Кило. Нет. Никто не будет нам мешать. Пока ты будешь со мной, я буду заботиться о тебе. И ты сможешь оставаться там сколько хочешь.
Малу. Но я не могу. Теперь уже не могу.
Кило. Почему вдруг?
Малу (с грубоватым кокетством). Не хочу. (Смеется.) Я хочу поехать в Париж. С тобой. В поезде. Послезавтра.
Кило. В Париж?
Малу. Я же там ни разу не была.
Кило. Я тоже. Но ведь на это у нас нет денег.
Малу. А если мы сложим все деньги, мои и твои… Тогда мы сможем пробыть там сколько захотим. Нет на свете города прекраснее Парижа, Кило, я видела его в кино. Всюду огромные белые соборы, парки и дворцы, где живут короли, и, наверно, сотни кинотеатров. И сотни магазинов на каждой улице. И множество кафе. И Эйфелева башня. Кило, неужели тебе не хочется на нее посмотреть?
Кило. Я ее видел. Маленькие башенки из бронзы, их продают в Генте, чтобы ставить на каминную полку. Но я с удовольствием поглядел бы на нее в натуре.
Малу. Вообще-то это стоит немалых денег. Но я уже придумала, что нам делать. (Бросив взгляд на Бобека, который давно спит, говорит шепотом.) Я знаю, где Се-Па прячет свои деньги.
Кило серьезно смотрит на нее, внезапно прыскает со смеху.
Правда, это лишь те деньги, которые он выручает от продажи сахара за две недели. Каждые две недели он их уносит. Но он пойдет класть деньги в банк только в следующий вторник.
Кило. Где же они лежат, эти денежки?
Малу (к ней возвращается подозрительность). Не скажу. Потом узнаешь.
Кило. Тогда надо попросить и Макса отдать мне мои деньги, заработанные за этот сезон.
Малу (встревоженно). А разве твои деньги у него?
Кило. Каждую неделю он отсылает их своей матери в Эвергем, чтобы у нас был специальный счет, как у сезонных рабочих.
Малу. Забудь про эти деньги. У меня хватит на двоих.
Кило. Ну нет, твои деньги — они для тебя, мои — для меня. Тут все должно быть по-честному. Я попрошу у Макса деньги.
Малу. Нет. Не надо ничего у него просить.
Кило. Но я же работал за эти деньги целый сезон!
Гудок. Бобек просыпается, плетется к выходу, выглядывает наружу, потом пьет из бутылки, снова садится и погружается в дремоту.
Малу. Вот увидишь, Париж самый прекрасный город на свете.
Кило. Я хочу в Париж. И мы ни словечка никому не скажем. Представляешь, подходит поезд, фламандцы грузят в него свои мешки, влезают сами, осматриваются в купе, все ли на месте. «Черт побери, а где же Кило?» — говорит Минне. Макс, испугавшись до смерти, идет разыскивать меня по всем вагонам, в конце концов попытается даже спрыгнуть на ходу, но будет уже поздно, поезд уже набрал скорость — тук-тук, — и Максу ничего другого не останется, как ехать дальше, одному ехать в Эвергем к своей мамочке. (Смеется.) Хотел бы я увидеть все это.
Малу. (мрачно). Я тоже.
Кило. А мы в Париже переночуем в гостинице. Утром горничная подаст нам кофе с бутербродами прямо в постель. Ты слыхала, там всегда так делают.
Малу. Мы будем спать в одной комнате.
Кило. Да. Но почему ты не хочешь, чтобы я попросил у Макса свои собственные деньги?
Малу. Макс коварный человек. И подлый. Если он узнает, что мы собираемся сыграть с ним такую шутку и удрать вдвоем в Париж, он может все что угодно выкинуть.
Кило. Ты права. Нет, я и словечка не пророню.
Б о б е к. Alors, Minne, ii ne vient pas?[248]
Кило. Сиди уж. Придет твой Минне, никуда не денется. Как странно… Вчера мы с ним беседовали, и я сказал ему одну очень важную для меня вещь.
Малу. Кому?
Кило. Максу. Я сказал ему важную для меня вещь, то, что я принимаю очень близко к сердцу, что можно доверить только настоящему другу, которого знаешь много лет. Поняла? И вдруг он начал смеяться надо мной. Такого еще не бывало, Макс вообще не из смешливых, но тут он прямо помирал со смеху.
Малу. Что ты ему сказал? Про нас с тобой?
Кило. Конечно, нет. Я же обещал тебе держать язык за зубами.
Малу. Да, конечно, ты обещал, но, может, ты невзначай проговорился. Не скрывай от меня, Кило.
Кило. Нет, я ничего ему не сказал. Хотя признаюсь… мне очень хотелось. Это прямо вертелось у меня на кончике языка. И к тому же мне всегда очень трудно врать ему, когда я вру, он так следит за мной, за моими губами, как будто по их движениям хочет узнать, правду ли я говорю. Как бы мне хотелось, Малу, чтобы мы уже были в Париже!
Малу внимательно смотрит на его рот.
Кило (проводит рукой по губам). Вот-вот, именно так он и смотрит.
Малу. Ты рассказал Максу про нас с тобой, я знаю, но сейчас это уже не имеет значения, это было позавчера, этого больше не существует. Хватит о нем, я не хочу слышать это имя, очень скоро мы забудем его навсегда, верно, Кило? Послезавтра мы уедем вместе, я буду держать тебя за руку, и мы будем смотреть из окна на свекловичные поля, где нет ни единого деревца, на свекловичные бурты, на эти края, которых мы никогда больше не увидим, а потом мы откроем окно и плюнем на землю и ни разу больше не оглянемся на Верьер. А выйдем мы из поезда уже в Париже. (Берет Кило за руку.) Мы возьмем такси и поедем по улицам, где стоят самые красивые дома в мире.
Кило. Мне прямо не терпится.
Бобек. Ah voil, Минне.
Слышно, как кто-то поднимается по лестнице.
Макс. Привет, ребятки. Как у вас тут тепло и уютно.
Кило. Так ты не уехал в Компьень? Я вроде видел, как ты садился в грузовик.
Макс. Я передумал.
Малу садится в углу.
Бобек (окончательно просыпаясь). Минне, ii ne vient pas?
Макс. Non… Минне не придет. Старик уже наработался до чертиков в этом сезоне. Я подумал: дай-ка я подменю его разок, ведь ему, наверно, до смерти надоело сторожить ваши свидания, а, Малу?
Кило. Значит, Минне вообще сегодня не придет?
Макс. Нет.
Кило. Ты смеешься надо мной. Не отрицай. Лицо у тебя серьезное, но я знаю, ты смеешься в душе.
Макс. У меня есть причина смеяться над тобой?
Кило (после паузы). Стало быть, ты передумал?
Макс. Да. К гадалке я больше не ходок. Я думаю, что уже узнал от нее вполне достаточно. Могу и сам предсказывать будущее. Во всяком случае, знаю, как разовьются дальше события. Для этого мне больше не нужны карты. Зрение у меня отличное, да и голова работает неплохо.
Кило. Вот и прекрасно.
Макс. Хочешь верь, хочешь нет, Кило, но без гадалки я даже могу узнать гораздо больше. Да. И причины и следствия.
Кило. Хочешь выпить? (Протягивает свою фляжку.)
Макс. Нет.
Пауза.
Малу (резко). Зачем ты пришел?
Макс. Работать. Скоро мне надо идти следить за насосом и разгружать вагонетки. Вместе с Кило. Ведь этим занимается тут ночная смена, а, Кило?
Кило. Внизу остались работать двое немцев, их обеспечили свекловицей на всю ночь.
Макс. А как же. Ведь ты пообещал им десять килограммов сахара за то, чтобы сегодня вечером они дали тебе спокойно побыть здесь наверху, в тепле и уюте, с этой милашкой, к которой «стоит только руку протянуть». Не так ли? Я ведь все о тебе знаю, приятель, а нет, так рано или поздно узнаю. Десять килограммов сахара по шестьдесят франков за килограмм — неплохая цена за уютный вечерок. Дороже, чем гостиничный номер в Компьене. Не так ли, Малу?
Малу. Возможно.
Макс. Номера в городе нынче стали дороговаты, ты не находишь, Малу?
Малу. Откуда мне знать?
Макс. Разумеется, неоткуда. (Пауза.) Но в гостиничном номере лежать куда приятнее, чем здесь, на соломе, на мокрых досках. Впрочем, для того, чтобы поболтать, сойдет и такое помещение. Ведь вы же только болтаете? Рассказываете друг другу разные истории, верно, Кило? Я тоже безумно люблю всякие истории. Всю свою жизнь только и делаю, что выслушиваю разные истории, и все мне мало. Это началось с самого детства. Например, Серый Волк проглотил Красную Шапочку, нет, волк проглотил бабушку, ну, в общем, я уже не помню, как там было дело. Потом в школе: Битва Золотых шпор. Первая мировая война. Потом сюжеты из газет. Мужчина убил свою невесту за то, что она оказалась развратницей. (Пауза.) А потом, когда сбежишь сюда, в эту свекловичную страну, где, насколько хватает глаз, не видно ни одного дома, снова мужики до поздней ночи травят в бараках всевозможные истории. Про Пьера де Стира, который упал из окна. Или про Миерло, который лягнул мастера. А Ягер все рассказывает про велогонку Тур-де-Франс в тридцать третьем году, когда Вьетто в спурте заставил его наехать на старуху. Но чаще всего рассказывают про умерших. Ты заметил, Кило, что любимая тема — это мертвецы, которых больше нет и они не могут причинить вреда, не могут уличить тебя во лжи, ибо находятся глубоко под землей. Какую же это историю я слышал совсем недавно? Ну да, про того парня, что упал в печь для обжига извести. Как бишь его звали, ты, наверно, знаешь, Малу? А, Малу?
