дичь, а медленное приближение позволяет застать её врасплох. И наглый мальчишка, посмевший взять себе псевдонимом, вернее – Говард усмехнулся с презрительной ненавистью – кликухой имя личного врага Говардов, будет уничтожен первым. Кто он там на самом деле – Смит или Джонс – неважно. Посмел назваться Бредли, ну, так и получи… как Бредли. А его деньги дадут возможность прибрать к рукам весь Ансамбль.
Говард разжал наконец побелевшие от напряжения кулаки, погладил, успокаиваясь, полированную столешницу. Да, эта последняя, задуманная и начатая ещё до Капитуляции комбинация станет его первой в новом мире. И хорошо, что так мало осталось из прежнего, никто не путается под ногами. А когда Ансамбль будет подчинён, Джо перестанет быть Неуловимым, во всех смыслах. Он ещё раз мысленно прошёлся по уже отработанным стадиям всей комбинации. Пока без сбоев. И каждый был уверен, что работает только на себя. Пускай. Нужна не слава, а результат.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Возвращался Эркин домой уже в темноте. Небо стало чёрным, и звёзд не видно. Значит, тучи сплошняком натянуло, и завтра пойдёт снег. А сегодня было хорошо, солнечно.
Эркин шёл ровным размеренным шагом и с удовольствием вспоминал сегодняшнее.
С утра после завтрака он навёл чистоту и порядок во всей квартире, поиграл с Алисой в мозаику, а потом оделся уже на выход и ушёл. И не то, чтобы боялся, а было как-то неловко, что в праздник, когда может весь день быть с Женей и Алисой, уходит куда-то без них. Но ведь Колька просил не звонить, и сам он понимает, что Жене и тем более Алисе делать там нечего.
У двери, уже взявшись за ручку, Эркин остановился.
– Женя, я… я не знаю, когда вернусь.
– Ничего, – Женя ободряюще улыбнулась. – Я всё понимаю, Эркин, это… мужское развлечение, правильно? – он нерешительно кивнул. – Ну вот, и ты, ведь ты хочешь быть как все, – она улыбнулась его более уверенному кивку, – и должен быть как все. Так что иди и веселись от души.
Она поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула в плечо.
И он пошёл. В Старый Город. Через пути, к магазину Филиппыча. Магазин был закрыт из-за праздника и смотрелся сарай сараем. И дальше по заснеженной улице между маленькими бревенчатыми домами – он уже знал, что их называют избами – заборами из досок или реек. Шёл легко, не задумываясь, уверенный, что выйдет к пруду.
Пруд был не особенно большим, так, неглубокая котловина с пологими, истоптанными тропками и исчёрканными санками, склонами. Выйдя к нему, Эркин остановился, оглядываясь. На заснеженном льду гомонили, перебрасываясь снежками, мальчишки, на склонах курили, перебрасываясь уже солёными шутками и руганью, парни, а чуть в стороне толпились мужчины, курили солидно, не спеша, переговариваясь нарочито ленивыми, необидно небрежными голосами. Почти все, как и он сам, в полушубках и бурках, но попадались и армейские зелёные куртки, и серые шинели. Эркин выглядывал знакомых, но его окликнули:
– О, Мороз! С Рождеством тебя!
Эркин сразу подошёл на Колькин голос.
– Здорово, Колька. И тебя с Рождеством.
Колька был в своём чёрном с золотыми нашивками бушлате.
– Мы с одной бригады, – кивнул он на Эркина стоявшим рядом мужчинам.
– Ну, чего ж, – мужчина с аккуратно подстриженными светлыми усами окинул Эркина внимательным, необидно оценивающим взглядом и протянул руку. – Мороз, значит?
– Мороз, – кивнул Эркин, сдёргивая варежку.
Рукопожатием его явно проверяли, и он ответил почти в полную силу.
– Однако, – улыбнулся мужчина и подмигнул. – Однако силён. Давно приехал?
– Да после святок месяц будет, – ответил Эркин.
Ругань на склонах становилась всё забористее и злее, парни стали, сплёвывая сигареты, спускаться на лёд, выстраиваясь в две неровные шеренги. Мальчишки воробьями прыснули во все стороны.
Эркин со спокойным вниманием следил за схваткой. Ногами, похоже, не дерутся, и не борьба, как в Бифпите, одни кулаки в ходу, не боятся кровь пустить, с замахом бьют.
– Только на кулаках, понял? – строго сказал ему Светлоусый. – Не вздумай нож доставать.
Эркин кивнул и решил, на всякий случай, уточнить:
– До первой крови?
– Пока не ляжет, хоть до десятой, – хохотнул кто-то из стоявших рядом.
– Лежачего не бить, – стали наперебой объяснять Эркину.
– Ага, и в спину не бить.
– Да, как за черту убежал, так всё.
– А до черты? – поинтересовался Эркин.
– Догонишь если… – заржали вокруг. – А ты такого пинка дай, чтоб до черты не останавливался.
Светлоусый докурил, бросил и растоптал окурок.
– Так, как тебя? Мороз? С Рябычем встанешь. Рябыч, пригляди, чтоб по первости не зарвался.
– А… – дёрнулся было Колька, но под взглядом Светлоусого замолчал, вытянулся и даже каблуками прищёлкнул.
Шеренги на льду сбились в общую невразумительную кучу. Но, как только стали спускаться на лёд мужчины, парни, как до этого мальчишки, перестали драться и потянулись на склоны, вытирая подбираемым тут же снегом окровавленные лица и доругиваясь, но уже без особого запала.
Эркин шёл рядом с Рябычем – плотно сбитым мужчиной лет сорока, не больше, с аккуратной золотистого цвета бородой. Лицо у него было чистое, без рябинок – Эркин видел рябых в лагере – и за что мужика прозвали Рябым, вернее, Рябычем – непонятно.
Пока спускались на лёд, как-то само собой разошлись на две группы и вытянулись в шеренги, но заметно дальше друг от друга, чем парни. И шеренги были ровнее.
– Ну, мужики, – Светлоусый в середине шеренги оглядел своих. – Перекрестись, что руки чисты.
Эркин не понял, но, подражая Рябычу и остальным, сдёрнул с правой руки варежку и, сложив три пальца щепотью, коснулся ими лба, груди, правого и левого плеча, расстегнул и сбросил с плеч полушубок так, чтобы тот упал сзади за спину, натянул варежку обратно. Так же сделала и шеренга напротив. Обшарив её взглядом, Эркин нашёл Тима. Смотри-ка, пришёл. Но на другом конце стоит. Ладно, потом разве только в общей свалке сойдёмся, а пока… Точно напротив него кряжистый светлобородый и синеглазый, как почти все здесь, мужчина в выцветшей от стирок синей рубашке.
– Сходимся, мужики.
И мерный шаг. Сходились не спеша и, неожиданно для Эркина, держа равнение. Когда между шеренгами оставалось меньше шага, остановились. Эркин, не отрываясь, смотрел прямо в лицо своего противника.
– Ну, с богом, мужики. Ии-эх! – прозвучал чей-то голос.
Эркин отклонился, пропуская возле уха летящий в лицо поросший золотистыми волосками кулак, и ударил точно в грудь, вложив всю силу. Вырубать надо первым ударом, второго тебе сделать не дадут – истина, усвоенная им ещё в питомнике. Попал хорошо. Его противник, по-рыбьи хватая ртом воздух, попятился, и Эркин пошёл на
