— Упал, — прошептала Бет, — мой муж.
Мэри Энн рванула к двери. Перила были на месте, но внизу лестницы лежал Дэниэл Кумбс. Перепрыгивая через ступеньки, он споткнулся и потерял равновесие.
Выскочила Бет.
— Он мертв?
— Я–то откуда знаю? — холодно ответила Мэри Энн.
Отпихнув ее в сторону, Бет проворно спустилась к своему мужу. Мэри Энн посмотрела еще секунду и вернулась в квартиру. Туини все еще сидел на кухне; выходя оттуда, он расправил рубашку и одернул галстук. Он был выбит из колеи, но не выглядел встревоженным.
— А копы–то, — сказал он, — ох как будут недовольны.
— Хочешь, чтоб я им позвонила?
— Да, пожалуй.
Она взяла телефон и набрала номер. Закончив, она повесила трубку и посмотрела ему в глаза.
— Ты хотел его убить.
Для нее это было последней каплей.
Туини промолчал.
— Твое счастье, что он вырвался, — сказала она безразлично, — теперь тебе не о чем беспокоиться.
— Хочется верить, — согласился Туини.
Мэри Энн присела.
— Приложи что–нибудь себе к лицу.
Скула — там, где они с Бет вцепились в него — кровоточила.
— Что ты сделал с ледорубом?
— Положил обратно в ящик, естественно.
— Ступай вниз и убедись, что она не станет об этом болтать. Торопись, пока они не приехали.
Она уже слышала вой сирен.
Туини послушно двинулся к двери. А Мэри Энн осталась сидеть, потирая ступню, которую подвернула, когда повисла на Туини, а он поволок ее. Через некоторое время она встала и пошла в спальню. Там она переоделась в юбку и блузку и уже вставала на каблуки, когда приехала полиция.
Когда она спускалась по лестнице, первый полицейский — она запомнила его с прошлой ночи — внимательно посмотрел на нее.
— Вас я не помню, — сказал он.
Мэри Энн ничего не ответила. Она остановилась, чтобы взглянуть на труп Кумбса, и где–то на краю ее сознания мелькнула мысль о том, что на работу попасть сегодня уже не удастся.
Глава 13
Однажды утром в начале декабря Джозеф Шиллинг стоял и рассматривал свою уличную витрину. Солнце ярко светило, и он хмурился, представляя, как деформируются пластинки в конвертах. Потом он вспомнил, что конверты пусты — прежде чем выставить их на витрину, он сам вынул все диски. Довольный, он отпер дверь и зашел в магазин.
На прилавке громоздились кипы пластинок. Оставив их пока без внимания, он взял из стенного шкафа швабру и принялся расчищать сор, скопившийся возле двери за ночь. Закончив, зашел обратно и включил в сеть акустическую Hi–Fi систему, установленную над дверью. Выбрал из груды пластинок на прилавке и поставил на проигрыватель «Музыку на воде» Генделя.
Когда он снова вышел, чтобы развернуть тент, за его плечом возникла Мэри Энн Рейнольдс.
— Я думала, вы открываетесь в восемь. Я уже полчаса здесь сижу, — сказала она, указывая на «Синего ягненка».
— Я открываю в девять, — сказал Шиллинг, аккуратно раскручивая тент, — или вроде того. На самом деле у меня нет четкого расписания. Иногда, в дождливые дни, не открываю и до полудня.
— Кого вы наняли?
— Никого, — ответил Шиллинг.
— Никого? Всю работу один делаете?
— Иногда ко мне заходит помочь старая подруга. Учительница музыки.
— Вы имеете в виду Бет Кумбс.
— Да.
— Вы слышали, что случилось с ее мужем?
— Да.
— Вы меня помните?
— Конечно, помню, — он был тронут до глубины души и с трудом подбирал слова, — я время от времени вспоминал вас и гадал, что же из вас вышло. Вы девушка, которая приходила наниматься на работу.
— А можно я зайду и присяду? — спросила Мэри Энн. — У меня от этих каблуков ноги болят.
Шиллинг зашел в магазин следом за ней.
— Извините за беспорядок… не было времени прибраться.
Оркестр громыхнул, и он нагнулся, чтобы убавить звук.
— Вы знаете миссис Кумбс? — Он старался говорить непринужденно, чтобы эта беспокойная и зажатая девушка немного расслабилась. — А где вы с ней познакомились?
— В баре. — Мэри Энн уселась на подоконник и скинула туфли. — Вижу, вы убрали несколько будок для прослушивания.
— Мне не хватает места.
Девушка посмотрела на него прямо и внимательно.
— А хватит вам трех будок? А что, если посетителей будет толпа?
— Да вот все жду, чтобы проверить, — откровенно признался он.
— Вы вообще прибыль получаете? — Она массировала ступню. — Может, вам и нанимать–то никого не надо.
— Сейчас я готовлюсь к Рождеству. Если повезет, магазин, возможно, еще оживет.
— А что случилось с этим — как бишь его? — с тем певцом? Карьера заладилась?
— У Чада? Не совсем. Мы послали записи в Лос–Анджелес, но никто пока не откликнулся.
Девушка задумалась.
— Полу Нитцу он понравился. А мне показался дурачком каким–то. — Она пожала плечами. — Ладно, неважно.
Шиллинг стал раскладывать пластинки на прилавке, и какое–то время оба молчали.
Она сидела на подоконнике, как будто все–таки устроилась к нему на работу, как будто не развернулась и не выбежала тогда из магазина. В тот день он допустил грубую ошибку. Она ему понравилась, и он ее вспугнул. На этот раз он будет осторожней; теперь — надеялся он — все пойдет как надо.
— Вам нравится? — спросил он.
Смотрелась она так, как будто жила на этом подоконнике; словно кошка, она вошла и сделала это место своим. Теперь она приноравливалась, устраивалась здесь поудобнее.
— Магазин? — спросила она. — Я же вам говорила. Да, очень нравится. Здесь так мило, — голос ее прозвучал сухо и как–то по–деловому. И это смутило его.
— А ко мне вы, похоже, настроены враждебно, — заметил он.
Девушка не ответила. Она надевала туфлю.
— Вы сказали, что встретились с Бет в баре, — сказал Шиллинг, переводя разговор на более безопасную тему. — Это было здесь, в Пасифик–Парке? Раньше вы не были знакомы?
— Нет, раньше не были.
— А тогда вы ее уже знали? В тот день?
— В тот день ее еще здесь не было, — напомнила ему девушка, — они приехали позже.
— И как она вам показалась?
— Она привлекательная, — в ее голосе прозвучала нотка зависти, — у нее отличная фигура.
— Она толстая.
— Я так не думаю, — сказала Мэри Энн, закрывая тему, — а вот этот человечек, Дэнни Кумбс, он был неприятный. Что–то с ним было не так.
— Согласен, — сказал Шиллинг. Он вытащил пластинку из конверта и, взяв за края, просматривал, нет ли царапин. — Однажды Кумбс пытался меня убить.
— Правда? — заинтересовалась она.
Положив пластинку, Шиллинг подтянул рукав пиджака, вынул золотую запонку, расстегнул рукав белой хлопковой рубашки и показал запястье. Между волос пролегал бугристый шрам.
— Он ударил по этому месту железным прутом и сломал мне руку. Но тут подоспел мой Макс.
Пораженная, она смотрела на шрам во все глаза.
— Он и Туини пытался убить, но… — она осеклась, — ничего не вышло.
— Бет рассказала мне кое–что об этом. — Он вставил запонку на место и поправил пиджак. — В Кумбсе была какая–то патология… а в присутствии негра она, очевидно, расцвела пышным цветом. Негр — это тот музыкант, насколько я понимаю.
— Типа того. А почему Кумбс хотел вас убить? Вы были с его женой?
Шиллинг смутился.
— Ничего подобного. Кумбс всегда ходил по краю. Он жил в искаженном, пропитанном ядом мире.
— Почему же она за него вышла?
— Бет сама немного того. Их мании сошлись, как кусочки головоломки, — сказал он. — По словам Бет, Дэнни выгнали из начальной школы за то, что он подглядывал за девочками в раздевалке. А потом он вырос и стал делать то же самое, только через видоискатель.
— А ей нравится… показывать себя, — с отвращением произнесла Мэри Энн.
— Бет работала натурщицей. Там они с Кумбсом и познакомились… у него было фотоагентство. Ему нужна была модель, готовая позировать обнаженной. Можете представить, как она была счастлива. Вот они и договорились к полному взаимному удовольствию.
Когда Кумбс погиб, он, конечно, вздохнул свободнее. В одиночку Бет представляла собой небольшую угрозу или даже вовсе никакой; ошибка, совершенная пять лет назад, наконец перестала отравлять ему жизнь. Теперь все могло измениться.
— Я не сожалею о его гибели, — произнес он.
— Нехорошо говорить так о мертвых, — сообщила ему Мэри Энн.
— Почему? — удивился он.
— Просто нехорошо, и все. Он же был человеком, верно? Убивать никого нельзя. Высшая мера и все такое, это все нехорошо.
Она кивнула, закрывая эту тему.
— Я пойду переобуюсь; эти туфли я надела, чтоб выглядеть постарше.
Это насмешило его.
— Я знаю ваш возраст. Вам двадцать лет.
— Да вы экстрасенс. — Она поковыляла к двери. — Я иду домой переодеваться. С работой все решено? Мы договорились, так ведь?
