Все с тем же спокойствием он застегивал рубашку.
Зато я весь дрожал от скопившейся энергии, которую требовалось извлечь из тела и побыстрее.
— Красивая новенькая; естественно, парням стало… любопытно, — добавил Гибс, тщательно подбирая слова. — Новенькие всегда интересные. — Он помолчал и, улыбаясь, добавил: — А красотки еще лучше.
— Разговоры прекращаются, — прорычал я, взбудораженный тем, что в команде болтали о ней.
Я видел это в ее взгляде.
Слышал в голосе.
Эту уязвимость.
Она не похожа на других.
Она другая.
Я знал ее всего час, но чувствовал, что здесь надо будет разобраться.
С Шаннон Линч что-то случилось; что-то очень плохое, раз ей пришлось менять школу.
И мне это не нравилось.
— Понято, — усмехнулся Гибси, затягивая петлю на своем красном галстуке. — Удачи тебе, бро.
— Ей пятнадцать, — угрожающим тоном произнес я, напрягаясь еще сильнее.
В марте исполнится шестнадцать, но это ничего не меняет.
Целых два месяца она будет пятнадцатилетней.
— Она еще маленькая, — добавил я.
— И это говорит дебил, который с первого года учебы здесь сует свой член во все, что движется, — язвительно усмехнулся Гибси.
Тут Гибси попал в точку.
Так оно и было. Невинности я лишился в первый год с Лореттой Кроули — которая была на три года старше меня и опытнее на целую жизнь — после занятий, за школьными хозяйственными корпусами.
Да, и это получилась настоящая катастрофа.
Я психовал, двигался неловко, понимая, что еще слишком юн, чтобы совать член куда-то, кроме собственной руки. Но наверное, все сделал правильно, потому что Лоретта несколько месяцев подряд с удовольствием уединялась со мной в том же месте. Потом я начал тренироваться и отказался от встреч.
Хотите знать, какой тип девчонок меня привлекал? Мне было без разницы, блондинка или брюнетка, пышка или худышка.
Я предпочитал девиц постарше; все, с кем я встречался, были старше минимум на пару лет.
Иногда намного старше.
Это был не фетиш или типа того.
Мне просто нравилось, что девчонки постарше привносят в отношения ауру без драмы.
Мне было приятно с ними, а без них — еще приятнее.
Это не значит, что меня совсем не интересовала партнерша.
Интересовала.
И пока мы были вместе, я оставался ей верен.
Я не трахался со всеми подряд.
Если девчонке хотелось эксклюзива, без всяких условий, то я с удовольствием шел ей навстречу. В отличие от большинства парней меня не привлекали охота и преследование. Если какая-то девица рассчитывала, что я начну за ней бегать, она напрасно теряла время. И сейчас я вообще не годился на роль бойфренда. Не то чтобы я не хотел быть с кем-то, просто у меня не оставалось времени на регулярные свидания и все такое прочее.
Я был слишком занят.
Еще одна причина, почему я предпочитал девушек постарше.
Они не ждали от меня чудес.
Например, сейчас я развлекался с Беллой Уилкинсон, шестигодкой, мы встречались с прошлого апреля.
Сначала Белла понравилась мне тем, что она не таскалась за мной по пятам. Ей было девятнадцать (то есть на пару лет больше, чем мне), и она не ставила передо мной невидимую планку, которую я не мог или не хотел взять. После наших встреч я спокойно уходил и сосредотачивался на регби, а она оставляла меня в покое.
Однако через несколько месяцев я вдруг понял: Белле интересен вовсе не я сам.
Ей нравилась вся эта дребедень с моим особым положением в школе.
Беллу интересовал только статус, и к тому времени, когда я это понял, мне уже было слишком удобно и слишком лениво что-то менять.
Она хотела мой член.
Вот так.
Ладно, мой член и мой статус.
Ожидания Беллы сводились к одному, ее требования — тоже. На то и другое меня более чем хватало еще каких-то пару месяцев назад.
В начале ноября я получил травму, перенес операцию и с тех пор пальцем не притронулся к Белле — мне даже смотреть на нее было больно, не то что укладываться с ней в постель. Но суть в том, что, когда такое происходило, для меня это был только секс.
Стабильные оргазмы.
Где-то в подсознании я понимал: это нездоровый подход к жизни и общению с противоположным полом, и наверное, я пресытился, но, когда живешь в мужском мире, мальчиком оставаться трудно.
Надо учесть, что я играл в регби на таком уровне, где в команде были мужчины гораздо старше меня.
Разговоры, которые там велись, тоже предназначались для мужчин гораздо старше меня.
И женщины там тоже были для мужчин гораздо старше меня.
Женщины, а не девчонки.
Господи, да если бы мать знала хотя бы о половине женщин, предлагавших себя мне (взрослых женщин), она бы вытащила мою задницу из Академии и держала бы дома под замком, пока мне не стукнет двадцать один.
В каком-то смысле у меня украли детство; и все потому, что я умел играть в регби.
Я повзрослел очень быстро, принимая на себя роль мужчины, когда только-только вылупился из мальчишек. Меня тренировали, толкали вперед, на меня давили и учили выигрывать.
У меня не было детства и общения со сверстниками.
Вместо них — возложенные на меня ожидания и карьера.
Секс — это вознаграждение, которое я себе позволял за то, что… был хорошим.
За то, что все остальное держал под контролем.
За то, что благодаря железной воле и безупречному контролю балансировал между школой и спортом.
Я не был исключением.
В команде Академии только двое игроков обзавелись постоянными подружками, остальные вели себя не лучше меня.
На самом деле даже хуже.
Я проявлял осторожность в таких делах.
Они — нет.
— Мы говорим не обо мне, — сказал я Гибси, возвращаясь в сегодняшний день и чувствуя, как растет гнев. — Она совсем ребенок, слишком маленькая для всех вас, озабоченных кабанов. Все, кто здесь находится, обязаны с этим считаться.
— Пятнадцатилетняя для тебя ребенок? — смущенно произнес Гибси. — Что за пургу ты несешь, Джонни?
— Пятнадцать — слишком юный возраст, — рявкнул я, досадуя на них и самого себя. — И это незаконно.
— А-а, — понимающе улыбнулся Гибси. — Понимаю.
— Да ни хрена ты не понимаешь, Гибс, — огрызнулся я.
— С каких это пор тебя интересует, чем мы занимаемся?
— Меня не интересует, делайте что хотите и с кем хотите, — горячо произнес я. — Только не с ней.
Гибси заулыбался во весь рот с явным намерением приколоться:
— Еще пара таких фраз — и я начну думать, что ты залип на эту девчонку.
— Я не трахаюсь направо и налево, — бросил я, проглотив его наживку.
— Расслабься, Джонни, — вздохнул Гибси. — Не планировал я к ней подкатывать.
— Ладно, — выдохнул я, только сейчас заметив, что задержал дыхание.
— А вот за остальных не скажу, — добавил он, указав большим пальцем за спину.
Оцепенело кивнув, я переключил внимание на шумную раздевалку и встал. Возбуждение так и перло из меня.
— Слушайте все, — прорычал я, привлекая внимание. — Насчет девицы, которая была сегодня на поле.
Я дождался, пока мои подопечные угомонятся. Потом еще подождал, пока до них дойдет, о ком я говорю. А дальше меня прорвало:
— Все помнят, что там было? Это стремное позорище для кого угодно, особенно для девочки. Поэтому я не хочу, чтобы вы трепались об этом в школе и после школы. — В моем тоне появились угрожающие нотки. — Если до меня дойдет, что кто-то из вас чесал языком про нее… Короче, понятно, что будет.
Кто-то хихикнул, и я вызверился на виновника.
— У тебя, Пирс, две сестры, — резко напомнил я, глядя на покрасневшего хукера[17]. — Как бы ты себя чувствовал, случись такое с Мэрибет или Кейденс? Хотелось бы тебе, чтобы парни болтали о ком-то из них?
— Нет, конечно. — Пирс покраснел еще гуще. — Извини, Кэп, — пробормотал он. — От меня ты ничего подобного не услышишь.
— Умница, — кивнул ему я и продолжил разговор с командой: — Про то, что произошло с ее одеждой, — никому ни слова. Ни друзьям, ни любимым мягким игрушкам. Улетучилось. Стерлось. Вообще никогда не случалось. И раз мы затронули эту тему, вообще не заговаривайте с ней, — добавил я, войдя в раж. Этого я требовал уже по чисто эгоистичным причинам, о которых не позволял себе особо задумываться. — Никаких замечаний на ее счет. Вообще не смотрите в ее сторону.
