чай, склонившись над книгой. На столе орехового дерева лежала кружевная скатерть, пахло
выпечкой, воском для пола, отец сидел в большом, обитом бархатом кресле.
Ханеле прислонилась к двери: «Здравствуй, папа. Давай, - она отодвинула изящный стул, и
присела, - давай, поговорим».
Отец отставил стакан. Ханеле увидела, как похолодели его глаза.
-Ты жива, - хмыкнул он.
-Жива, - согласилась Ханеле. Он вытер шелковой салфеткой красивые губы, огладил длинную
бороду. Откинувшись на спинку кресла, отец велел: «Говори».
Выслушав ее, рав Судаков усмехнулся: «Цена невелика, конечно. И это все?»
-Все, - кивнула Ханеле. «Только я должна увидеть разводное письмо, папа, а потом...- она повела
рукой в сторону Стены.
Рав Судаков поднялся. Завязав пояс капоты, надев соболью шапку, он велел: «Пошли». Рав
Судаков оглядел стройный стан дочери и незаметно улыбнулся: «Сама явилась. Поздновато,
правда. Надо было мне ее раньше в постель уложить, но ничего, она здоровая женщина, легко
родит мне сына. Отдаст мне амулет, и то, что лежит там...- он почувствовал, как его руки дрожат.
«После этого от Иерусалима ничего не останется. Вот и хорошо. Я буду непобедим, у меня в руках
появится мощь гнева Господня...- он закрыл глаза и вспомнил ту ночь, когда небеса грохотали
громом, когда над городом висели огненные шары и свет молний раскалывал небо.
Ханеле положила руку на медальон - он весь, казалось, был высечен из куска льда. Они зашли на
кухню. Ханеле, посмотрев на стайку бледных, худеньких девочек, что мгновенно поднялись перед
отцом, ласково подумала: «Для них все закончилось. Хотя бы ради этого стоило возвращаться».
-Бери детей, - холодно сказал рав Судаков жене. «Они во дворе ешивы подождут, с Ханеле».
Малка недоуменно подхватила плетеную корзинку и шепнула девочкам: «Идемте, идемте, вы же
слышали...»
Все было очень быстро. Она стояла в той же комнате, где когда-то подписывала договор о
помолвке. Скосив глаза на двор, увидев девочек, что столпились вокруг Ханеле, - та им что-то
рассказывала, Малка вспомнила хупу, шесть лет назад, здесь же, во дворе. Ее лицо было закрыто
непрозрачной тканью. Услышав хруст стекла, крики «Мазл тов», она обреченно подумала: «Вот и
все». А потом была непроницаемая чернота спальни, боль, тяжесть его тела, и ее испуганный
шепот: «Рав Судаков...».
-Терпи, - коротко велел он. Малка, на мгновение, открыв глаза, ужаснувшись, тут же опустила веки.
-Шесть лет, - она протянула вперед сомкнутые ладони, принимая разводное письмо. «Шесть лет,
как во мраке. Господи, спасибо тебе, спасибо, теперь бы девочек вырастить...»
-Вот, это твой гет, прими этот гет твой, и теперь ты разведена им от меня и дозволена каждому, -
сказал муж. Потом она услышала наставительный голос кого-то из раввинов: «Прежде чем
вступить в следующий брак, должно пройти три месяца...,- но Малка уже летела вниз по лестнице,
улыбаясь, вытирая слезы с глаз.
Девочки бросились к ней, и Малка заплакала: «Милые, милые мои..., Мы пойдем к дедушке
Аарону, сейчас познакомитесь с ним, с вашей тетей, Батшевой..., Там садик, там дерево растет, вы
там играть будете...». Малка повесила на руку плетеную корзину с двойняшками, и вышла на
площадь, даже не обернувшись на бывшего мужа. Девочки побежали за ней. Ханеле, посмотрев
на отца, - он стоял, чему-то усмехаясь, засунув руки в карманы капоты, - велела: «Покажи».
Она изучила свидетельство о разводе. Отдав его отцу, женщина тоже улыбнулась. «В полночь, -
сказала Ханеле, - у Стены». Ханеле открыла калитку, чувствуя спиной тяжелый взгляд отца. Она
направилась в переплетение узких переулков, каменных ступеней, заброшенных домов - в свою
бывшую комнату. Там, под полом, - она видела это, - до сих пор оставалось то, что могло
понадобиться ей ночью.
Аарон заварил чай. Помешав суп, что булькал в горшке, он распрямился: «Видишь, Батшева за
тканью пошла, на рынок, так что мы с тобой хозяйничать будем. Давай тарелку».
В дверь постучали. Бергер, поднявшись, остановил его: «Я открою, господин Горовиц». Он вышел в
переднюю и с удивлением услышал на улице детские голоса. Шломо распахнул дверь и замер. Их
было много, - рыженьких и темноволосых,- самая маленькая, прятавшаяся за спинами старших,
была белокурая. Впереди стояла худенькая девушка, с милым, усталым лицом и плетеной
корзинкой в руках. В корзинке, - увидел Бергер с высоты своего роста, - тоже были дети. Двое.
-Малка! Доченька! - услышал он сзади потрясенный голос Аарона и отступил. Девушка всхлипнула
и, как была, с корзинкой, бросилась в его объятья.
-Он со мной развелся, - шептала Малка, плача. «Ханеле пришла, сказала ему что-то, и он со мной
развелся. Папа, милый...» Аарон все гладил ее по голове. Потом двойняшки захныкали, и он
строго сказал: «Иди наверх, ложись, корми, и спите все вместе. Я тебе чаю принесу».
-Но девочки...- неуверенно пробормотала Малка. Отец подтолкнул ее к лестнице: «Иди, я сказал».
Они все стояли на улице - бледненькие, в темных платьях. Наконец, рыжая девочка лет пяти,
робко спросила: «Вы наш дедушка?»
-Дедушка, - ласково согласился Аарон. «Пойдемте обедать, милые». Он повернулся к Бергеру.
Юноша широко улыбнулся: «Я же старший сын, господин Горовиц. У меня трое братьев младших и
четыре сестры. Я с девчонками обращаться умею». Шломо наклонился и подхватил худенькую,
белокурую, голубоглазую девочку: «А тебя как зовут?»
-Динале, - пролепетала та. Аарон, незаметно вытерев глаза, вздохнул: «Ну, за стол».
Бергер вышел в сад, держа в руках старую, деревянную шкатулку. Аарон сидел на резной
скамейке, девочки облепили его со всех сторон, Дина прикорнула у него на коленях. «Нашел, -
Аарон поднял глаза. «Молодец. Это еще от моих дочек осталось».
-А госпожа Судакова..., Горовиц то есть...- Шломо поставил шкатулку на зеленую траву, - она спит. И
маленькие тоже спят.
-Их Двора зовут и Нехама, - старшая девочка восхищенно посмотрела на шкатулку: «А что там,
дедушка?»
-Вот сейчас и посмотрим, Сара, - подмигнул ей Аарон. Бергер прошел в мастерскую и услышал
восторженные вздохи девчонок: «Ослик! А это лошадка! Овечка! Ой, дедушка, а это кто?»
Аарон повертел в руках старую игрушку: «Это Ханеле мне отдала, как еще девочкой была. После
той ночи, как Исаак Судаков умер. Господи, да как нам ее благодарить-то?».
-Крокодил, - улыбнулся Аарон. «Он далеко отсюда живет, хотите послушать - где?»
-Да, да! - закричали девчонки. Бергер посмотрел на их улыбки и поднял голову - вокруг
гранатового дерева, перекликаясь, щебеча, кружились птицы. «Вновь зазвучит в городах Иудеи и
на улицах Иерусалима голос радости и веселья», - вспомнил он. Взяв рубанок, Шломо принялся за
работу.
Ханеле подняла голову и посмотрела на отливающее мертвенным, голубоватым светом небо.
Площадь у Стены была пуста, и она увидела каменную нишу напротив: «Здесь Ева сидела, я
помню. А там дедушка лежал. Хорошо, что я на кладбище сходила, с дядей Аароном. Дядя Теодор
тоже помолился. Не помешает, - Ханеле вспомнила, как дядя Теодор, оглядев девчонок, только
усмехнулся: «Семь племянниц сразу. Перед отъездом моим пусть подарки ждут».
-Все с ними будет хорошо, - твердо напомнила себе Ханеле. Вечером, когда она собиралась
уходить, мачеха поймала ее в передней. Лея, взяв женщину за руку, требовательно спросила: «Ты
куда?».
-По делам, - нехотя отозвалась Ханеле. «Я же говорила».
Темные глаза мачехи заиграли недоверчивыми искорками. «А почему Авраам с Малкой развелся?
Я сегодня по рынку проходила, только об этом и говорят. Госпожа Сегал уверяет, что Малка, - Лея
понизила голос и зашептала что-то падчерице на ухо.
Ханеле поправила перед зеркалом платок и примирительно сказала: «Из-за такого не разводятся,
мама Лея, сами знаете. Что она сына не родила, - Ханеле пожала плечами, - так на все воля Божья.
Развелся и развелся». Ханеле повернулась и посмотрела на мачеху: «Вы-то до сих пор ему жена».
Лея неожиданно покраснела. «Он же всем говорит, что я умалишенная, - горько отозвалась
женщина. «Жена...- она не закончила и покачала головой: «Пусть Моше тебя проводит. Вечер на
дворе, не след одной по улице ходить».
Ханеле села на сундук и стала надевать туфли: «Моше встает в пять утра, мама Лея, чтобы успеть
перед работой, помолиться. Видели сами, они сегодня с дядей Теодором усталые пришли, с
землей возились. Пусть себе спит спокойно».
-Где это видано, чтобы евреи землей владели, - неодобрительно заметила Лея, - прогорит он с
этими этрогами. Ты одна по улице не ходи, ладно днем, а ночью нескромно».
