Кажется, я начинаю любить кроссовки — в своих детках от Флер Лу-а я бы так не побегала.
— Да стой же! — Хватаю ее за плечо, вынуждая остановиться.
Девушка отшатывается.
— Вы кто?! — Пытается сбросить с себя мою руку.
Зараза, она выше меня почти на голову — издалека казалась поменьше, а сидя на рабском рынке — тем более.
— А ты? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Что вам от меня надо?
— Да стой же ты! — Она высокая и сильная, хоть и тонкая, как сушеный куст. Поэтому приходится ее выпустить и забежать вперед, преграждая дорогу. — Я была прикована в контейнере на соседней циновке. Я такая же жертва, как ты! — Расставляю руки в стороны, демонстрируя, что улизнуть все равно не дам.
Однако мои последние слова все же заставляют блондинку осадить. Она замирает, щурясь вглядываясь в мое лицо, и мне приходится сбросить с себя капюшон.
— Ну же, узнаешь? — Поворачиваю голову то одним, то другим боком.
Девушка качает головой.
Верно, когда меня привезли, она уже была на препаратах.
— А Марла? — хватаюсь за новую зацепку. — Ты помнишь Марлу? Вы были с ней дольше, она меня знает.
В ответ на это имя светлые брови девушки сходятся к переносице.
— Я не знаю, где Марла, — снова качает головой. — Я отказалась идти с теми людьми, а она пошла.
— С какими людьми?
И опять это покачивание.
— Которые нас вывели. Не знаю.
Час от часу не легче.
— Кто это был? — настаиваю, жадно заглядывая ей в глаза. — Полиция? Пожарные? Поджигатели?
— Да не знаю я! — вспыхивает девица и уже с явным намерением избавиться от пиявки в моем лице пытается меня обойти. — Оставьте меня в покое! Я ничего не знаю.
— Стой. Вместе мы можем… — Пытаюсь успокаивающе положить ладонь ей на плечо, но мою руку агрессивно сбрасывают.
— Я ничего не знаю! — она уже не просто огрызается, а чуть ли не брызгает мне в лицо слюной.
Паническая атака у нее, что ли? Во всяком случае, хорошенькую до этого мордашку настолько перекашивает, что начинаю волноваться, не хватит ли ее от нервов инсульт.
Приходится сдать назад, чем блондинка немедленно пользуется, отбегая подальше.
Оборачиваюсь ей вслед: пара зданий по прямой — и куда-то между домов. Все.
— З-зараза, — чертыхаюсь сквозь зубы.
Я опять продула.
Возвращаю на голову капюшон и, убрав руки в карманы, решительно направляюсь в обратную в сторону. Теперь я наверняка знаю, куда мне нужно — в сувенирную лавку!
— Здравствуйте, у вас продаются кроличьи лапки на удачу? — сходу огорошиваю вопросом старичка, все еще моющего витрину.
Тот от неожиданности вздрагивает, но, быстро сориентировавшись, что бог послал ему клиентку, расплывается в щербатой улыбке.
Глава 39
Она действительно классная, тяжеловата немного, но нравится мне куда больше не нашедшихся в лавке кроличьих лапок. Все-таки таскать с собой часть тела мертвого животного — такое себе удовольствие. А это творение рук человеческих — никаких убийств и расчлененки.
— Кх-м, — откашливается Джек, остановившись напротив меня. Вид у него, мягко говоря, озадаченный. — Это что? — Впивается взглядом в мое приобретение.
Невинно хлопаю ресницами и расплываюсь в довольной улыбке.
— Подкова. Разве не видно? — И демонстрирую свою добычу из лавки на раскрытой ладони.
Подкова, конечно, меньше и легче настоящих исторических, но выглядит очень натуралистично, даже специально потерта для стилизации под старину.
Джек едко хмыкает.
— Кто уже успел тебя подковать?
Но нет, ничто не сотрет с моего лица улыбку, когда я наконец приобрела себе долгожданный оберег.
— Завидовать вредно, — заявляю ему, гордо вскинув подбородок, и с нежностью убираю подкову в карман. К моей досаде, она тяжелее, чем я думала, и здорово оттягивает куртку сбоку, но упорно продолжаю делать вид, что все так и задумано. — Сам ты лошадь, — огрызаюсь уже гораздо тише, но чтобы он наверняка услышал.
Он и слышит, но предпочитает только скривиться. Садится рядом.
Верно, Джек не похож на лошадь, скорее уж на вороного племенного жеребца. И самомнения столько же.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда я была маленькой, отец взял меня с собой на скачки. Сделать ставку и показать дочке лошадок, ага. Так вот, такой жеребец, красавец и чемпион гонки, цапнул кормящего его с рук мальчишку прямо на моих глазах. Пальцы мальцу вроде пришили, но с тех пор не люблю коней: смотришь — красиво, но лучше не трогать. С Джеком ассоциируется великолепно.
— Так что, есть улов? — Положив голень одной ноги на колено другой, поворачиваюсь к спутнику, всем своим видом источая любопытство. — Я, как видишь, не ходила никуда дальше соседней лавки, капюшон не снимала, вела себя ниже травы, выше воды… — Брови Джека красноречиво приподнимаются, а четко очерченные губы искривляет ехидная улыбка. — Ну тише воды. — Корчу ему ответную гримасу. — Подумаешь, оговорилась.
Он усмехается вполне по-доброму, тем не менее не упускает возможности меня поддеть:
— Тот, кто мало говорит, меньше оговаривается.
Ладно, видимо, я тоже бужу в нем детсадовское желание всегда оставлять за собой последнее слово. Слышала у одной сетевой гадалки: так бывает, когда люди сходятся энергиями. Ну, минус на минус, плюс на плюс. Хотя, как по мне, сходство между нами только в количестве рук и ног.
— Так польза от встречи есть? — «Прощаю» ему последний выпад.
Кстати говоря, так и не видела, с кем он встречался, несмотря на то что последние минут пятнадцать не сходила с места, сидя на скамье, как прибитая (хозяин лавки сказал посидеть с подковой в тишине, чтобы она настроилась на мою биоволну).
Джек на мгновение поджимает губы, становясь серьезным.
— Есть.
И это его мрачное «есть» ничуть не похоже на радостное «есть» в смысле «аллилуйя!».
Мгновенно напрягаюсь.
— Все плохо, да?
Джек пожимает плечами, барабанит пальцами по колену и смотрит куда-то мимо меня, явно подбирая слова. Мне хочется зарычать, но заставляю себя терпеливо ждать.
Ничего, при беседе с Полом мне тоже часто хочется схватить его за грудки и вытрясти все, что ему известно, быстро и сразу. При Джеке нет Мясника, который обычно мешает проделать нечто подобное с его хозяином, но Джек сам как Мясник — характер паскудный.
— Есть информация, что людей действительно похищают и перевозят куда-то для добычи синерила. — Мое долготерпение наконец приносит плоды. — Куда — информатор не знает, — быстро добавляет Джек, предвосхищая вопросы. — Но твои сведения верные: это длится полгода как минимум. На рабском рынке тоже был человек… — Пауза. — Покупатель, который выбирал самых крепких и выносливых мужчин.
Хмурюсь.
— Но Шон некрепкий и невыносливый.
Джек бросает в мою сторону снисходительный взгляд.
— Если он узнал что-то, чего не должен был знать, то проще — и дешевле — прибрать к рукам некрепкого и невыносливого, чем потом прятать его тело.
— Тем более если речь о сыне Виктора Коллинза, — заканчиваю мрачно.
Если бы я не влезла, то был бы шанс, что отец поверит в то, что у его младшенького отказали тормоза и он улетел незнамо куда навстречу приключениям. Также был бы шанс, что папа оскорбится и обидится на него, как когда-то на меня за мой уход из дома и смену фамилии, и не станет пытаться искать. Однако, в случае смерти любимого сына, Виктор Коллинз не остановился бы, пока не нашел бы преступника.
Когда на Аквилоне погибла мама, отец перевернул всю планету вверх дном. Да что там перевернул — еще и потряс для верности. И тряс до тех пор, пока местные не признали, что якобы случайный взрыв на заводе, над репортажем о котором работала мама, являлся спланированной диверсией, и не призвали диверсантов к ответу.
А раз так, то, в случае смерти Шона, тому, кто это организовал, пришлось бы сдать кого-то своего или же организовать подставное лицо, которое взяло бы ответственность за убийство на себя. А это, опять же, деньги и усилия. Так что логика в рассуждениях Джека определенно есть.
