Их теснила разношёрстная толпа ландскнехтов, с руганью и смехом нагло марширующая под сводами святого храма. Наёмники тыкали клинками во всё, что вызывало у них подозрение, топали грязными сапожищами по светлому мрамору, сгребали в мешки драгоценные ткани покровов со статуй блаженных мучеников, срывали украшения с мощей, выламывали серебряные раки[195] и золотые подсвечники, богохульствовали и сквернословили.
Возглавлял всё это бесчинство весёлый и хмельной опальный кондотьер Марк Арсино де Вико. Он развязно шествовал перед отрядом мародёров, чуть ли не пританцовывая на каждом шагу. Прославленный воин беспечно помахивал изящным кошкодёром, сжимая в левой руке полупустую бутылку вина. Его золотые локоны в живописном беспорядке разметались в разные стороны. Ноги прикрывали только щегольские бриджи, а грудь — тонкий батист рубашки с мелкой фларийской вышивкой.
Не вполне отдавая себе отчёт в том, что он делает, Джулиано встал на пути великого кондотьера и поднял палаш.
— Ха-ха! Рад тебя видеть, мальчик мой! — воскликнул кондотьер, отдавая бутылку кому-то из компаньонов. — Наконец-то хоть у кого-то достало смелости обнажить клинок против меня. Нападай! Я даже дам тебе фору: три удара будет довольно?
Почему-то Джулиано внезапно ощутил себя вернувшимся в начало лета.
Солнечный дворик, заполненный взволнованными молодыми зеваками. Удушающе сладкий запах роз. Наглая улыбка Джованни — чемпиона маэстро Лихтера. И горький привкус полного фиаско во рту.
Джулиано стремительно атаковал Марка Арсино из высокой стойки с коротким замахом. Де Вико играючи парировал удар. Улыбнулся. Отступил на шаг и взмахнул рукой в приглашающем жесте.
Юноша описал полукруг около казавшегося расслабленным кондотьера. Вытянулся в длинном выпаде, ткнул клинком под беззащитную лопатку Марка Арсино. И рассёк воздух. Кондотьер в последний момент ловко крутанулся на месте, отбивая палаш оппонента, и снова отступил, насмешливо подняв верх указательный палец.
Джулиано рубанул вбок, скользнул вдоль кацбальгера, рассёк рукав и кожу на предплечье кондотьера, крутанул оружие, ударил наискосок, попытался уколоть. Но кондотьер мастерски парировал последнюю атаку, а затем молниеносно сграбастал оппонента левой рукой за грудь и резко притянул к себе. Де Грассо не успел уклониться, почувствовал обжигающий холод в боку, где-то в районе живота. Голова закружилась. Неудобный палаш выпал из разжавшихся пальцев. Ноги внезапно подогнулись, и он медленно осел на согнутые колени, ощущая, как из раны толчками выходит его жизнь. Кондотьер отступил на шаг, опуская оружие, с которого закапало алое.
— Ультимо — сопливый идеалист! Что же ты наделал! — словно издалека прошелестел над ухом взволнованный голос опоздавшего всего на пару мгновений брата.
Лукка сорвал с себя берет, скомкал его и сунул Джулиано, придавив рану.
— Держи. Лежи и не двигайся, — приказал он.
— О-о, кто это тут у нас? — насмешливо провозгласил Марк Арсино, вытирая клинок о драгоценный гобелен, закрывавший алтарь. — Викарий кардинала Франциска — всегда такой таинственный, плетущий какую-то дрянь за моей спиной и не желающий честно обнажить меча. Ну уж сегодня-то, сеньор, вы от меня никуда не денетесь. Защищайтесь!
— Уходи, Арсино убьёт тебя, — с трудом выдавил Джулиано сквозь побледневшие губы.
— Конечно, убью, — подтвердил де Вико, кривясь в хищной усмешке, — это единственное, что у меня хорошо получается.
Лукка распрямился и вышел в живое полукольцо, которое успели организовать ставшие по сторонам от де Вико наёмники. Викарий задумчиво потёр правую руку, забранную в кожаную перчатку, пристально глянул в лицо нагло скалящегося кондотьера. Вздохнул. Проверил, хорошо ли выходит его шпага из тонких ножен. Покрутил шеей. Расправил плечи.
Кондотьер насмешливо поманил викария к себе.
Лукка кинул короткий взгляд на скорчившегося у колонны брата, улыбнулся и внезапно, отдёрнув полу короткого плаща, выхватил миниатюрную бронзовую пистоль, почти упёр её в грудь де Вико и нажал на спусковой крючок.
Полыхнуло. Выстрел расколол напряжённую тишину замершего собора. Жалобным звоном откликнулись витражи в далёких окнах. Сквозь расползающийся дым проступила неподвижная величественная фигура Марка Арсино. Кондотьер моргнул и недоверчиво уставился себе на грудь. Там по белому батисту и кружевам быстро растекалось больше красное пятно.
— Ты прикончил меня, чёртов де Грассо! — прохрипел кондотьер, медленно заваливаясь навзничь.
— Пуля остановит даже лучшего фехтовальщика, — пробормотал викарий, пристально всматриваясь в лица окруживших его врагов. В наступившей оглушительной тишине стук упавшей на мрамор пистоли прозвучал не слабее только что отгремевшего выстрела.
Отбросив использованное оружие, Лукка выхватил из-за пояса новую пистоль и повёл дулом вдоль ряда наёмников:
— Есть ещё желающие попробовать свинца?
На суровых лицах ландскнехтов проступило растерянное выражение. Нелепая гибель прославленного полководца стала для них полной неожиданностью. Псы войны неуверенно попятились, разрывая человеческую цепь вокруг импровизированного ристалища.
Не сводя глаз с наёмников и не опуская оружия, Лукка быстро подошёл к Джулиано, помог ему подняться и поспешил к подземному тоннелю в южной капелле.
Джулиано не помнил, как они миновали тёмный переход, что пролегал в толще земли от собора Святого Петра до Папской крепости. Дорога слилась для него в сплошное мельтешение чёрных мушек в алом киселе. Кажется, несколько раз он даже терял сознание и бесполезной ветошью повисал на брате.
— Держись, Ультимо, держись! Не вздумай отдать богу душу! Ты мне ещё нужен, — время от времени приговаривал Лукка, волоча полубесчувственного Джулиано по проходу.
— Передай Кармине, что она сука! А Сандре… Сандро, что он трус! А матушке скажи, что я д-дурак, и бабку за меня… обними.
— Молчи, дурак, сам ещё обнимешь!
Юноша слабо улыбнулся, ощущая, как Гадэс разверзает перед ним мрачную обитель смерти.
Джулиано пришёл в себя в крошечной комнатке, скорее напоминавшей подземный мешок спасённого им накануне узника, с той лишь разницей, что в узкое окно-бойницу над головой лился слабый болезненный свет. Время от времени за стеной что-то оглушительно бухало и свистело. Впрочем, смердело тут также, как в приснопамятном зиндане: тухлятиной и серой.
Юноша с трудом повернул закостеневшую шею и обнаружил источник запаха.
У его постели, скорчившись, точно игрипетская обезьянка, сидел спасённый узник. Он что-то старательно жевал, расчёсывая бороду немытой пятернёй.
Не ощущая боли, Джулиано потрогал рану на животе.
— Я уже в чистилище? — поинтересовался он, ощупывая забинтованный живот.
— М-м, почти, — хихикнул спасённый узник, — все мы одной ногой в чистилище… Да. Но ты не умер. Я об этом позаботился. У тебя просто бред, сынок. Я тебе снюсь… Да, — человек выловил из бороды крупную вошь, пристально рассмотрел её на просвет и, забросив себе в рот, прожевал.
— Поэтому и не болит? — прошептал Джулиано.
— А-а, ты из-за боли переживаешь? — человек потёр грязный нос скрюченными, распухшими на костяшках пальцами. — Я могу её вернуть.
Бывший заключённый быстро дотронулся ладонью до бедра юноши. Низ живота прошили раскалённые иглы. Джулиано
