он призван был охранять, а выступал в некой роли Христа, пекущегося «о благе всего человечества».
В июле 1985 г. – за день до оглашения согласия на встречу с американцами (в Женеве) – из советской политики был эффективно исключен ведущий советский дипломат эпохи, А.А. Громыко. Номинально он был назначен на более высокий пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Вместо него министром иностранных дел был назначен глава компартии Грузии Э.А. Шеварднадзе, не имевший никакого опыта на международной арене. В донесениях в Вашингтон американское посольство в Москве стремилось дать Горбачеву объективную оценку. «Нет сомнений в том, что Горбачев любит власть. Бесспорно и то, что он трепещет от одной мысли о возможности ее потери. Несомненно, что он очень чувствителен к критике и рассматривает даже весьма дружественную критику как измену».
Посол Мэтлок: «Горбачев по своей природе являлся одиночкой, и это делало для него тяжелым создание эффективного консультативного и совещательного органа. У него не было ни официального совета министров, ни «кухонного» кабинета в подлинном смысле. Были, конечно, советы разных типов, члены которых приходили и уходили, встречаясь с ним лишь время от времени. Но они никогда не превращались в эффективные совещательные органы по двум причинам. Во-первых, Горбачев часто собирал вместе людей которые просто не могли вместе работать, и во-вторых, он никогда не использовал их как настоящие совещательные органы, с которыми постоянно консультируются и мнения которых воспринимают серьезно. Более того, он чаще всего говорил своим советникам, а не слушал их».
Познакомившись ближе с Шеварднадзе и его семьей, государственный секретарь Дж. Бейкер был поражен тем, что министр великого Советского Союза более всего думает о своей закавказской родине, не скрывая этого от своих важнейших контрпартнеров. «Я находился, – пишет Бейкер, – в московских апартаментах советского министра иностранных дел и беседовал с энергичной и интеллигентной его женой, которая безо всякого провоцирования открыла мне, что в глубине души она всегда была грузинской националисткой». И, пишет Бейкер, я еще много раз слышал вариации этих взглядов из уст советского министра. Американцы правильно зафиксировали стратегию Шеварднадзе: «Шеварднадзе довел до совершенства свою практику обращения к своим собственным
