еще какой-то неуловимый аромат полевых цветов. Он сел рядом с Нино и дрожащей рукой обнял ее. Они прижались друг к другу разгоряченными щеками и в сладостном забытьи унеслись в далекие, воздушные края. Им казалось, что это счастье пришло им в награду или в искупление тех страданий, которые они причинили друг другу.
Корнелий нежно коснулся рукой подбородка девушки, приподнял ей голову и, как в зеркальце, увидел в ее зрачках два маленьких лица. Это наполнило его душу какой-то неизъяснимой, светлой радостью. Горячим поцелуем он осушил ее заплаканные глаза, почувствовав на губах солоноватый вкус слез.
Нино склонила голову ему на грудь. Черные, туго заплетенные косы упали ему на колени. Она тихо спросила, какое доказательство любви хотел он ей представить.
— Я сделаю это, когда буду уходить. Прочтите без меня и держите в тайне.
— Буду держать в тайне.
Перед уходом Корнелий достал из кармана вчетверо сложенный листок бумаги и протянул его Нино.
2
Оставшись одна, Нино сейчас же принялась за чтение «доказательства», оставленного Корнелием. Это было его стихотворение «На концерте». Она прочитала стихотворение и сразу же встревожилась. Как ножом, кольнули душу слова «кровью жаркой грудь поэта обожжена».
Когда она сидела с Корнелием, прижавшись плечом к плечу, и он говорил ей о своей любви, тогда она не знала еще этих слов и не могла думать о них. И все же безудержное чувство, какая-то своеобразная, мятущаяся любовь Корнелия оставались не совсем понятными для Нино. «О какой крови, о каком гробе говорит он?» — пыталась разгадать она.
Мечтая о тихой, безмятежной жизни, Нино радовалась, что Корнелий начал завоевывать себе имя одаренного писателя, что он делается человеком материально обеспеченным, имеющим возможность содержать семью, и тем самым становился желанным женихом не только для нее, но и для ее родных.
Счастливо улыбнувшись, она посмотрела на картину, висевшую над письменным столом. Это была любимая ее картина. На ней были изображены река и мостки, уходившие метра на два-три от берега, — для рыбаков или купающихся. На мостках сидела девочка лет пяти-шести, только что выкупавшаяся. Ее голенькое пухленькое тельце очаровывало невинностью и трогательной чистотой. Над головой у девочки кисточкой торчали собранные в косичку и перевязанные лентой волосы. Пухленькие ножки она свесила с мостков. Рядом с девочкой, тесно прижавшись к ней, — ее верный и неразлучный друг, пойнтер. Он опустил хвост и кончиком его касается воды. В воде видно его отражение. Пес сидит, держа корпус прямо и гордо подняв голову. Он разглядывает противоположный берег. Место это очень напоминает пригородную часть Тифлиса — Дидубе, где сады спускаются к самой Куре. Девочка тоже жмется своим голеньким нежным тельцем к пойнтеру и что-то шепчет ему на ухо. Под этой картиной подпись, сделанная художником, — «Друзья».
Нино не может смотреть на эту картину равнодушно. Вот и сейчас она разглядывает ее и мечтает о такой же чистой и простой, бескорыстной, задушевной дружбе. Для Нино эта картина с недавних пор стала аллегорической. В образе умного и верного пойнтера ей представляется Корнелий, а в маленькой, простодушной и доверчивой девочке она видит себя. Сравнение своего возлюбленного с пойнтером она никак не считала оскорбительным для Корнелия. Но, зная его самолюбивый и гордый характер, не стала рассказывать ему, какая аллегория рисуется ей, когда она смотрит на эту картину. Да простится ей это сравнение! Ведь хорошо известно, что влюбленная женщина часто позволяет себе сравнивать предмет своей любви бог знает с чем и доходит в этих сравнениях до умилительной наивности.
Бедная Нино! Разве виновата она в том, что эти страшные слова в стихотворении Корнелия — о груди, обожженной кровью, — так растревожили ее? Вспоминая их, она впадала в такую безнадежность, что жизнь казалась ей совершенно бесцельной. Она думала о Корнелии: «Какой он странный». И о себе: «Как трудно, оказывается, стать женой писателя!» Но, к сожалению, девушкам, подобным Нино, в ее возрасте, да и женщинам постарше и поопытнее очень уж импонирует быть женой писателя. И многие из них обманываются. Обманывалась и Нино. Она с затаенной печалью вспомнила слова, сказанные как-то Корнелием:
…Мне ныне жизнью всею
Предмет тех слез открыт,
Что я осиротею,
Предсказывал твой вид.
Нино понимала, что этими строками из стихотворения Бараташвили Корнелий хотел ей поведать о своей неразделенной любви, об одиночестве, на которое, как ему казалось, он обречен еще со дня рождения. Но подобные пессимистические излияния являлись скорее результатом его увлечения поэзией, артистической рисовкой. Нино же принимала их за чистосердечную исповедь его души. Несмотря на то, что она мечтала о верном, послушном, спокойном муже-друге, все же ей нравились странности Корнелия. Она жалела его, думая, что он действительно одинок. Ей казалось, что он отмечен печатью обреченности, и ее все сильнее тянуло к нему.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗВЕЗДЫ
Может ли быть что-нибудь более прекрасным и более возвышенным, чем солнце, луна, звезды, земля и море?
Эпиктет
1
В конце августа Эстатэ съездил в Кобулеты и снял дачу на берегу моря. Пятого сентября туда выехала его семья. Ее провожали Миха и Корнелий.
На город опустился вечер. Корнелий стоял у открытого окна вагона и смотрел на горы, окутанные сумеречной мглой. Вот уже остались позади Дидубе и дидубийская церковь. Корнелию вспомнилась старинная песня о царице Тамар:
Она венчалась в Дидубе,
Где церковь древняя стоит…
И он еще раз оглянулся на Тифлис. На отвесном склоне горы Мтацминда, словно гнездо ласточки, белел храм святого Давида. Обитель как бы погрузилась в глубокое раздумье и взирала с горы на раскинувшийся внизу город, на Куру, на древний Сионский собор, на Метехский замок, на развалины крепости Нарикала, когда-то защищавшей Тифлис…
Корнелий мысленно повторял врезавшиеся в память строки стихотворения Акакия Церетели:
Молча слушает Мтацминда,
Наклоняясь над Курою,
Как река рокочет «Нану»
Непокорному герою.
Всякий раз, когда ему приходилось покидать Тифлис, он испытывал тоску, тоску расставания, тревожное опасение — а вдруг он навсегда разлучается с любимым городом.
Поезд приближался к Мцхету. Справа, на вершине высокой скалистой горы, точно гриф крылатый, показался монастырь Джвари — Мцыри. Он кажется органическим продолжением горы. Он слит с нею, точно врос в скалу. Дальше, на фоне зеленых гор, — мцхетский собор Светицховели, Самтавро, Армази. Все эти памятники и
