свидетельства и записи в приходских книгах? Меч, топор, копье держать
можешь — годен. Поставь крестик здесь. Поздравляю, солдат! Следующий…
Они родились, когда война уже шла. Они не знали никакой другой жизни,
кроме войны. У некоторых из них наверняка отцом был солдат,
изнасиловавший их мать. Ненавидели ли они врага? О, полагаю, да.
Искренне и рьяно. Не особо задумываясь, конечно, чем Лев хуже или лучше
Грифона. Хотя бескормица и отсутствие в семье средств на уплату податей
тоже стали не последними причинами, погнавшими их на сборный пункт. А в
каких-то графствах, как я слышал, в армию вообще набирают принудительно,
хотя идея доверять оружие и защиту своих интересов тому, кто имеет все
основания тебя ненавидеть, всегда была за гранью моего понимания…
Затем… какой курс обучения они прошли? Месячный, недельный,
двухдневный? И Льву, и Грифону важно было успеть укомплектовать армию
раньше противника. А особые навыки от пополнения не требовались. Они
должны были задавить массой. Стать тем мясом, в котором увязнут мечи и
копья хорошо обученных, опытных, но, увы и ах для каждого из
командующих, столь немногочисленных после двадцати лет взаимоистребления
профессионалов… И они им стали. Там, где даже опытные солдаты не
смогли бы сражаться грамотно из-за невозможности толковой организации
боя в темноте, эти и вовсе устроили кровавую кучу-малу, где свои служили
причиной гибели едва ли не чаще, чем противник. И, вероятно, легли здесь
практически все. Пожалуй, даже ужасы Комплена и Лемьежа, где большинство
трупов были все же скрыты за стенами домов, не производили такого
гнетущего впечатления, как эти лежавшие вповалку повсюду, куда доставал
глаз, тысячи и тысячи мертвых голых мальчишек.
Установить, кто в итоге понес бОльшие потери, было совершенно
невозможно. Среди разнообразного хлама, которым побрезговали даже
мародеры — сломаных древков копий, разбитых щитов, ни к чему уже не
пригодных остатков одежды и легких доспехов, обгоревших головней факелов
— то тут, то там попадались на поле боя и втоптанные в кровавую грязь
вымпелы и знамена. Как грифонские, так и львиные (а принадлежность
некоторых, превратившихся в заскорузлые бурые тряпки, вообще нельзя было
определить). Даже по тому, как хаотично они были разбросаны, становилось
ясно, что сражение протекало без всякого единого плана и
централизованного управления войсками. Мы пересекли поле боя по ломаной
траектории с юго-запада на северо-восток, затем поехали вокруг по
внешнему краю; я больше присматривался к ранам, стараясь определить, как
они были нанесены, Эвелина — к следам на земле.
Картина из наших совместных наблюдений складывалась примерно
следующая. Сперва грифонцы, вероятно, имели численный перевес и пытались
охватить противника с флангов, используя свою кавалерию — но как раз в
коннице преимущество было у йорлингистов, и они успешно контратаковали,
сорвав план окружения; об этих действиях можно было судить по
многочисленным обломкам кавалерийских копий (их, в отличие от пехотных,
специально делают хрупкими, ломающимися при первом ударе — иначе
вонзившееся в цель на скаку копье вышвырнет из седла самого бьющего),
трупам лошадей и изрытой копытами земле по краям поля мертвецов. Но в
дальнейших событиях, похоже, кавалерия активного участия не принимала -
то ли потому, что оба командующих решили поберечь свою конницу, то ли
просто из-за сгустившейся темноты. Пехотные же ряды быстро перемешались,
утратив всякое подобие порядка, и началась неуправляемая бойня по
принципу "каждый сам за себя". У взрослых солдат, может, еще хватило бы
ума разбежаться в такой ситуации — и, возможно, те, что сумели
выбраться, так и сделали — но мальчишки дрались до конца. Рыцари, и уж
тем более сами командующие, судя по всему, даже не пытались лезть в эту
кашу.
Мы завершили круг, вновь остановившись к северо-востоку от основной
массы тел. Эвьет спешилась и еще некоторое время ходила по земле,
внимательно глядя под ноги, кое-где приседая и раздвигая траву. Затем
вернулась ко мне.
— Большинство выживших уходили отсюда двумя путями, — доложила она.
— Одни на север, по дороге. Другие на северо-восток, в холмы. И там, и
там сначала ушла конница, причем на приличной скорости. Уже потом
пехотинцы, их следы идут поверх. Среди них были раненые. Пехоты было
немного, особенно у тех, что ушли в холмы — иначе они затоптали бы все
следы конницы.
— Ну что ж, — подвел итог я, — похоже, ответом на вопрос "кто
победил" будет "никто". Когда ночная тьма стала окончательно
непроглядной, командиры обеих армий сочли себя разгромленными. Что,
учитывая уровень потерь, было недалеко от истины. Как обстоят дела у
врага, они не очень представляли, но предпочли убраться под покровом
ночи. Первой, разумеется, геройски драпала благородная рыцарская
конница. А за ней потянулось и то, что осталось от пехоты и сумело
выбраться из общей мясорубки. Не знаю только, кто ушел в холмы, а кто по
дороге. Могу лишь предположить, что в холмы подались те, кто перетрусил
сильнее. Вероятно, поначалу они слышали друг друга, но очень надеялись,
что им удастся уйти, не привлекая внимания противника. Поскольку желание
было обоюдным, так оно и вышло. Ну а потом их пути разошлись.
— Значит, нам нужно решить, за кем из них последовать.
— Я бы предпочел последовать за ними обоими, — пробурчал я и, когда
Эвьет вскинула на меня удивленные глаза, пояснил: — В том смысле, что
тоже убраться отсюда в каком-нибудь третьем направлении.
— Дольф, ну как ты не понимаешь! Это же такой шанс! Сейчас, когда
от всего войска Карла осталась лишь жалкая кучка…
— Жалкая относительно первоначальной численности армии, — напомнил
я. — А в абсолютных цифрах это все еще несколько тысяч бойцов, включая
тяжелую кавалерию. И в основном, скорее всего, лучших бойцов. Худшие
остались там, — я указал большим пальцем через плечо на свалку
человеческой плоти за спиной.
— Ну… ты прав, конечно, но все равно — представляешь, какой
сейчас в этом войске хаос и упадок духа…
— Представляю. Как раз такой, чтобы прикончить любого, кто
попадется им под руку. Кстати, такие настроения сейчас в обеих армиях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
