виноват перед вами.
Корнелий коснулся губами холодной руки Нино, попрощался с Вардо и Эло и, схватив стоявший на земле чемодан, быстро зашагал по дороге. Ноги плохо подчинялись ему: он, словно пьяный, то спотыкался, то натыкался на изгороди.
2
Не успел Корнелий пройти и ста шагов, как сердце его словно остановилось, ему не хватало воздуха. Чтобы не упасть, он схватился за кол плетня. Но кол выскользнул из рук, он всей тяжестью навалился на изгородь. Внезапный стон, вырвавшийся из его груди, заставил Миха в испуге броситься к нему.
— Что с тобой? Тебе плохо?..
— Сердце… Ничего, сейчас пройдет. — Опершись рукой на плетень, Корнелий стал медленно подыматься. — Уйдем, скорее уйдем отсюда!.. Дальше, дальше… — И, подняв чемодан, снова побрел по дороге.
Миха плелся за ним.
— Что случилось, Корнелий?.. Что тебе сказала Нино?..
— Все кончено… Идем скорее, а то опоздаем, — торопил его Корнелий, словно бегство из Кобулет являлось для него спасением. Он не шел, а почти бежал, в голове мелькали неясные обрывки мыслей.
«Куда мне теперь спешить? В Карисмерети, к матери? Но как я покажусь ей на глаза, отвергнутый Нино и ее родными?.. Мальчишка я, глупый мальчишка! Каким же дураком был я, когда восторгался какой-то призрачной, «святой» любовью да еще оспаривал счастье у звезд! Кончено!»
Не в силах хладнокровно разобраться в своих чувствах, обдумать свое положение, он остановился. Взглянул на небо. Медленно плыли облака. Корнелию же казалось, что плывут звезды, а облака стоят неподвижно. Голова кружилась. Он остановился и неожиданно схватил Миха за руку:
— Скажи мне, кто это за мной шпионит, кто сплетничает на меня Нино? Кто?..
Миха испуганно взглянул на него.
— Откуда я знаю…
— Ох! — крикнул Корнелий и дернул Миха так, словно хотел вырвать ему руку. — Ты ничего никогда не знаешь!.. В таких случаях твоя хата с краю. Тебе наплевать на чужие страдания!..
«С ума, что ли, он сошел?» — подумал Миха и, отстав от Корнелия, поплелся сзади, как побитая собака.
«Видно, он крепко любит Нино, — думал Миха, — если так болезненно переживает разрыв с ней. Вот ведь есть еще на свете чудаки, которые верят в какую-то возвышенную любовь. Вот он, оказывается, какой, этот Корнелий! Смешно, да и только!»
Море бушевало. Монотонно, глухо гудели волны, разбиваясь о берег. Корнелию казалось, что от их непрерывного гула содрогается под ногами земля…
3
Корнелий и Миха не поспели к одиннадцатичасовому поезду. Корнелий был настроен мрачно. Он потащил своего невольного спутника прямо в буфет. Выпили бутылку водки, но она не потушила, а еще больше разожгла пламя, бушевавшее в душе Корнелия.
Вышли на перрон. Походили немного. Потом сели на скамейку под огромным эвкалиптом.
Перед станцией раскинулась окутанная тьмой болотистая низина. В ночной тишине громко раздавалось кваканье лягушек. Охваченный странными мыслями, Корнелий вглядывался в ночную тьму. Миха лежал на скамейке и тоже молча смотрел в сторону моря.
После полуночи лягушки смолкли. С моря надвинулся густой туман и окутал все, точно саваном. Сеял мелкий дождь. Дождевые капли блестели на лампионах станционных фонарей. В ночной тишине еще явственнее слышался гул морских волн. Казалось, море тоже страшится этой непроглядной темноты, жалуется на свое одиночество.
Откуда-то издали донесся свисток паровоза. Корнелий вздрогнул, взглянул на Миха. Тот крепко спал, скрестив на груди руки, словно покойник. Корнелий долго смотрел на него, и вдруг его охватило чувство какой-то необъяснимой жалости к нему. Он встал и накрыл Миха своим пальто. Снова опустился на скамейку и стал вглядываться в темноту…
Вскоре вновь послышался свисток паровоза. Поезд приближался к станции. Тусклый свет фонаря с трудом проникал сквозь густой туман. Раздался щемящий сердце лязг железа, звенящий стук буферов, и перед перроном вытянулась вереница цистерн, словно караван верблюдов в пустыне.
Поезд долго стоял на станции. Потом медленно двинулся дальше и скоро исчез во тьме, мигнув красным фонариком последнего вагона. Прекратилась суета, вызванная приходом поезда, и снова вокруг стало тихо.
В этом тягостном безмолвии ночи Корнелий с еще неведомой для него остротой ощутил здесь, на маленькой станции, свое сиротливое одиночество. И в то же мгновение перед ним встал образ матери, вспомнились дни детства, родная деревня…
Корнелий встал, подошел к Миха и разбудил его:
— Вставай, скоро утро!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СНОВА В КАРИСМЕРЕТИ
Лица, создаваемые моей фантазией, трогают и преследуют меня, или, вернее, в них я чувствую самого себя.
Флобер
1
Дилижанс и на этот раз не отошел от конторы Шаламберидзе своевременно. Кучер Датико Кашакашвили, балагур, жадный до денег и вина, отрастил еще большее брюхо. Время было ехать, а возница все не выходил из духана. Оттопырив нижнюю губу, он выжидательно поглядывал на пассажиров: не угостит ли его еще кто-нибудь.
Наконец после долгих проволочек тронулись в путь.
Солнце уже садилось за горы, когда Корнелий и Миха, доехав до домика дорожного сторожа, сошли с дилижанса и зашагали проселком к Карисмерети. Через некоторое время они увидели на пригорке большой дом с широким балконом.
— Вот и наша усадьба, — сказал Корнелий, — а вот там, немного ниже, среди лип, — домик Ионы Чхеидзе. Хочешь, зайдем сначала к нему?
Миха, много слышавший от Корнелия о странном их соседе, о его любви к искусству, о разносторонних его знаниях, сразу же согласился.
По висячему мосту приятели перешли через бурлившую в лощине речку. Кое-кто из встречавшихся крестьян здоровался с Корнелием, вступал с ним в беседу.
Перепрыгнув через плетень, Корнелий и Миха очутились со дворе усадьбы Ионы. Это был так называемый «нижний двор», отведенный под фруктовый сад. Корнелий постоял на мостике, перекинутом через оросительный канал. Отсюда тропинка вела к «верхнему двору», где стоял домик Ионы. Вокруг него был разбит виноградник.
Во дворе, словно гигантский зонт, зеленело искусно подстриженное тутовое дерево. К нему была приставлена лестница. На его ветвях Иона устроил деревянный помост, окруженный перильцами. Он называл его то «наблюдательным пунктом», то «местом уединения». В душные летние ночи этот чудаковатый человек располагался здесь на ночлег, а по утрам созерцал отсюда красоты природы. И действительно, с «наблюдательного пункта» открывался чарующий вид на величественные Сванетские горы, на Зекарский перевал.
Подойдя к тутовому дереву, Корнелий и Миха увидели в окне Иону, погруженного в чтение газеты. Их почуяла собака и подняла лай.
— Кто там? — крикнул Иона, вскочил и вышел во двор.
— Корнелий! — воскликнул он, обнимая и целуя нежданного гостя. — Откуда? Какими судьбами?..
