огненные: она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.
Песнь песней
1
Эстатэ в этот день не вернулся из Батума. Вечером Корнелий и Миха уложили свои чемоданы, взяли пальто и собрались идти на станцию. Вардо, Эло и Нино стояли на улице у ворот и о чем-то беседовали.
— Не рано ли вы собрались? — спросила Вардо Корнелия.
— Нет. До станции далеко, пойдем не спеша.
Уже стемнело. Свет от лампы, стоявшей на балконе, освещал лицо Нино. Корнелию хотелось сказать ей на прощание несколько слов, но так, чтобы никто не слышал. Размышляя, как бы это сделать, он растерянно и невпопад отвечал на вопросы Нино. Она взглянула на него с удивлением.
— Отойдем немного, — шепнул он ей, — мне нужно сказать вам два слова.
Нино последовала за ним. Отойдя от калитки, они остановились.
— Скажите, не я ли причина вашего недуга? — спросил Корнелий.
— Возможно, — ответила Нино и опустила голову.
— В чем же я провинился?
Нино молчала.
— Скажите, умоляю вас, — настаивал Корнелий.
Она подняла голову и взволнованно посмотрела ему в глаза. Ее волнение сразу же передалось ему.
— Скажите, в чем, в чем я виноват?
— Кто такой Георгий Махвиладзе? — тихо спросила Нино и отступила в тень.
— Я, — ответил Корнелий. — Это мой литературный псевдоним.
— Ужасно!
— Почему?
— После «Аспиндзы», после «Аскера» — взять и написать «Годжаспира»! Ужасно! — повторила Нино.
— И именно это явилось причиной вашей болезни и вашего неприязненного отношения ко мне?
— И это, и другое…
— Что же другое?
— Сейчас не будем объясняться, скажу после, в Тифлисе.
— Мне трудно ждать, скажите сейчас.
— Нет, сейчас ничего не скажу.
— Нино, подумайте, что вы делаете со мной, в каком состоянии оставляете вы меня!
— Еще в более худшем состоянии остаюсь я. Но да пусть бог накажет вас за меня. А если не бог, то какая-нибудь женщина. Отмщение придет, в этом я не сомневаюсь.
— Нино, что с вами? О чем вы говорите?
— Мы должны расстаться. Но мне хочется, чтобы мы не расстались врагами.
Может быть, Нино не решилась бы сказать все это, если бы не ночь, если бы не было так темно, если бы она видела глаза, лицо Корнелия.
— Но я не могу быть вашим другом, если любовь наша кончилась, — промолвил Корнелий, и голос его дрогнул.
— А что же, вы будете моим недругом? — спросила Нино и опустила руки в карманы жакета.
Корнелий не успел ей ответить. В это же время Вардо позвала дочь:
— Нино, уже одиннадцатый час, они опоздают.
— Теперь мне некуда спешить, — с горькой улыбкой сказал Корнелий Нино. — На что мне Карисмерети и Тифлис, если вас не будет со мной!
— Не говорите так, Корнелий. Ведь в Карисмерети — ваша мать. А Тифлис, вы сами говорили, любите больше, чем самого себя. Хотя после того, как вы написали такой рассказ, как «Годжаспир», трудно поверить в искренность ваших слов, в вашу любовь к родине. Как вы описали нашу жизнь!
— Я описал ее такою, какова она есть.
— Это клевета. Простите меня, Корнелий, конечно, не мое дело критиковать вас как писателя… Меня тревожит и возмущает совсем другое.
— Что, что вас тревожит?
— То, что я окончательно разуверилась в вашей искренности, в вашей любви ко мне.
— Какие у вас к этому основания? Почему вы так говорите?
— Нино! — снова окликнула Вардо дочь. — Ведь они опаздывают на поезд. Довольно, прощайтесь!
— Прощайте, — с грустью произнесла Нино, холодно улыбнулась и протянула Корнелию руку. Но глаза ее говорили совсем о другом, и она не в силах была высвободить руку из его руки.
Корнелий почувствовал это.
— Пусть я опоздаю на поезд, но я не уйду отсюда, пока не узнаю причины вашего недоверия ко мне и ваших сомнений, — решительно сказал он и взял ее под руку, чтобы отойти еще на несколько шагов.
Нино отстранила его.
— Вы всегда пользовались моим чувством только для того, чтобы дурачить меня. Но довольно! Я устала от всего этого. Я не позволю вам больше издеваться над собой.
— Нино, я боготворю вас, а вовсе не смеюсь над вами. Я прошу только объяснить мне причину возникшего между нами недоразумения!
— Никакого недоразумения! Все ясно. Но я уже сказала вам, что объясняться с вами сейчас не намерена. Потом, в Тифлисе, скажу вам все, хотя заранее уверена, что вы все будете отрицать, откажетесь от всех обвинений. Запас красивых слов у вас никогда не иссякнет! Странный вы человек, не пойму я вас. Вы не живете, как живут все. Для вас любовь — развлечение, очередной эпизод в вашей биографии. Я же смотрю на жизнь и на любовь совсем иначе. Теперь для меня понятен смысл вашего «кровавого романа». Но мне не до игры. У вас превратное мнение о женщинах. Я никогда не могу быть счастлива с вами. И вообще интересно: есть ли в мире женщина, которая могла бы быть счастливой с вами, если только, конечно, у нее сохранилась хоть капля самолюбия? Разве какая-нибудь наивная деревенская дурочка, созданная быть рабой своего мужа… Такую я и желаю вам в жены. И больше не смейте ничего говорить обо мне вашей маме, не обманывайте эту почтенную, добрую женщину! Я знаю по опыту, насколько тяжело родным переживать роковые ошибки своих детей. Бедные мои мама и папа! Я совсем их не жалела. Сколько горя я причинила им! Поверив вам, я была готова бросить отца, мать, бросить близких мне людей, разорвать со своей средой и следовать за вами, за большевиком… Боже, как я была глупа! Чуть было я не погубила своих родных. Хорошо, что я в конце концов послушалась их. Теперь у меня открылись глаза, и я вижу вас как на ладони… Теперь я вылечилась от своего тяжелого недуга… Мы должны расстаться…
Корнелий не ожидал от Нино такой отповеди. В глазах у него потемнело. Он весь съежился и осунулся. Не нашелся даже, что ответить ей.
В разрыве облаков показалась луна. При свете ее Нино увидела бледное, полное немой муки лицо Корнелия. Вид его заставил девушку смягчиться.
— Конечно, это не значит, что мы должны расстаться врагами. Нет, вы всегда найдете во мне друга…
— Благодарю вас, жалость ваша мне не нужна, я не прошу подаяния…
— Вы все тот же… ни капли раскаяния…
— Долго вы еще там будете разговаривать?! — крикнула Вардо и направилась к дочери.
Эло присоединилась к ней.
— Прощайте, Нино, — чуть слышно произнес Корнелий, — прощайте! Клянусь небом и вот этой звездой, что я ни в чем не
