других семей пожарных пламя поселковых стихий
бушует где-то, как на другой планете, а муж просто ходит на работу, то для Каргинских все пожары
180
Выберино проходят через их жизнь. Жена привыкла к тому, что её супруг Борис Борисыч больше
живёт в караулке, чем дома, привыкла к плащу на гвоздике и иногда, когда прохладно, а муж не
видит, она и сама накидывает его, чтобы вынести бурдушку поросёнку. Однажды в дождь, надев
ещё и каску, она оказывается застуканной мужем. Только чудом Каргинского от такого святотатства
не бьёт родимец. Инцидент заканчивается шумным скандалом с битьём крепких гранёных
стаканов и элементами взаимного выдворения друг друга из общей государственной квартиры.
– Ответь-ка для начала, – обращается Каргинский к Роману, – как правильно сказать
«пожарник» или «пожарный»?
Да кто ж его знает? Роману и в голову не приходило когда-либо задумываться об этом.
Растерявшись, он видит вдруг, как Андрей из-за спины начальника рисует в воздухе букву «И».
– Пожарник, – уверенно говорит Роман.
И тут Каргинский взрывается рёвом:
– А-а! Да не «пожарник», а «пожарный»! Тот, кто говорит «пожарник», не уважает наш труд! Да
если я прибуду с целью тушения возгорания, а хозяин скажет мне «пожарник», так я и тушить не
стану! Я ему не ванюшка какой-нибудь, не алкаш! Мы серьёзные труженики – пожарные! А не
какие-то там пожарники!
Андрей, отвернувшись, хохочет так, что его спина ходит ходуном. На мгновение усилием воли
он приводит лицо в серьёзное выражение. Каргинский орёт так, что даже слюной во все стороны
брызжет, а Роману любопытно – никакой особенной злости в нём нет, всё светло, без зла.
– Да куда ты денешься-то? – вставляет Андрей. – Всё равно тушить будешь…
– Нет, не буду! Не буду, и всё тут! – ещё круче взвивается Каргинский.
Его ещё минут десять распаляют, но делать это бесконечно скучно, и на начальника машут
рукой.
– Возьми-ка вот, почитай, – ещё толком не остыв, говорит Каргинский, протягивая Роману
маленькую книжечку.
– С личной полки, небось, – снова поддевает Андрей.
– Не с твоей же…
Роман читает, остальные возвращаются за домино, изредка подкалывая Каргинского мелкими
шпильками, но тут же и вынимая их, не доводя его до новой бури. Роман чувствует, что сходу
вникнуть во всё новое он не может. Более того, он почему-то вообще не способен понимать текст,
не может продраться за суконные слова инструкции. Со своей беспрерывной работой он, кажется,
и думать привык больше руками, чем головой.
– Вы бы лучше практически, на деле, всё это мне объяснили, – просит он начальника во время
очередного размешивания домино, – так я быстрее пойму.
Каргинский поворачивается к новенькому всем корпусом и пристально, продолжительно
смотрит. Слово «практически», заставляет караульного проникнуться к новенькому уважением. «А
ведь, возможно, из этого малого, – как будто думает он, – может выйти замечательный пожарный».
– Пойдём в гараж к боевым машинам, – строго, уже ввиду предстоящего объяснения, говорит
он, тут же оставляя домино.
– Так надо бы партию-то закончить, – напоминает Андрей.
– Отставить! – коротко бросает Каргинский.
– Ну всё, пропал Ромка, – со вздохом говорит Андрей.
– Коржов! Прекратите разлагать дисциплину! – приказывает начальник.
– А чего ты орёшь-то? Ой, вот дурак так дурак…
– А я говорю, всё равно прекратите!
– Ладно, ладно, прекратил уже. Иди муштруй, генерал…
В гараже Каргинский и вовсе переходит на специальный язык наставления по пожарному делу, в
котором Роман пока что ничего не понял. Эту книжку начальник, оказывается, знает наизусть. Но
больше всего новичка поражают его обширнейшие комментарии к этой вовсе не сухой, как только
что казалось, инструкции.
Каргинский рассказывает о машине, кажется, всё, что только можно о ней знать в принципе.
Рассказывает всё о пожарном насосе, о пожарных рукавах, о том, какие рукава производились в
разных городах Советского Союза за последние пятнадцать лет, о том, сколько миллиметров
сечение каждого, как называются соединения, то есть те гайки, что закреплены на концах
матерчатых рукавов, и какие соединения существуют во враждебных капиталистических странах, в
частности, в высокоразвитой Японии. Начальник говорит громко, повышенным голосом, словно
выветривая из головы новенького его «пожарника». Наконец останавливается, прикидывая не
упущено ли чего, и обещает, что на следующем дежурстве будет тренировать Романа в установке
трехступенчатой лестницы марки такой-то, влезать по ней на второй этаж, быстро надевать
пожарную робу и пользоваться спасательной верёвкой.
Занятие окончено. Новоиспечённый боец с дымящимися мозгами, ошарашенный
существованием неизвестного пласта жизни в уже, казалось бы, достаточно знакомом мире, робко
возвращается в караульное помещение.
181
– Ну что, Роман, теперь наша очередь тебя стажировать, – кивнув на домино, говорит самый
пожилой с продолговатым лицом, которого все называют Арсеньевичем.
– Я не играю, – отмахивается Роман.
– Как это «не играю»? А как же ты работать будешь? Садись, садись. Вливайся в коллектив. Ты
знаешь, как проходят испытание на звание пожарного? Не знаешь? Надо проспать без просыпа
сорок восемь часов. Если проснёшься раньше, значит, не подходишь… Я тут вчера в магазине за
хлебом стою, а впереди две старухи, – рассказывает он уже всем. – Одна и спрашивает другую:
«Как у тебя внучок-то? Растёт?» Та отвечает: «Растёт, растёт. Поест, да и спит себе, спит, как
пожарник». Вот как о нас… А где что загорит, так готовы в ноги поклониться… Хотя, баба, которая
будет кричать, что пожарники без воды приехали, на любом пожаре найдётся.
Каргинский входит в караульное помещение с охапкой старой робы. Бросает кучей около
дивана, щедро предлагает:
– Примеряй!
Роман начинает наряжаться. Вся роба в этом ворохе почему-то странная: куртки широченные с
длинными рукавами и кургузые брюки с гачами чуть ниже колен, да ещё с проймами, как на шортах
ребёнка. Однако вид Романа никого не смешит: такой наряд привычен для всех. Наконец, более
или менее подходящий комплект подобран. Пуговица на нём лишь одна, куртка в двух местах и
штаны промеж ног распороты. Каргинский достаёт из кармана горсть блестящих пуговиц и катушку
ниток с воткнутой иголкой: действуй! Роман принимается за работу. Это занятие уже автоматически
сближает его со всеми. Мужики вдруг вспоминают, что все они работают в пожарной части и
ударяются в пожарные воспоминания, случаи и анекдоты. Но всё это не столько для себя, сколько
для того, чтобы ввести новичка в свою атмосферу.
– Одного начальника караула уволили за пьянку, – рассказывает Сергей, заменив сегодня
обычного «пожарного» «начальником караула» и это сразу оживляет старый анекдот, потому что
все принимаются наблюдать за реакцией Каргинского. – Уволили, значит. . И куда ж ему бедному
податься? Пойду-ка, думает, в милицию. Пошёл, приняли. А он и там взялся заглатывать, как кит.
Выпинали и оттуда. Идёт по улице. Куда
