Алексей ФОТИНСКИЙ*
ВЕСЕННЕЕ (НА ДВОРЕ)
Протоптала в снегу дорожкиКаблучками лучей весна.Холод щиплет щеку немножко,Но душа совсем пьяна.Это время чудное такое:Туча сдуру роняет снег.Я поднял воротник, но спокоен.Я поверил шалунье-весне.И никто не боится стужи,Надоела зима полям.Знаю — скоро морщинками лужицУлыбнется теплу земля.Солнцем пьян, над собой неволен,Кверху хвост — ошалел телок.Я поднял воротник, но доволен.Руки стынут — а мне тепло.
1924 «Огни». 1924. № 21
ИЮНЬ
Напряженно прислушались села,ждут рассвета в сплошной тиши.От тоски и снов невеселыхтолько рожь, ошалев, шуршит.
Снятся кос отбиваемых звоныи серпов леденящий лязг…И по стеблям, недавно зеленым,желтизна от корней поднялась.
Не спеша ворот алой рубахираспахнет молодуха-заря,и коса, заблестев с размаху,затрепещет в руках косаря.
Будет рожь молчаливо слушать,как бессильно трава легла.Как мелькая, чем дальше — глуше,Утомленно звенит игла.
И от каждой серебряной вспышкитихий шелест, как стон травы.Но косарь равнодушен — не слышит,он давно к этим стонам привык.
От усталости стал построже,на траву глаз с издевкой косит:«Что трава, что волосья — то же.Отрастет, не жалей — коси».
1924 «Огни», 1924. № 21
«Синее, ближе взгляд леска…»
Синее, ближе взгляд леска,сильнее, крепче запах поля.Под сталь подковы — хруп песка,еще удар — и я на воле.
И конь, и ветер без удилпромчат дорожкой, сердцу милой,и сердце знает, что в грудизабиться сможет с новой силой.
Навстречу вырастет дымоки шапки скирд, и хат заплаты…Я возвратил бы, если б мог,но дням минувшим нет возврата.
«Годы». 1926. № 2
«Пусть невнятно бормочет укоры…»
Пусть невнятно бормочет укорыот тоски пожелтевший лес.осень шьет золотым узоромпаутину земных чудес —мне нигде не найти ответа.И не стану его искать.
Пусть кружит, как по полю ветер,в тайниках души тоска.Одиноко забиться бы в угол,прядь упрямых волос теребя…Не порвать мне проклятого круга.Никуда не уйти от себя.
«Годы». 1926. № 2
ОСЕННЯЯ РУСЬ
Не алым маком пламенеет рожь —
в лесах румянятся калиновые гроздья.Рябины кисти ловит рыбарь-дождь,рукой уверенной швыряя капель горсти.
Не в крепком неводе запутался улов —веселых туч взметает ветер стаи.Далекий звон седых колоколовнегромкой песенкой печаль полей ласкает.
Не белым снегом замело луга —гусиных толп не умолкают речи.А я бреду неспешно наугаднедолгим радостям и горестям навстречу.
«Годы». 1926. № 3
ЧАЙНАЯ
По спинам улиц — света хлыстнавстречу сумеречной стуже.И каждый день — газетный листтосклив, пустынен и ненужен.
Часы, хромая и ворча,сметают стрелками минуты,и жизнь — спитой холодный чайуныло стынет в чашках суток.
И разве той, что за стекломрукою тонкой бросит сдачу,всю нежность сердца дам на слом,всю радость нежности истрачу?
И для ее усталых губс улыбкой — алою наклейкойдуши заветный выну рубль,чтоб разменяла на копейки?
«Своими путями». 1926. № 12–13
ВСЕ БУДЕТ ТАК…
Все будет так, как было прежде, встарь.Не год, не два — века плывут и плыли.По-прежнему желтеет озимь, ярь,и ветру не снести прибитой ветром пыли.
Крылом петух с размаху на зарев несчетный раз захлопнет ночи святцы,и рожь, шурша, все так же будет зреть,и колос ветром волноваться.
И в сенокос, у стоптанной межи,сгребать траву не перестанут грабли…Ах, пронести бы поскорей сквозь жизньсвой ковш души, не выплеснув ни капли.
«Перезвоны». 1926. № 17
«Я рожден в глухих лесах Полесья…»
Я рожден в глухих лесах Полесья,в голубых задумчивых лесах.Оттого овеян грустью весь яи осколки озера в глазах.
В волосах — медвяный запах проса,и загар — колеблющейся ржи.Серебристой полевой межипоутру меня ласкали росы.
«Родное слово». 1926. № 9
«Нет, я не твой, не городской, нездешний…»
Нет, я не твой, не городской, нездешний,и камню песен петь я не могу.В сто раз милей под старою черешнейв траву забиться на родном лугуи слушать бережно, ловить в тени осокибрюзжанье пчел и говорок ручья…Моя — когда-то. А теперь ты чья?О, родина, я твой поэт далекий.
1926
ДЕМОНСТРАЦИЯ
В граниты дней людей и волн толпаи в улицах весны разливом волны.На полный ход меняя ход неполный штыком зеленым из земли тюльпан.
Неталый снег —турецкий мед. Халва.Осколки солнцагрудой — апельсины.Надменный — в треуголке и лосинах — над толпами,С плаката кино. Шипенье шин.Тягучий дым бензина. И в паутине проводов: слова.
Слова.И речь. Слова — как сталь и лед.
Такая сложная и радостно простаяв прожекторе над кубами домов,в прожекторе взвилась аэростая.
От жара словрастаетсталь и лед.От жара словседая стальрастает.Ракетой вверх. Сгорая и блистая.И жаворонкомс неба самолет.
И облако в бездоннейшую синь — веселый слон — луны втыкает бивень.Весенних слов, весенних мыслей ливеньвраз половодье черное снесло.
* * *
Предместьямипчелиныйтемныйгуд.И на углах роев людских рычанье.
Огни сегодня зажжены речами.Железно сомкнуты плечами, фалангами, колоннами идут.Не улицы — моря.Не площадь — океан.В бетон домов,в гранит дворцов и башенза станом — стан.За рядом — ряд и ряд.Прибой толпы могуч. Огромен. Страшен.
* * *
Они идут.Их пламя пышет, пышет.Вверх, на мосты,в бульвары,к площадям.По этажам.По крышам. Выше, ВЫШЕ.И радио в аэропланах жарко дышит.Огнем речейгорят сердца и крыши.
И кто не хочет,даже тот услышит, когда они идут. Идут. ИДУТ.
* * *
Водоворот толпы.Тесней,смелеемитинг. «Товарищи! Друзья! Пришел великий час. Любимые! Поймите же, поймите: уже никто разбить не в силах нас.Новым светом вновь пылают зори.Солнца алый не сорвать платок.Всколыхнулось человечье море.Океаном поднялся Восток.Индия!Твои мы слышим стоны.Индия!Заветная страна.И готовятся Аустэны и Уинстонынам по счетузаплатить сполна.
Вой, Китай!В восстания восторгестенам миравновь не устоять.Слушайте, дыхание тая, Лондоны, Парижи и Нью Йорки:Бушует пламень яростный потопа.Холодный пламень половодных волн.Без сожаленья, чванная Европа,от наших гаванеймы оттолкнем твой челн.
Кто против нас, могучих жаждой роста,кто б против нас стеною встать посмел,коль заодно — чеканят ТАСС и РОСТА —сто сорок пять,четырестаи двести девяносто мильонов душ и тел?»
Пылают слов огнем, огнем горят знамена.И в тысячах грудей кипит святой восторг.
«…Вставай, презреньем заклейменный далекий север и восток…»
Стоустая — прибоем волн — молва.Могучее — биеньем сердца — вече.И пенье волн живых, волн человечьихпокрыло мощные слова.
* * *
Прошли.Опал прибой.На флагах — жизнь и труд.Не ламповщик —заря зажгла багрянцем небо.Здесь город был.Здесь город был и не был.И только души — пленные Эребапокояночью светлойне найдут.
1927 «Воля России». 1928. № 1
ГИБЕЛЬ ГЕЛЬГОЛАНДА
