-Как знаешь, - смешливо развел он руками. «А я Ханеле, здесь буду жить, мне без Иерусалима
никуда. Еще и Малка у меня на руках, внучки..., Да и не пожениться нам больше, раз ты замужем
была».
-Я не была, - алые губы улыбнулись. Ханеле покачала головой: «Пока ее отец жив, - она вздохнула,
- я с ним останусь, дядя Аарон».
Он ласково взял девочку за маленькую ручку: «Да. Ты знай, Ханеле, если тебе что-то нужно, то я...»
-Я знаю, - она подперла подбородок рукой и посмотрела на его темные, побитые сединой волосы.
«Простите меня, дядя Аарон».
-Да за что? - он все смотрел на голубое, высокое небо Иерусалима. «Это ты меня прости. Не думал
я, что на старости лет...»
-На старости лет, - потом повторила Ханеле, глядя на белокурые косы Батшевы. «И там тоже - на
старости лет. Может быть, сказать дяде Аарону, он ведь его знает..., Да зачем, - Ханеле вздохнула и
приняла от Батшевы стакан чая, - все равно, Господь так решил, и человек уже ничего не остановит.
Даже такой, как дядя Аарон».
Ханеле переодела девчонок. Услышав, как Батшева хлопочет на кухне, она весело спросила: «Вы,
наверное, печенья хотите?»
-Да, да, - залепетали маленькие. Ханеле улыбнулась: «Сейчас и поедим».
Лея осторожно нажала на дверь подвальной комнаты и оглянулась вокруг. Было чисто, узкая,
старая кровать - аккуратно застелена холщовым покрывалом, книги, что стояли в нише, задернуты
такой же занавеской.
-Мы так жили, когда Ханеле привезли, когда Моше только родился, - вспомнила женщина,
осматривая грубый, но крепкий стол и железную треногу в маленьком очаге. Рядом, на
деревянном поставце, лежал мешок с хлебом, в плетеной корзине Лея заметила лук и баклажаны.
Она повертела в руках глиняную бутыль с оливковым маслом: «И готовит сам себе. Бедный мой,
он же голодает, наверное. Вчера на Шабате все съел, что перед ним поставили».
Муж приходил несколько раз в неделю. Он сидел рядом с Леей, в саду, читая ей Тору, гулял с
детьми, занимался с Исааком. Краснея, собираясь в передней, он отказывался от еды, что
пыталась дать ему Лея. «Да я сам, - говорил муж, - сам справлюсь».
Он, вместе с другими строителями из артели Моше, разбирал каменную стену, что разделяла
дворы ешивы и их бывшего дома. «После этого, - заметил Моше как-то за обедом, - мы займемся
сефардскими синагогами, там ремонт надо делать. Папа, - он усмехнулся, - теперь разрешил нам
не только для турок строить».
Отца за столом не было, но Лея все равно вздернула бровь. Она потом строго сказала сыну: «Как
так можно, Моше? Ты же знаешь, он не в себе был, он не виноват...»
-Он сам уже шутить об этом начал, мама, - Моше поцеловал ее в щеку, и услышал голос сестры:
«Со Стены она прыгала потому, что дибука почувствовала».
Моше затянулся трубкой - они сидели с Ханеле на ступеньках крыльца, и недоверчиво спросил: «А
папа, что, не чувствовал?»
-В начале да, - грустно ответила Ханеле, - а потом демон стал сильнее его. А мама Лея - в ней
дибуку и приткнуться некуда. Она человек благочестивый, слабости в ней нет. Вот она сразу его и
ощутила».
-Есть в ней слабость, - тогда подумал Моше. «И у меня такая слабость - Элишева. А у мамы - отец.
Как бы его уговорить домой, вернуться, так для всех лучше будет».
Лея поставила свою трость в угол комнаты. Опустив на стол холщовый мешок, доставая с полки
тарелку, она шепнула: «Накрою на стол, и уйду. Пусть домашней кухни попробует. Знаю я эти
третьи трапезы в ешиве. Там две сотни человек за столом, разве ему что-то достанется?»
Она выложила на тарелку мягкую, посыпанную кунжутным семенем, румяную халу, куски паштета
из курицы, жареные баклажаны, перец, фаршированный рисом и вздрогнула - чьи-то руки
коснулись ее плеч.
-Я тебе поесть принесла, Авраам, - тихо сказала Лея.
От него пахло так, как в молодости - свежим деревом, краской, теплым, домашним запахом. Он
стоял, обнимая ее. Лея, вздохнув, проговорила: «Как брат твой с озера вернется, уже и новый год
будет. Он обещал только после праздников уехать, и Ханеле тоже. Он ее с дочкой до Одессы
довезет, можно не волноваться».
Степан все стоял, молча, закрыв глаза. Он вспомнил веселый голос брата: «Теперь ты знаешь, что у
тебя два племянника есть - родной и приемный. И жена у меня замечательная. Ты пиши, Степа, не
забывай нас, хоть мы и гои».
Они стояли у Дамасских ворот, было раннее, еще тихое утро. Степан, покраснел: «Федя...»
-Да и не извиняйся ты, - Федор махнул рукой: «Этого Александра Горовица я знал, отменный
мерзавец был». Федор помолчал: «Это я во всем виноват. Слушай, - он закурил сигару.
Степан, сидя рядом с ним на камне, затягивался трубкой. Потом, выбив ее, брат заметил:
«Получается, она за тобой сюда поехала».
-За амулетом, - поправил его Федор. «Тем, что у Ханеле. И за мной, - он дернул щекой, - наверное,
тоже. Не надо было мне тогда...- он не закончил. Махнув рукой, Федор пробормотал: «В кого
только юный Пьетро такой хороший человек - непонятно».
Степан тяжело вздохнул и начал говорить. Брат, наконец, прервал его, и усмехнулся: «Я тогда еще,
Степа, понял - что-то у вас не так. Ты же врать никогда не умел».
-Потом научился, - мрачно отозвался Степан.
-То уже был не ты, - Федор потрепал его по плечу. «Если Пьетро и твой сын - им только гордиться
можно, дорогой мой. Обо всем остальном, что ты мне сейчас рассказал - Лее не говори. Хватит ей
и того, что она о Еве покойной знает».
-Так нечестно, - упрямо ответил ему брат.
-Вам шестой десяток обоим, - Федор поднялся, - доживите жизнь спокойно, мой тебе совет». Он
поцеловал брата в лоб: «Махмуд-эфенди ждет, пора мне на юг. Там хорошее озеро, интересное, я
Элишеве грязей привезу».
Степан посмотрел в голубые, словно сапфиры на эфесе сабли, глаза брата и обнял его: «Храни тебя
Господь».
-Я не прощаюсь, - хохотнул Федор, - к вашему новому году вернусь, яблок поем, с медом. И
курицу, что твоя жена готовит - вкуснее ее нет.
Он уходил, ведя за собой мула, о чем-то разговаривая с проводником-турком, а Степан все
смотрел на его широкую, мощную спину.
Повернув жену к себе, поцеловав ее, он повторил: «Да. Можно не волноваться. Поешь со мной,
Лея, пожалуйста».
Они сидели за столом. Степан рассказывал ей об уроках в синагоге, о том, что они с Аароном
сейчас читают в Талмуде. Лея, подперев мягкую щеку рукой, улыбнулась: «Ты сейчас такой
красивый, Авраам. Как тогда, тридцать лет назад. Я ведь в тебя сразу влюбилась, с первого
взгляда».
Он наклонился. Прижавшись губами к ее большой руке, Степан тихо попросил: «Останься со мной,
сегодня. Никуда, никуда не уходи, я прошу тебя».
-Там Моше, Элишева, - Лея внезапно, ярко покраснела. «Неудобно же, Авраам...»
-Завтра мы пойдем домой, к ним, - он стал целовать ее пальцы. «Вместе, моя Лея. И больше
никогда не расстанемся».
-Никогда, - выдохнула она, обнимая мужа. Степан, стерев слезы с ее щеки, шепнул: «Я люблю
тебя».
Эпилог
Бостон, весна 1808 года
Тедди развернул письмо – в маленьком, изящном, пахнущем жасмином конверте.
-Дорогой мой сыночек, - начал читать он.
-У нас все хорошо. Мэри совсем оправилась после своего ранения. Джо и Дебора за ней
ухаживали, пока она была в Амстердаме, а потом я и Майкл туда съездили, не открыто, конечно -
и забрали Мэри домой. Его светлость пока ходит с тростью, как дядя Меир, но и то хорошо, что он
выжил - бедная Мадлен всю осень себе места не находила, ведь ничего не было известно. Потом
Джон прислал весточку из Кенигсберга, а к Рождеству и сам приехал. Передай, пожалуйста,
наши соболезнования бедной Салли, я даже не знаю, как ее утешить….- Тедди опустил листок на
свой большой, с аккуратно разложенными бумагами, стол и едва слышно вздохнул. «Дети и внуки
растут и радуют нас, - продолжил он, - посылаем пожелания здоровья и счастья маленькому Теду.
Надеемся, что Мораг уже выздоровела и вернулась домой. О делах Питер тебе пишет отдельно, я
же целую тебя, мой милый Тедди».
Он отложил письмо. Поднявшись, пройдя по персидскому ковру, Тедди посмотрел на мраморную,
пустую террасу. Последнее письмо от Мораг пришло на Пасху - она совсем оправилась и
собиралась приехать в Бостон. Тедди потер лицо руками, все еще стоя у окна: «Господи, я знаю, я
виноват перед ней. Я обещаю, обещаю - такого больше никогда не повторится».
Тогда, осенью, он сказал плачущей Салли: «Вы только не волнуйтесь, пожалуйста. Я поеду в Нью-
Йорк и сам все выясню».
Констанца, затянувшись сигаркой, - они с Тедди сидели в редакции, - встала. Нажав на какой-то
выступ в своем рабочем столе, она достала из потайного ящика конверт. «Это она у меня держала,
