кроме самих себя.
Среди октябристов ясно проявились признаки разложения, так как с фактическим отстранением от руководства этою партией Гучкова начались всевозможные внутренние трения.
Националисты, руководимые П. Н. Балашовым, больше сами говорили о своем значении, чем располагали им в действительности среди других группировок. К тому же у них слишком была свежа память об утрате Столыпина и едва ли еще не более свежо было воспоминание о недавнем объявлении мне недоверия в Киеве, чтобы между ними и мною могло установиться какое-либо сердечное отношение, даже если бы я проявил к этому какую-либо склонность, чего на самом деле я вовсе не проявлял. Быть может, я совершил в этом случае так называемую тактическую ошибку, поддавшись свежему впечатлению той заносчивости, которую проявили ко мне в Киеве представители партии. Тем не менее, с первых же дней возвращения моего из Крыма, они стали усиленно заглядывать ко мне и в одиночку, и группами, нащупывая, какое положение займу я в отношении поддержки, которую получала партия из рук Столыпина.
Этот вопрос стал предо мною сразу же во весь свой непривлекательный рост. Еще в 1910 году на почве подготовки выборов в Государственную думу, падавших на лето 1912 года, между мною и Столыпиным произошли серьезные недоразумения. Столыпин, ссылаясь на то, что ни в одном государстве правительство не относится безразлично к выборам в законодательные учреждения и что, несмотря на наш избирательный закон от 3 июля 1907 года, такое безучастное отношение приведет неизбежно к усилению оппозиционных элементов в Думе и даст преобладание кадетской партии, потребовал от меня — и получил, несмотря на все мое сопротивление, крупные суммы на так называемую подготовку выборов. Ему хотелось разом получить от меня в свое распоряжение до 4 миллионов рублей, и все, что мне удалось сделать, — это рассрочить эту сумму, сократив ее просто огульно, в порядке обычного торга, до 3 с небольшим миллионов рублей, и растянуть эту цифру на три года, 1910–1912, разбив ее по разным источникам, находившимся в моем ведении.
Несмотря на все свое благородство и личную безупречную честность, Столыпин не верил всем моим возражениям и даже искренности моего взгляда, что все эти траты не приведут ни к чему, что деньги будут просто розданы самым ничтожным и бесполезным организациям и провинциальным органам печати, которых никто не читает, и они послужат просто соблазнительным источником питания разных «своих людей» у губернаторов и Департамента полиции или у того лица, которому поручено предвыборное производство, и в конечном результате получится только одно сплошное разочарование и даже обостренное неудовольствие тех, кто ничего не получил, против тех, кто успел что-либо приобрести.
На что тратились эти деньги — я так и не мог узнать до самого моего вступления в должность председателя Совета. Самый вопрос мой об этом всегда встречался с неподдельным чувством обиды. Столыпин мне ответил однажды в присутствии некоторых министров, что если у меня нет доверия к тому, что министр внутренних дел сумеет распорядиться деньгами как следует, то ему не остается ничего иного, как просить государя передать все это дело в руки министра финансов и сложить с себя ответственность за все последующие события. Само собой разумеется, что мне ничего не оставалось, как прекратить этот разговор, тем более что присутствовавшие при этом Кривошеин и Харитонов старались всячески поддерживать точку зрения Столыпина на недопустимость «безучастного» отношения правительства к подготовке выборов, хотя понятие влияния понималось ими просто как осуществление поговорки: «Денег дай — и успеха ожидай».
Естественно поэтому, что одним из первых дел, — если даже не самым первым при вступлении моем в новую должность, — было ознакомление с делом о расходах по выборам в Государственную думу. С. Е. Крыжановский, у которого это дело было на руках, дал мне все письменные материалы по этому любопытному делу, из которых мне стала ясна картина распределения денег по таким организациям, о которых мало кто и слышал и которые в лучшем случае были известны в своем уездном и далеко не всегда в своем губернском городе.
У меня хранились вплоть до июня 1918 года ведомости обо всех произведенных до августа 1911 года расходах по подготовке выборов 1912 года. При обыске, произведенном у меня в ночь с 30 июня на 1 июля 1918 года, эти ведомости не были взяты у меня, и, вернувшись из тюрьмы, я уничтожил их, как и все то, что накопилось в моих ящиках письменного стола и в шифоньере. Относящегося к последующему времени в этой переписке, конечно, ничего не было и быть не могло, потому что с моего ухода в январе 1914 года вся политическая жизнь шла далеко мимо меня. Я не принимал в ней никакого участия, и от нее у меня не оставалось никаких письменных следов.
Теперь мне очень жаль, что этих ведомостей нет у меня более под руками и я не могу более припомнить некоторые наиболее интересные имена и цифры, характеризующие взаимное отношение правительства и наиболее видных деятелей некоторых политических организаций.
«Все промелькнули перед нами, все побывали тут», — скажу я и теперь, хотя, повторяю, что не могу записать точно, когда, кто и сколько получил. Одно скажу по чистой совести: кадеты совсем не фигурируют в списках, что и понятно по их враждебности к Столыпину. Октябристы также упоминаются весьма редко, и то больше в качестве передаточной инстанции ничтожных сумм, по преимуществу благотворительного характера. Зато имена представителей организаций правого крыла фигурировали в ведомости, так сказать, властно и нераздельно. Тут и Марков 2-й с его «Курскою былью» и «Земщиной», поглощавшей 200 000 руб. в год; пресловутый доктор Дубровин с «Русским знаменем», тут и Пуришкевич с самыми разнообразными предприятиями до «Академического союза студентов» включительно; тут и представители Собрания националистов, Замысловский, Савенко, некоторые епископы с их просветительными союзами, тут и листок Почаевской лавры.
Наконец, к великому моему удивлению, в числе их оказались и видные представители самой партии националистов в Государственной думе, получавшие до меня довольно значительную ежемесячную субсидию на поддержание различных местных организаций, правда, в течение времени немногим более одного года.
На почве этой субсидии и произошла наша вторая встреча, если считать ту, которая имела место в Киеве, и — первая с той минуты, как открылись заседания Государственной думы. Министр внутренних дел, с которым на первых порах у нас были совершенно простые
