— А этого человека не волнует, что я буду делать с его паспортом?
— Что ты имеешь в виду?
— К примеру, я могу набрать банковских кредитов, используя этот паспорт, — предложил я новую тему.
— Этих людей едва ли это волнует. С них нечего спросить и взять. Он просто ответит, что потерял паспорт. Да и легко установить, что кредиты брал не он. Но в твоих интересах — не портить историю документа. Это позволит тебе спокойно применять его.
— Работать и платить налоги на имя того парня, — добавил я.
— Работать и платить налоги — не обязательно и даже — глупо. Лучше путешествовать. Так что ты об этом думаешь?
— Звучит хорошо. Надеюсь, встретимся на свободе и реализуем твой сибирский план, — осторожно утешил я соседа, скрыв своё скептическое отношение к услышанному.
Я хорошо знал, как будучи друзьями по армейской службе или заключению, люди разъезжаются, каждый своей дорогой, и больше никогда не пересекаются в этой жизни.
Однажды, вернувшись в камеру после прогулки, Биван сразу свернул себе сигарету и закурил. Скурив половину, его лицо покраснело, глаза стали стеклянными. Было очевидно, что сознание его покинуло, душа, вероятно, отправилась в путешествие транссибирской магистралью. Докурив сигарету, он остался сидеть с открытыми стеклянными глазами, ничего не видя и не слыша. Просидев с часок, подобно овощу, его тело медленно перебралось на кровать. Пару часов спустя, он пришёл в себя. Вокруг глаз появились тёмные круги, лицо посерело, речь и движения выдавали усталость. Было очевидно, что эта сигарета немного убила его.
— Биван, как ты? — попробовал я заговорить с ним.
— Я — отлично, — заторможено ответил он с глуповатой улыбкой на уставшем лице.
— Что это было? — поинтересовался я.
— Героин.
— Это можно найти здесь? — удивился я.
— Да, если тебя знают, и ты можешь это как-то оплатить, — неохотно объяснил он.
— По-моему, водка — лучше, — предположил я.
— Я знаю. В географическом журнале упоминается, что водка у русских очень популярна.
— Водка не так убивает, как наркотики, — заявил я.
— Кому что нравится, — вяло пожал плечами Биван.
— Азиатам — лучше жевать и курить наркотики. Водка их быстро убивает. Русским же — лучше ограничиться водкой, наркотики нам противопоказаны, — рассуждал я.
— Кстати, здесь некоторые изготавливают алкоголь, — консультировал меня Биван.
— Хлеб, сахар и вода? — уточнил я.
— Ты точно русский! О домашнем изготовлении водки в России, журнал тоже упоминает! В поездах пассажиры пьют такое, — продемонстрировал Биван знание не только английской тюрьмы.
— Это можно изготовить дома, качеством — не хуже шотландских виски, — поддержал я тему о родине.
— Верю, — безразлично ответил сосед.
Он выглядел подобно выжатому лимону, словно ему не хватало сил долго разговаривать.
(Героин (подобно опиуму и морфию) производится из смолы растений, семейства маковых. Опиумный сок, похожий на молочко, получают из семенных коробочек мака. Затем такой опиум очищается от примесей и превращается в морфий, при дальнейшей очистке в различные формы героина.
В своей чистой форме героин — это совершенно белый порошок. Но чаще всего героин встречается розово-серого, коричневого цвета. Цвет зависит от примесей, которыми разбавляют героин. В их число входят сахар, кофеин и другие вещества.
Основной способ введения героина — это внутривенный. Однако в странах Юго-Восточной Азии, Нидерландах героин курят или вдыхают его пары.
Героин, производное морфина, оказывает болеутоляющее действие, угнетает центральную нервную систему.
Первый эффект от приёма героина включает в себя всплеск чувств — «кайф». Это часто сопровождается ощущением потепления кожи и сухостью во рту.
После того как первый эффект ослабеет, наркоман становится апатичным на несколько часов. Основные функции тела, такие как дыхание и сердцебиение, замедляются.
В течение нескольких часов, после того, как эффект от приёма героина ослабевает, тело наркомана начинает испытывать сильную потребность в наркотике.)
В этот день отец Джон посетил меня на новом месте.
— Привет, парни! — приветствовал нас отче. В руках у него были какие-то бумаги. Он нашёл нужный лист и передал его мне. Биван молчаливо наблюдал за происходящим.
— Ольга таки уезжает на какое-то время в отпуск. Возможно, сообщений от неё не будет, пока она не вернётся домой, — пояснял отец Джон, как человек лично заинтересованный в переписке.
— Спасибо, отец Джон, — ответил я, принимая письмо. — Не подскажите, в какой камере литовские ребята? — напомнил я.
— Я сообщу тебе, — обещал отче.
Сергей, здесь ты тоже временно. Как только появится возможность разместить тебя с некурящим, осуждённым соседом…
— Мне и здесь неплохо, — перебил я его.
— Биван здесь тоже долго не будет. У него скоро суд, — ответил отец Джон. — Увидимся вскоре, — закончил свой визит отче, и поспешил покинуть камеру.
— Что это было? — кивнул Джэймс на лист бумаги, оставленный капелланом.
— Распечатанное письмо по электронной почте, — ответил я.
Джэймс сделал гримасу удивления и недоумения.
— Знакомая пишет мне на электронный адрес капеллана, а он передаёт мне.
— Из России?!
— Да.
— Ты везунчик! Тебе пишут из России, и капеллан доставляет тебе сообщения в камеру! — комментировал удивлённый сосед. — Представляешь, а мне никто не пишет! Когда я был на свободе и при деньгах, подружка названивала мне каждый час. Теперь она не отвечает на мои письма. Звоню ей, и спрашиваю, получала ли она мои письма? Говорит — я не люблю писать. Я тоже не люблю писать, но отправил ей несколько писем. А в ответ — ничего! Да и по телефону она едва разговаривает со мной. Сейчас я понимаю, что никакая она мне не «girlfriend», обычная — slut,[97] — жаловался сосед. — И что я сейчас вижу; капеллан обеспечивает тебе быструю связь с подругой в России, и ты, находясь здесь, обмениваешься с ней сообщениями!
Я лишь слушал его. Ему хотелось поделиться своими впечатлениями. Я тоже мог бы много сказать о связях и отношениях, подмоченных дождями, искажённых новыми рыночными, меркантильными интересами, ценностями и прочими обстоятельствами. Но я не комментировал, ни его истории, ни своей.
— Whatever will be, will be,[98] — лишь неуклюже сказал я, дослушав его. И уткнулся в полученное письмо.
Спустя час, отец Джон заглянул к нам снова. Он сообщил мне номер камеры, в которой пребывают двое литовских парней и забрал мой короткий ответ Ольге. Обещал сегодня же и отправить. Биван наблюдал за нами, не скрывая любопытства.
— Сергей, не рассказывай капеллану о наших транссибирских планах, — заявил Биван, как только мы снова остались вдвоём.
— Я и не собирался рассказывать ему об этом. А почему тебя это беспокоит?
— Я вижу, у вас сложились приятельские отношения. Меня же, он знает лишь как торговца наркотиками. Если ты расскажешь ему о наших планах, он станет отговаривать тебя. Решит, что всё это связано с перемещением наркотиков, — всерьёз обеспокоился сосед.
— Биван, реализация наших замыслов настолько отдалённа во времени и пространстве, что говорить об этом с кем либо…
Вскоре, Бивана известили о дате рассмотрения его дела в суде. Он дал мне знать, что будет ходатайствовать о содержании его в одной из тюрем, что поближе к дому. В общем, мы обо всём договорились и оба были готовы к тому, что нас вскоре разведут, каждого своей дорожкой.
Однажды утром, после завтрака, нашу камеру посетил надзиратель, и объявил, что мне следует сейчас же собрать свои пожитки и следовать за ним. Я знал, что это перемещение лишь в пределах крыла. Пожелав Бивану удачи, я последовал за охранником. Мы перешли на другой этаж, где передо мной открыли дверь такой же двухместной камеры.
Воздух в камере был плотно насыщен запахом табачного дыма и восточных благовоний. На нижней полке залегал негр и хмуро наблюдал за нашим вторжением. Бегло взглянув на него и переполненную пепельницу на полу под койкой, я понял, что новый сосед много курит и вовсе не рад мне.
— Мне обещали камеру, где не курят, — нелепо заявил я охраннику, спешно покидающему вонючую камеру.
— Не беспокойся. Мы всё помним, — буркнул тот и захлопнул дверь.
Уставившись в запертую дверь, я с тоской подумал о Биване с его проектами и наивными вопросами о транссибирской магистрали. Я вдруг почувствовал, что успел подружиться с ним, и осознал, что, возможно, мы больше никогда не увидимся. Устраиваться на новом месте не хотелось. Мне здесь не понравилось с первой минуты.
— Привет, — обратился я к чёрному, который начал скручивать сигаретку.
— Меня сегодня или завтра переводят отсюда, — пробубнил тот в ответ, не глядя на меня.
