уже сообщил Коковцову, что император дал согласие его принять, что весь инцидент уже улажен, что император очень расположен к нему и не будет портить отношения с Думой и особенно с ее председателем. 12 марта 1912 г. император уехал в Ливадию, сказав на прощанье Коковцову: «Жалею вас, что вы остаетесь в этом болоте»4.
После отъезда императора вдохновленный его доверием Коковцов занялся проведением через Думу морской программы. «Государь, по его словам, относился к этому вопросу с далеко не свойственным ему вниманием, опасаясь, как бы не провалилось это дело». Подобные же опасения высказывал и морской министр И. К. Григорович, не очень полагаясь на свои силы, и знал, насколько упорно работает против этой программы А. И. Гучков.
Техническая сторона дела была солидно подготовлена в Думе морским министром и целой плеядой молодых морских офицеров во главе с капитаном первого ранга А. В. Колчаком, но была и сильная оппозиция, нажимавшая на финансовую сторону дела, более всего зависящую от Думы. Вопрос осложнялся тем, что борьба вокруг морской программы по времени как раз совпала с ленскими событиями и с возвращением «старца» в столицу. «Снова всплыл наружу Распутин со всем своим окружением», — вспоминает Коковцов, а затем произошло столкновение Думы с министром внутренних дел Макаровым, и ошеломленная, возмущенная Дума забыла даже Распутина, «все свелось к ленскому побоищу»5.
В этой сложной обстановке Коковцов сделал упор на том, что кредиты на новые дредноуты полностью обеспечиваются за счет «финансового благополучия», солидного превышения доходов над расходами и новые корабли можно было строить, не прибегая ни к увеличению налогов, ни к займам. Это было правдой. Остаток от расходов, который оставался в казне, достигал суммы в 800 млн рублей. Линкоры стоили около половины этой суммы. Эти доводы производили сильное впечатление в Думе на депутатов (центр и правые), которые сочувствовали увеличению военно-морской силы страны. Среди тайно в душе сочувствующих оказался и председатель бюджетной комиссии Алексеенко, и министр обратился к нему за содействием в этом деле от имени императора, чем утвердил его окончательно на патриотической позиции, как свидетельствует Коковцов. Последний использовал авторитет императора и свободу действий, ему предоставленную, чтобы подействовать на Думу в целом, точнее — на ее правоцентристское большинство. Дело в том, что приближался конец пятилетнего срока полномочий Думы, и депутаты ходатайствовали о высочайшей аудиенции. Но император с «этими господами» не пожелал встречаться. Министр довел это решение до сведения Родзянко. И тогда Коковцов убедил царя дать аудиенцию под условием принятия морской программы: «Государь с удовольствием согласился и на это», — вспоминает Коковцов6.
У морской программы оказался еще один защитник, сыгравший в деле не последнюю роль. Речь идет об известном ученом, математике, корабеле, академике А. Н. Крылове. В 1912 г. он был профессором Военно-морской академии и состоял для особых поручений при морском министре адмирале Григоровиче. Министр и обратился к нему за помощью, прося составить для выступления в Думе краткий, но убедительный доклад в пользу строительства для Балтфлота эскадры линейных кораблей. Сумма кредита составляет около полумиллиарда рублей, и министр опасался, что Дума откажет в кредите. Доклад, подготовленный морским штабом, кажется ему неубедительным и длинным. Крылов выполнил поручение, написанная им речь, озвученная в Думе адмиралом, убедила колеблющихся, и громадным перевесом голосов (против — только 100 человек) кредиты были отпущены. Суть доводов Крылова сводилась к напоминанию о падении Порт-Артура и заявлению, что без линкоров в Балтийском море та же участь постигнет столицу, так как неприятель, господствуя на море, может высадить десант в любом пункте побережья7.
Выполнение морской программы (было построено за четыре года восемь линкоров) отодвинуло сроки перевооружения сухопутных войск; оснащение их тяжелой артиллерией и прочим новейшим вооружением — последнее могло быть развернуто лишь после выполнения морской программы и должно было завершиться только в 1918 г. К этому сроку русская армия по вооруженности, огневой мощи могла превзойти германскую. Но немцы не остались молчаливыми наблюдателями и развязали превентивную войну в выгодное для себя время. Русская армия оказалась в 1915 г. без артиллерии, без снарядов. А в это время новейшие линкоры, сожравшие ассигнования на оборону, стояли в военном порту Хельсинки под защитой минных полей и береговых батарей. Поистине трагичными были последствия думского бессилия в военных вопросах.
Морские кредиты в мае 1912 г. прошли через Думу, общество связывало успех морской программы с именем премьера. Дума вырабатывала свой пятилетний срок, оставалось устроить прием ее депутатов у императора да прощальное молебствие. Но император медлил, а затем заявил премьеру, что не может принять депутатов, так как не располагает свободным временем. Тогда Коковцов испросил внеочередной прием и получил его. Однако на все деловые доводы о необходимости прилично проститься с Думой он получил от Николая «такую реплику, которую не мог передать никому», и тогда премьер напомнил царю о его обещании принять Думу, если она одобрит морские кредиты. Она ведь это сделала, и теперь слово за ним. «Государь, — вспоминает Коковцов, — посмотрел на меня с видимым раздражением и, отчеканивая каждое слово, сказал: „Значит, я просто обману Думу, если не приму ее членов?“, на что я ответил: „Да, ваше величество, вы дали через меня категорическое обещание“. После того последовало согласие: „Я приму членов Думы послезавтра, не знаю только, что я им скажу, их речи опять были мне неприятны и даже возмутительны, и едва ли я смогу воздержаться от того, чтобы не высказать им этого“».
Коковцов связал это неудовольствие царя со «странными прениями» в Думе по смете Священного синода (опять поминали «Гришку») и со спором Думы и Госсовета о финансировании церковно-приходских школ. «Лорды» настаивали на включении расходов на эти школы в госбюджет, депутаты возражали и требовали оставить все по-старому (приходы сами содержали эти школы, а преподавание в них вели священники, в этом и была причина упорства депутатов). Император принял сторону Государственного Совета и настаивал, чтобы Дума сняла свои возражения.
К намеченному приему Коковцов набросал для государя текст обращения к депутатам, где было выражение благодарности за кредиты для флота и за понимание интересов народного образования.
12 июня 1912 г. в Александровском дворце в Царском Селе император принял членов Думы. Его приветствие было очень близко к наброску премьера, но содержало очень резкую фразу, поразившую Коковцова и всех присутствовавших. «Меня, — заявил Николай II, — чрезвычайно огорчило ваше отрицательное отношение к близкому моему сердцу делу церковно-приходских школ, завещанному мне моим незабвенным родителем»8.
Эта вставка произвела ошеломляющее впечатление