ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ
Играли в парке деточки.Кто в серсо, кто просто в песочек, А кто в войну.
Начертили на дорожке клеточки— Длинные и покороче.Эй, прыгай, кто хочет, — — Через одну.
Такие ребятки милые.Есть серьезные и шаловливые.Из-за песочка ссорятся, плачут.Кончили войну — играют иначе…
Апрель 1923
«К колодцу — задыхаясь… — пуст!..»
К колодцу — задыхаясь… — пуст!Всей нежностью к тебе — уйди…И, пальцы стиснув крепко, в хруст.Сдавить, и — навзничь — стон в груди. От слабости твоей я — щит.
О, если бы, плотину разломав,И камнем из пращи — Стремглав —Упасть жестокой хищной птицейК рукам тем, песням лебединым,И с хриплым клекотом орлинымВ коленях трепетных зарыться.
Для победителя исход смертелен поединка.Любимая, освободи! Щит — скоро пополам!Тупым ножом по воплю струн сурдинка,Хлыст по измученным глазам…
— А в сумерках рубец раскрытых уст…Молчу. Лишь крепко, крепко — руки — В хруст!
Май 1923 «Записки наблюдателя». Прага, 1924. Кн. 1
РАЗЛУЧНАЯ
Броском — от неостывших ласк — к разлуке…Последний стиснуть в горле крик,С плеч оторвать вцепившиеся рукиИ в прошлое швырнуть все сразу, вмиг…
В глаза поцеловав, как мертвую.Как материнский перед казнью крест;Без слов покинуть распростертуюНавек единственную из невест…
Сквозь серые года ненужные Обрывистой тропой сыпучей К необрученной моей суженой Тянулся медленно по кручам.
Ей обреченный — знал заранее;Нам не любить — друг друга ранить;Ей не взлететь, подбитой горлице,Мне одному стареть и горбиться.
На раны — соль, — Крепчает боль. Так легче. — Брось! Так надо: — Врозь.
Июль 1923
«По вольной по дороге…»
По вольной по дороге Пойду, посвистывая;Прочь из моей берлоги, Тоска неистовая… Эй, ты там, непутевый, Садись-ка рядышком.Скуля, приполз я сноваК веселеньким ребятушкам.Да не смотри так — князем, Не хорохорься. Не то сгребу и — наземь — Со мной не ссорься.В разгул пойду я с вами — — Пей, купленная.Чтоб захлестнула памятьДни сгубленные.Не можешь шире размахнуться —Хнычь жалостно впросонках.Эх, плоская душонкаИ мелкая, как блюдце.В аллею скройся липовую, Грусти и помни,Да забирайся, всхлипывая, В местечко поукромней…
Как скучно с вами, тошно мне…
Через пожары б, вихрем — в сечу,Всех принимающих навстречу;С конем — в одно, напружив жилы,— Бурли, отвага хмельная, Чтоб острая, свирельная Мне мозг мой просверлила…Не убежать уж никуда мне,Хватиться б головой об камни —— Лежать распластанному — ницПод опахалами ресниц.
Июль 1923
«Не отпускает даже в логове…»
Не отпускает даже в логове. Измаяла.Недужится тревогоюДуша — больная лань.Жизнь мою кнутом подхлестывает,Жизнь непрочную, берестовую… Или один на острой мысли сталь иди — — Не выдержишь — погонит на люди.Так день за днем протискиваюсь туго. Ползком, да помаленьку, С ступеньки на ступеньку. — Не отстает подруга.Ластится, как девица.По сердцу расстелетсяИ ну нашептывать: Напрасны хлопоты твои, Никуда уж без меня. Никогда уж не унять.Станешь милую обнимать, Опостылит вдруг.Проберусь и на кровать, — — Не меняй подруг.А откуда я, почему с тобой — — Не дознаешься, не выпытывай.Коль захочешь, мой родной, Поведу тебя я в бой Забубенную сложить под копытами.И на виселицу — вместе до помоста,Как верная жена, хоть без венца.Не развяжешься со мною, милый, просто— Ты и в смерти не найдешь конца.
Август 1923
«С недавних пор мне чудится все чаще…»
С недавних пор мне чудится все чаще:В обыкновенный трезвый день,Над городом чужим, как шмель гудящим,Тревожная встает вдруг тень.
— То над людской беспечной кучейУже неотвратимый случайЗаносит властные крыла.
И, бросив исподлобья взгляд колючийНа ваше сытое благополучье.На ваши вздорные дела, —
— Не понимаю, как — слепые совы —Подъятого не видите бича.Непрочные под ним застонут кровы,И будете вы биться и кричать.
И будет час. И ночи будут лунны.Когда неведомые хлынут гунныНеистовой голодною ордой.
Не преградить их буйного прилива.И по смятенным селам, тучным нивам.Пройдя прожорливою саранчой.
Оставят за собой лишь пепелища.Огню, мечу довольно будет пищи.Развеют и сожгут столетний, потный труд,И в петле огненной ваш город захлестнут.
Ворвутся в улицы, в дома и храмы ринут.— О, как заплатите за сытость и покой!Забыв свой жалкий скарб и пышные перины,Вы стадом броситесь по гулкой мостовой.
В размах пойдет раскачка с городского рынка,Накатится горой под крик и хриплый войВсеевропейская последняя Ходынка.
Сентябрь 1923 «Записки наблюдателя». Прага, 1924. Кн. 1
«По мокрой, каменной панели…»
По мокрой, каменной панели,В столичном, тягостном угареТоскливо, медленно, без целиБредут задумчивые пары…
И звон разбитого стакана,Рояли горестные звукиЛетят из окон ресторанаВо мглу тоски, печали, скуки…
А жить без цели, без охоты,Когда тоска и скорбь так часты;Не проще ль сразу кончить счеты,Нырнув туда, под своды моста…
Прага, октябрь 1923
«Он никогда не будет позабыт…»
Он никогда не будет позабыт.Гул оглушительных копыт.Взбесившихся коней степные табуныКуда-то пронеслись неукротимо злыИ оборвались со скалы…
Душа — убогий ветеран, на шраме — шрам,Ждет оправданья тем годамНеслыханного головокруженья —Освобождающего нет креста.И простота вокруг и пустота.
Декабрь 1923 «Своими путями». 1924. № 1–2
«О, справедливей бешеная плеть…»
О, справедливей бешеная плетьИ ласковее пламень адских горновПрошелестевшего в письме покорном:Меня Вы не хотите пожалеть…
Все громы труб архистратигов,Смерть пробуждающая медь.Слабей упавшего так тихо:Вы не хотите пожалеть…
Те твердые слова, что на разлучном камне выбил,О, разве это месть?Подумайте о той — великой лжи на дыбе.Которую нельзя не произнесть.
Январь 1924
ЭПИЗОД
