но не врать же Жене.
Но на его счастье Женя не стала расспрашивать, а даже будто обрадовалась.
– Иди, конечно.
И Эркин облегчённо вздохнул: Женя не сердится, что он в праздник уходит из дома.
После полдника Эркин решительно встал, собирая посуду.
– Я помою.
– Хорошо, – кивнула Женя. – Спасибо, милый.
Он тщательно мыл и расставлял на проволочной сушке чашки и блюдца и слушал за спиной голоса Жени и Алисы. Алису учили читать. Эркин с удовольствием слушал тоненький голосок, старательно выговаривавший эти странные слова: «ау» и «уа». Когда дошли до буквы «эм», Эркин подсел к ним.
– Эрик, а ты это уже знаешь?
Эркин с улыбкой кивнул, а Женя строго сказала:
– Не отвлекайся. Читай здесь.
– Ммы-аа, ма, – Алиса тоже придерживала строку пальцем. – И ещё раз такое же. Два ма, так?
– Как-как? – удивился Эркин.
– Ну, Эрик, один раз ма, и ещё раз. А раз и раз будет два.
– Д-да, – озадаченно согласился Эркин. – А у меня по-другому получалось.
– А как?
Алиса подвинула книгу к нему, и Эркин, нагнувшись над столом и прижав свой палец рядом с Алискиным, прочитал по слогам.
– Ма-ма. Мама.
– Да-а?! – изумилась Алиса. – Мама, так здесь про тебя написано?
Женя отсмеялась и вытерла тыльной стороной ладони глаза.
– Алиса, это чтение, а не счёт. Читай подряд.
– Мам, так здесь про тебя?
– Читай.
– Ма-ма, – прочитала Алиса и удивилась: – Мам, а у меня, как у Эрика, получилось! Мам, а почему так?
– Потому что так написано.
Объяснять Алисе следующие буквы Женя не стала и, когда та старательно прочитала про ум, ам и му, сказала:
– Вы у меня молодцы. Алиса, пойдёшь в коридор?
– Ага, – сразу спрыгнула со стула Алиса. – А книгу к книгам, да?
– Правильно, – кивнула Женя.
Алиса вприпрыжку унесла из кухни азбуку. Женя подошла к Эркину, мягко погладила его по голове. Он, как всегда, ловко поймал и поцеловал её руку.
– Ты устал, Эркин, – Женя ласково улыбнулась. – Пойди отдохни. Поспи до ужина.
Эркин молча покачал головой, по-прежнему прижимая её руку к своему лицу.
– Мам, – позвала из прихожей Алиса, – ты мне ботики застегни.
Эркин тут же отпустил руку Жени и, когда она вышла, встал. Он действительно – непонятно только от чего – устал. И не сон ему сейчас нужен, а потянуться как следует. Он как-то пару раз уже тянулся в большой комнате, но там теперь ёлка, а в маленькой… ну да, шторы-то там есть.
Эркин поправил скатерть на столе и вышел в прихожую, когда Женя уже закрывала за Алисой дверь.
– Женя…
– Да? – быстро обернулась она к нему.
– Женя, – Эркин смущённо замялся. – Я в дальнюю комнату пойду, ну… – он перешёл на английский, – потянусь немного, а то суставы сводит.
– Ну, конечно, Эркин, – удивилась Женя его смущению.
Эркин потоптался, будто хотел что-то сказать, да не решался, и пошёл в дальнюю комнату.
Здесь шторы подбирала Женя в цвет обоев, и, когда он, включив свет, задёрнул их, ему даже понравилось. И совсем не похоже на камеру. Может, он зря упёрся, и в спальне тоже шторы могли быть под стены? Под эти мысли он разделся, сложив джинсы и ковбойку у стены, оставил там же шлёпанцы и встал посреди комнаты. Проверил, не заденет ли руками люстру, и начал комплекс. Не спеша, спокойно. Он так и не спросил у Жени, что такое гимнастика. И томагавк. Ну, с гимнастикой догадаться можно. Да и слышал он это слово раньше, просто не сразу сообразил. А томагавк… это что-то индейское. Женя может и не знать.
Он почувствовал на себе взгляд и сразу понял – Женя. Только она могла так смотреть, гладя взглядом. Эркин медленно повернулся лицом к ней, улыбнулся.
– Я помешала тебе? – улыбнулась Женя.
– Нет, Женя, что ты, – он стоял перед ней, босой, в трусах, туго обтягивающих его бёдра. – Женя, ты… тебе нравится, ну смотреть, как я это делаю?
– Да, – сразу сказала Женя. – У тебя это очень красиво получается.
– Тогда… тогда я сейчас стул принесу, и…
И тут в дверь позвонили. Женя побежала к входной двери, а Эркин кинулся одеваться.
Оказывается, Алиса привела гостей: Тошку и Тоньку с их мамкой. А то они ещё их ёлки не видели. И началась вечерняя праздничная суета, когда хлопают двери, приходят и уходят, не запирая дверей, даже не одеваясь по-уличному, а чего там, коридор же только перебежать, не замёрзнешь…
Алабама
Атланта
Особняк Говардов
Рождество – семейный праздник. Что бы ни было, как бы ни было, но должно быть нечто неизменное в меняющемся мире. Традиции держат связь времён. Семейные узы…
Спенсер Рей Говард, Старый Говард, презрительно скривил губы. Необходимость соблюдать внешние приличия тяготила всё больше. Нет, раньше это позволяло глядеть на всех с высоты, беззвучно издеваться над идиотами, простодушными простаками, искренне верящими в истинность и правдивость сказанного. Но сейчас… это же самое оборачивалось жгучей насмешкой над ним самим. А этого допустить нельзя. Тебя могут ненавидеть, тебя должны бояться, но смеяться над тобой… этого позволять нельзя, насмешников надлежит карать, жестоко, показательно жестоко всем на страх. Над властью нельзя смеяться! А если ты позволяешь насмешки, значит, власти у тебя нет. Утрата власти страшнее утраты денег. Потому что потерянное в одной неудачной сделке можно компенсировать другой, уже удачной, но потерянную власть вернуть невозможно. А без власти… все сделки станут неудачными. Бывший властитель – покойник. Даже если тело ещё живо. И тишина за дверью уже не почтительная, а мёртвая. Нет, кое-что ещё есть, но это кое-что, крохи. Да, и с ними можно попытаться снова начать восхождение, но это если все забудут, кем ты был раньше. Начать заново на новом месте с новыми подручными и новыми врагами. Сложно, очень сложно, но возможно.
Говард ещё раз пробежал глазами почтительно требовательное письмо. Вернуть аванс и выплатить неустойку. Как же! Обязательно. Как только вы докажете, что именно вы делали заказ на биоматериал, его параметры и… хе-хе, другие тактико-технические характеристики. А ответить за нарушение Пакта Запрета не хотите? И доказать, что именно я имею к вашему заказу какое-то отношение, можете? Тут, слава Богу, успели. Все Центры со всем персоналом, оборудованием и материалом благополучно ликвидированы. А заодно все вспомогательные и дополнительные, все эти Паласы, питомники и лагеря. И с кого требовать? А с русских. Они – победители, они пускай за всё и отвечают.
Злорадно хихикнув, он убрал письмо в папку «без ответа». Сжечь? Зачем? Пусть лежат. Если что, их можно будет предъявить, как косвенные доказательства нарушения Пакта. И