в конце концов рассмеялась.
– Ой, дурачьё…
Юльке очень хотелось прокомментировать выходку Ракитина, но она все еще ощущала свою вину перед ним и промолчала.
География стояла в расписании последним уроком. Потому Юлька просто пошла домой раньше других. Конечно, она делала вид, что ей все пофиг, но беспокойные кошки уже давно скребли своими острыми коготками по ее душе.
Как так получилось, что весь ее радужный и веселый мир, в котором она прожила четырнадцать лет, вдруг дал такую мерзкую трещину? Как будто в цветной витраж прилетел случайный камень…
Это все он виноват. Треклятый географ. Нельзя учителю быть таким! Нельзя! Он не заслуживал Юлькиного уважения ни по одному пункту.
Она сама опиралась только на то, что было внутри нее, и стояла, улыбаясь. А он, сорокалетний мужик, жалобил маме, классной, директору, впадал в истерики, матерился…
Юлька пришла домой и записала на форзаце у «Джейн Эйр»: «Буду учителем. Чтоб одним нормальным человеком в школе стало больше».
Глава 15
Как прекрасны были дни, когда в расписании не было географии!
Юлька тихо-мирно ходила из кабинета в кабинет. Где писала, где вязала, где в микроскоп смотрела, где бегала и прыгала.
На литературе по ролям читали «Ревизора». Галина Еремеевна дала Юльке слова Городничего. Юлька пыталась передать интонации этого героя и наставительно произносила густым низким голосом:
«А вот вам, Лука Лукич, как смотрителю учебных заведений, нужно позаботиться особенно насчет учителей. Они люди, конечно, ученые и воспитывались в разных коллегиях, но имеют очень странные поступки, натурально неразлучные с ученым званием. Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… Не вспомню его фамилию, никак не может обойтись без того, чтобы взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу), и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду. Конечно, если ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, – это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет. Из этого черт знает что может произойти».
«И тогда была несправедливость, – подумала Юлька, – ученикам, значит, учитель может рожи корчить, а ревизору нельзя».
Галина Еремеевна прохаживалась с учебником по классу, наблюдая за порядком. Возле парты Ракитина и Кудрина она резко остановилась. Вместо чтения «Ревизора» они играли в морской бой. Мишка моментально среагировал и спрятал листок с кораблями под парту. Андрей не счел нужным суетиться.
– Ракитин! Где твой учебник? – строго спросила Галина Еремеевна.
Ракитин не ответил и лег на парту, отвернувшись от учительницы.
Лицо Галины Еремеевны стало пунцовым, и она сразу сорвалась в крик:
– Ты чего разлегся?! Ты на уроке или дома на диване? Ну-ка, сядь прямо! Доставай книгу!
Галина Еремеевна попыталась поднять Ракитина за плечи. Тот сердито дернулся и снова улегся на парту.
Учительница потеряла дар речи. Он что, с ума сошел?! Как он смеет так себя вести?!
– Вот! Полюбуйтесь! – нервно смеясь, Галина Еремеевна показала на Ракитина, ища поддержку у класса.
– Было бы, чем там любоваться, – насмешливо протянула Людка Рыкова. Ее верная собачка Белова что-то прошептала на ухо подруге, и обе захихикали.
Юлька помрачнела.
– Я поговорю сегодня с твоей мамой! – зловеще пригрозила Ракитину Галина Еремеевна.
Андрей молчал.
– Юля! Продолжай читать! – велела учительница.
– Не хочу, – глухо произнесла Юлька и отвернулась к окну.
Там из низких темных туч тяжело падали хлопья сырого снега.
У Галины Еремеевны затряслись губы. Она покачала головой и вышла из класса.
– Сейчас директора приведет, – недовольно проговорила Белова.
– Ты, Столбова, заколебала выделываться уже! Из-за тебя всем попадает! – возмутилась Людка Рыкова.
Юлька молча смотрела в окно.
В класс вошла Любовь Борисовна, красиво обтянутая лиловым платьем с блестящим ремешком. Восьмиклассники встали. Галина Еремеевна, вероятно, осталась плакать в учительской.
– Садитесь!
Директриса вообще-то нравилась Юльке. Когда-то она вела у них в пятом классе историю. Тогда она еще не была директором и могла позволить себе быть живой и веселой. Теперь на ее плечах лежал груз ответственности. И нести его надо было с достоинством.
– Ну что, восьмой класс… Давно мы с вами разговаривали о поведении?
Ответа не было.
– Как мне помнится, не очень давно. Но вам неймётся! Вы только что сорвали урок литературы, – Любовь Борисовна выдержала многозначительную паузу и с нажимом продолжила, – Галина Еремеевна – отличник народного образования! Уважаемый учитель! Как вы смеете себя так вести?
– Это все Ракитин со Столбовой! – пискнула Наташка Белова, – Остальные нормально себя вели.
Мишка Кудрин изжевал бумажку и плюнул через корпус от ручки Наташке в шею. Она брезгливо сощелкнула бумажку накрашенным ноготком: «Дебил».
– Прекратите! – крикнула Любовь Борисовна. – Ракитин! Столбова! В мой кабинет!
В директорской на диване сидела заплаканная Галина Еремеевна.
Директриса поставила перед ней Юльку и Андрея.
– Извиняйтесь!
Андрей безучастно смотрел в стену и насвистывал себе под нос.
Юлька ковыряла носком туфли ковер. «Извиниться или нет? Если не извинюсь, опять маме нервы будут трепать. А извиняться вроде и не за что. Я имею полное право не читать вслух, если мне не хочется».
Галина Еремеевна со слезой в голосе обратилась к Юльке:
– Ну, я еще допускаю, что этот оболтус, – она указала рукой на Андрея, – может себя так вести, потому что в голове пусто! – учительница выразительно постучала себе по макушке, – Но ты-то! Ты-то, Юля! Лучшая ученица в классе! Неужели еще ты будешь уроки срывать? – Галина Еремеевна с горькой укоризной склонила голову набок и грустным взглядом посмотрела на ученицу сквозь толстые линзы очков.
«На зяблика похожа», – совсем некстати подумала Юлька, глядя на остренький носик учительницы.
– Извините, Галина Еремеевна, я больше так не буду, – с трудом выдавила из себя Юлька.
Ракитин вышел из кабинета, так и не извинившись. Галина Еремеевна с выражением безнадеги на лице махнула рукой и тоже ушла.
Любовь Борисовна попросила ученицу задержаться. Юлька села на стул возле директорского стола.
Любовь Борисовна внимательно посмотрела на нее.
– Юля, скажи мне, что происходит у тебя с Игорем Степановичем?
Юлька молчала.
– Ты постоянно мешаешь ему вести уроки. Почему?
Юлька молчала.
Любовь Борисовна засмеялась:
– Так чего ты молчишь-то?! Я ведь тебя не ругаю. Просто понять хочу.
Юлька улыбнулась в ответ, но упорно продолжала молчать.
Директриса подождала еще немного и произнесла со вздохом:
– Ладно. Иди на урок. Придется по-другому разговаривать…
Юлька закрыла за собой тяжелую дверь в директорскую и задумчиво побрела по коридору. На урок к Галине Еремеевне идти совсем не хотелось. Не пойти ли домой? После литературы еще оставался немецкий. Задание можно будет потом взять у Маринки.
Юлька направилась к раздевалке. Она оделась и вышла из школы.
За спиной прозвенел звонок.
Мокрый снег продолжал валить из серого неба. Где-то на середине дороги Юлька остановилась, вспомнив вдруг, что оставила в классе свою сумку с учебниками.
«Ай, ладно. Пусть до завтра стоит. Ничего с ней не будет. А, может, мама
