барельефе амур с нимфами тянет «путы любви», обволакивающие весь мир. На другом – амур стоит на жертвеннике, нимфы приносят дары, а в светильнике горит огонь.
Нет сомнений, что это символичный финал шествия амуров в Зеленом зале, но мы можем только догадываться, что он значил для хозяйки дома. Возможно, так она оправдывала роман с Александром Соймоновым – амур опутал ее своими сетями.
Анну Лобкову называли обаятельной, умной и энергичной женщиной. Она не жалела денег на воспитание сына: Сергей Соболевский уже ребенком читал по-латыни и собирал редкие, ценные книги. В 1817 году Анна отправила сына в Благородный пансион в Петербурге, где он учился вместе с братом Александра Пушкина Львом – так Сергей Соболевский и подружился с великим поэтом. Через три года Анна продала свой роскошный дом, но по-прежнему в нем жила – только не как хозяйка, а как квартирантка. Представляете, как тяжело ей было ходить по парадным залам, дотрагиваться до мраморных колонн, рассматривать барельефы и понимать, что это больше не принадлежит ей?
Вероятно, у Анны заканчивались средства, раз ей пришлось пойти на такой шаг. Может, настолько великолепный дом был все-таки не по карману? А может, Сергей слишком разбрасывался деньгами матери? После учебы он вернулся в Москву, снял отдельный дом и зажил как богатый повеса. Его кутежи прекратились в 1827 году, когда Анна умерла, не оставив завещания. Сергей как внебрачный ребенок не имел прав на наследство, а беспокоить больную мать такими разговорами не решился. «Перенеси мужественно перемену судьбы твоей, то есть по одежке тяни ножки, все перемелется, будет мука. Ты видишь, что, кроме пословиц, ничего путного тебе сказать не умею», – поддерживал друга Александр Пушкин.
А дом в Козицком переулке почти до конца XIX века превратился в доходный. У Анны Лобковой его купил князь Борис Голицын, но через два года он внезапно умер от удара. И хотя его наследники дом продали, новые владельцы в нем тоже не жили, а использовали его для заработка и сдавали в аренду. Как писал мемуарист Николай Давыдов: «Во всем чувствовалось что-то новое, улицы те же, да и строений новых возникло не так уж много, а прежней Москвы не стало».
История четвертая
Особняк Хрущевых – Селезневых на Пречистенке
«Что, бишь, слышал я вчера? Да, свадьба в городе. Есть богачи Хрущевы на Пречистенке, у них штук четырнадцать детей и, между прочим, дочь одна, фаворитка и баловень, собою не завидна. Она замуж идет за Нарышкина, полковника… Кричали о миллионах; но домашний мне сказывал, что дают 600 душ, 100 тысяч рублей деньгами, приданого на 40 тысяч», – так передавал городские сплетни своему брату московский почт-директор Александр Булгаков в 1821 году. Дом хлебосольных Хрущевых, куда часто заезжали поесть, выпить, поплясать и поиграть в карты, был на слуху в Москве. Однажды с ним приключилась забавная история – особняк на Пречистенке собирались оцепить.
Дело было в 1830 году, когда поползли разговоры, что у Хрущевых заболели холерой. Оказалось, теща хозяина усадьбы, помещика и отставного прапорщика Александра Хрущева, приготовила новое блюдо, а домочадцы так объелись, что им стало плохо. Обжорство, а не холера! Суматоха и столпотворение были повседневной жизнью для Хрущевых. Уже не четырнадцать, а пятнадцать детей, старшие со своими семьями, да еще и родственники-приживалы – все теснились в одном доме, в жилых комнатах на антресолях и в мезонине. И как они умудрялись там размещаться? А в парадных залах принимали бесконечную вереницу гостей. «Вообрази, что у них готовят обед на 260 человек», – говорил тот же самый Булгаков в другом письме.
«Все было хорошо, богато и пристойно в доме сем, кроме молодой хозяйки», – так, не церемонясь, отзывался об Агафье Хрущевой мемуарист Филипп Вигель. Он познакомился с семьей Хрущевых в 1812 году в Пензе. Французы наступали на Москву, и в Пензе собралось немало дворян. Филипп Вигель вспоминал: «Имела грубые манеры простой крестьянки и что еще хуже того <…> спозаранку начала она явно придерживаться хмельного. Пить и родить, вот все, что <…> умела делать в жизни». В Александра Хрущева, соседа по имению, Агафья Улыбышева влюбилась в семнадцать лет. Он был на одиннадцать лет старше и «наружностью похвастать не мог», по словам Филиппа Вигеля.
Да вот незадача – ее матери, вдове, приглянулся старший брат Александра Петр. Заключить два брака и породнить близких родственников не разрешалось, поэтому мать уступила дочери. Александр и Агафья сыграли свадьбу, а она жила с Петром без семейных уз. Александр Хрущев участвовал в войне с Наполеоном в составе лейб-гвардии Преображенского полка. И в 1814 году в тридцать восемь лет купил усадьбу на Пречистенке у наследницы дальнего родственника жены, князя Федора Барятинского. Главный дом на углу улицы сгорел в пожаре, от него остался только каменный подклет, то есть нижний хозяйственный этаж, а поэтому усадьбу продавали недорого, хотя по размерам она занимала целый квартал.
Пречистенка одна из первых возродилась после пожара 1812 года, но уже в другом облике – на смену московскому классицизму пришел следующий его этап, ампир. Вдоль улицы вытянулись фасады с колоннами. Их усыпали военными эмблемами, лавровыми венками, львиными масками и сюжетами из истории Древнего Рима и Древней Греции. Если раньше строили внушительные дворцы, то теперь возводили скромные особняки, больше напоминавшие загородные дома. «Стоит час походить по кривым и косым улицам Москвы – и вы тотчас же заметите, что это город патриархальной семейственности: дома стоят особняком, почти при каждом есть довольно обширный двор, поросший травою и окруженный службами», – как писал Виссарион Белинский.
Хрущевы построили новый дом на старом подклете, но сделали его почти в два раза меньше, а по бокам поместили просторные каменные террасы. Спорим, вы их не заметили с первого взгляда? Но что сразу бросается в глаза – так это два нарядных фасада с двумя колоннадами. По улице Пречистенке над колоннами возвышается мезонин – надстройка над средней частью дома. А в соседнем Хрущевском переулке (его, как вы догадались, назвали по фамилии владельцев) стоят парные колонны. Между ними спрятались любопытные скульптурные барельефы, повествующие о жизни Одиссея, царя острова Итака и героя мифов.
Слева – история о том, как Одиссей не хотел идти сражаться с Троей, а поэтому притворился сума-сшедшим. Он взял плуг и стал засевать поле солью. Древние греки разгадали хитрость царя и положили в борозду единственного сына Одиссея Телемаха. Герою ничего не оставалось, как присоединиться к походу. В центре – сюжет о том, как сам Одиссей разоблачил Ахиллеса. Его мать Фетида знала, что Ахиллес погибнет под стенами Трои, а поэтому переодела сына в женскую одежду и спрятала
