в общежитие поздно, после нескольких часов конспектирования первоисточников в библиотеке.
– Тебе письмо. Танцуй! – Женька потрясла конвертом с изображением Родины-матери у Юли перед носом.
– Какие танцы?! Я еле пришла. Давай сюда быстро! – Юля потянулась за письмом. Но Женька залезла на стул и подняла конверт чуть не до потолка.
– Господи! Вот вредина! – в сердцах произнесла Юля, – Тебе канкан или ламбаду?
– Ламбаду! – властно повелела Женька.
– Давай, пой про Жору, – Юля приготовилась к исполнению танца.
Женька бодро запела:
– Жора был слепой, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-а.
Юля сделала круг по комнате. Оля с Мариной радостно похлопали.
– Издеватели! Я вам еще отомщу!
Конверт был довольно пухлым. Юля аккуратно разрезала его.
«Привет, одноклассница!
Не ожидал, если честно.
Спасибо, что написала.
Очень рад, что тебе понравились мои стихи. Я их вообще-то давно уже пишу. Просто показать было некому.
Некоторые стихи я на гитару переложил. Так что – песни.
Много чего потерялось при переезде, и пока я в армии был. Но я там тоже писал.
Никогда бы не подумал, что так зверски буду скучать по Раздолью…
Живу пока с бабушкой. Работать тут особо негде. Летом, наверное, в город подамся.
Не понимаю, за что ТЫ можешь извиняться передо МНОЙ. Но если тебе это важно – прощаю.
О моей жизни можешь узнать из моих стихов.
Кстати, ты ничего не написала о себе. Что у тебя интересного? Где ты живешь?
Пиши. Я буду рад.
Андрей Р.»
К письму прилагались три листа стихов и песен. Юлю они потрясли так же, как и в первый раз. Они совершенно не сочетались с привычным образом одноклассника.
Я писал тебя по лету
Жарким солнцем и росою,
Украшал твои портреты
Я листвою золотою.
Я вставлял в твои глаза
Сталь холодных родников.
Мне дыхание твое
Легче белых облаков.
Но когда настанет время,
Не увидим мы лазури.
И когда найдешь ты слово,
Что разит вернее пули,
Вот тогда приму все это.
И как прежде, руки в боки,
Я в пустой холодной церкви
Прокляну все эти строки .
Женька с любопытством смотрела на Юлю, погруженную в чтение.
– У тебя такой вид странный, – наконец сказала она, – Он там тебе не свадьбу ли сыграть предлагает?
– Я его недостойна, – устало ответила Юля и, немного помолчав, добавила: – Есть у нас в доме горячий чай?
Глава 2
Несколько дней Юля проходила в задумчивости. Она снова и снова перечитывала стихи Андрея: и вечером, укрывшись от любопытных взглядов на своей кровати за занавеской, и во время лекций. Ей не давал покоя даже не сам факт внезапно обнаруженного Ракитинского таланта, а то, что она за всю школьную жизнь не удосужилась внимательно посмотреть на него. Она была такая же, как Галина Еремеевна, эгоистично считавшая, что, кроме нее, литературу больше никто не понимает и не ценит. Вот школьная программа, которую все обязаны прочитать. Конспект принятого сто лет назад истолкования творчества Лермонтова, Фета, Чехова… Сочинение. Две оценки через дробь – за содержание и за грамотность. Итоговая оценка в аттестате. Так было правильно. И так, не особо задумываясь, делала Юля.
У Ракитина был принципиально иной подход. Он никогда не писал конспектов, которые размеренно начитывала Галина Еремеевна. Никогда не отвечал всерьез на ее вопросы. Она как-то спросила его совсем легкое, чтоб поставить хоть какую-нибудь положительную оценку: «Почему критик Добролюбов назвал Катерину Кабанову «лучом света в темном царстве»?» Ракитин с умным видом ответил: «Скорее всего, у нее был механический фонарик «Жук». В то время на батарейках еще не продавали. Ходила по темному саду и жужжала». С тех пор на литературе его больше не спрашивали. Хотя все произведения он читал. Не соглашался только делиться о них впечатлениями. Но особо тронувшие его моменты порой вырывались наружу. Юля помнила, как однажды в полутемной школьной раздевалке она второпях засунула руку в куртку, не достав из рукава шапку, и с трудом проталкивала ее. Ракитин, глядя на это, вполголоса проговорил:
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Через пару недель, на уроке, Юля узнала эти строки в послании Маяковского к Лиличке…
Тогда, в школе, Ракитина от Юльки заслонял Сергей Сергеич. За ним она вела постоянное тайное наблюдение, и его слова и взгляды волновали ее. Теперь он уже не вызывал у нее никакого интереса.
…Написать еще раз Ракитину? Он же сказал: «Я буду рад»…
И Юля написала еще одно письмо. Абсолютно нейтральное. Про старые коридоры университета с обшарпанными бюстами великих писателей и богатейшей библиотекой со множеством старинных книг; про то, что ремонтируют трамвайные пути, и теперь приходится ездить на полчаса дольше, но зато мимо дома Лары и «дома с фигурами», описанных Пастернаком в «Докторе Живаго»; про то, что прошли первые весенние дожди, и наконец-то смыло с городских улиц грязный снег…
Андрей ответил тоже нейтрально. Про деревню, про бабушку, про то, что уже прочитал в сельской библиотеке все более-менее достойные книги… И опять приложил несколько страниц стихов.
И Юля написала еще. О том, что скучает по Раздолью, что скорей бы летние каникулы, что пишет курсовую про символы в поэзии Николая Рубцова и что еще огромное количество книг надо прочитать до экзаменов…
Ответ пришел короткий. Всего лишь одно стихотворение:
Я видел, как рвется металл на куски,
Я слышал о мести до гробовой доски,
Как люди видят себя в осколках зеркал…
Скажи мне, зачем в этом мире тебя я искал?
Я искал пряный запах цветущих долин,
Сошедших со средневековых картин.
Я держал, не срывая, в ладонях цветы,
Но не понял тогда я, что все это ты…
Я нашел то, что может быть и огнем, и водой.
Я нашел какой-то путь, только вряд ли он мой.
Я нашел, что противен мне смерти оскал.
Я нашел… но тебя почти потерял…
В этой странной жизни, что прожить нельзя, не любя,
Что осталось терять мне в ней, кроме тебя?
и вопрос: «Можно я к тебе приеду?».
Глава 3
Последняя суббота апреля была очень теплой. Сильный сухой ветер взметал пыль и песок на площади перед автовокзалом и гонял с края на край пустой белый пакет. Из привокзального киоска страдальчески пели «Руки вверх»: «Я без тебя не живу, не пою, лишь о тебе мечтая, только сейчас начал я понимать, как мне тебя не хватает», и Юле казалось, что пакет меланхолично танцует под эту песню.
Большой старый ЛАЗ с синими полосами на белых боках неуклюже завернул на площадь. Юля издали прочитала пункты отправления и прибытия на табличке, прикрепленной к лобовому стеклу. В этом автобусе должен быть Ракитин. Они не виделись с выпускного. Почти три года. Порыв ветра вдруг закинул пряди волос ей на лицо и озорно приподнял край коротенькой юбки. Юля прижала юбку ладонями и тряхнула головой, откидывая волосы назад. Автобус со скрипом остановился прямо против нее.
Первыми вышли бабушка с внучкой, потом две ярко накрашенные девушки с огромными сумками, потом кое-как спустился испитой
