крепко привязана: она дважды дернула и
почувствовала, как веревка туго натянулась — Таликтрум привязал ее к пирсу.
Они соскользнули вниз, черные бусины на нитке. Когда Таликтрум появился
седьмым, его тетя едва сдерживала ярость.
— Ты мог бы попасть в меня этим крюком, — сказала она. — И, как сын
24
-
25-
Талага, ты должен был спуститься по веревке последним.
Таликтрум пристально посмотрел на нее.
— Я последний, — сказал он.
— Что? — Дри быстро сосчитала. — Где Найтикин?
Таликтрум ничего не сказал, только опустил глаза.
— О нет! Нет!
— Это сделал мальчик, — сказала Энсил. — Какое-то рыбацкое отродье.
— Найтикин, — сказала Диадрелу. Ее глаза не переставали двигаться, выискивая угрозы среди ящиков и бревен, сложенных вокруг них, но ее голос был
глухим и потерянным.
— Он спас нас, — сказал Таликтрум. — Мальчик был демоном, он пытался
перерезать веревку и утопить нас. Кто знает, тетя? Может быть, это тот самый
парень, который рыдал из-за своего корабля. Тот, которого ты нашла таким
очаровательным.
Диадрелу моргнула, глядя на него, затем встряхнулась.
— Бежим, — сказала она.
К счастью, никаких неприятностей не произошло ни на барке, ни во время
прыжка с ее поручней на пришвартованное рядом судно для ловли креветок. Но на
борту небольшого суденышка чуть не произошла катастрофа: ее команда
пробиралась по баку, когда лодка качнулась и поток трюмной воды обрушился на
них, как река в половодье. Но они сцепили руки, как и положено икшелям, а те, что
были в конце, крепко схватились за крепительную утку, и поток прошел.
Мгновение спустя они подбежали к темной стороне рулевой рубки и взобрались по
ней на крышу.
Еще одна проблема. Носовой канат с «Чатранда» проходил прямо над ними, один из десятков канатов, привязывающих корабль, как колоссального быка, почти
ко всем неподвижным предметам на пристани. Этот тянулся от рыбацкого пирса —
из той самой точки, к которой они направлялись, — делал низкую петлю над
судном для ловли креветок, а затем резко поднимался на сотню футов или более к
верхней палубе «Чатранда».
Забраться на канат было достаточно просто, но подъем по нему оказался
ужасен. Если вы когда-нибудь карабкались по мокрому и скользкому дереву, то, возможно, имеете некоторое представление об их первых минутах. Теперь
представьте, что дерево не в шесть или семь раз выше вас, а в двести, без ветвей и, к тому же, грязное от смолы, водорослей и острых кусочков ракушек. И имейте в
виду, что у этого дерева нет ни коры, ни каких-либо опор для ног, и оно вздымается
и изгибается вместе с медленным покачиванием корабля.
Вверх и вверх, один перехват за другим. Когда они были в шестидесяти футах
от палубы, на горизонте появилось солнце, выглядывая из-за дождевых туч, и Дри
знала, что они открыты для взгляда любого гиганта, который посмотрит в их
сторону. Дюйм за дюймом, руки кровоточат от колючей веревки. Все это время она
ждала крика: Ползуны! Ползуны на швартовом канате!
25
-
26-
Последним кошмаром была крысиная воронка: широкий железный конус, надетый на эту и любую другую швартовную веревку, чтобы паразиты не сделали
именно то, что пытались сделать икшель. Устье воронки открывалось вниз и
расширялось, подобно колоколу, дальше, чем любой из них мог дотянуться. Дри и
Таликтрум тренировались ради этого момента на настоящем колоколе, в храме в
Этерхорде, но воронка была бесконечно хуже. Конус весил больше, чем все они
вместе взятые.
Двое из Восточного Арквала забрались внутрь, уперлись плечами в стенку
воронки и оттолкнулись ногами от тяжелой веревки. Задыхаясь и обливаясь потом, они наклонили воронку набок. Дри и Таликтрум ухватились за веревку ногами, как
будто ехали верхом на лошади, и наклонили верхние половины своих тел над краем
воронки.
— Вперед! — рявкнула она, и ее люди перелезли через них, используя их
спины и плечи как ступеньки. Затем: — Вы! — паре внутри воронки, и рядом с ней
зашипел Таликтрум. Дри тоже чувствовала это: огромный вес воронки, разрывающий ее ребра. Восточные арквали выползали из-под их ног, разворачивались на веревке ( Быстрее, о Рин, быстрее! ) и карабкались, как и
остальные, вверх по ее телу и телу Таликтрума. Зубы ее племянника были
стиснуты, а губы растянуты в гримасе боли. Но вместе они выдержали эту тяжесть.
— Поднимайся, тетя, — прошептал он.
Дри покачала головой:
— Ты первый.
— Я сильнее...
— Иди! Приказ! — Она не смогла вымолвить больше ни слова. И все же он
ослушался! Он взглянул вниз на ее выпирающие ребра, казалось, размышляя.
Затем, с той же грацией акробата, что и его отец в двадцать лет,
