собирает всё, что находит, но поучения обидели бы её, да и
уменьшать её удачу не хотелось. Но куда денешься теперь? Большинство её грибов червивы, уж
не говоря о куче несъедобных. Конечно же, надо относиться к этому снисходительно, занимаясь
работой без всяких комментариев. Однако Нина видит, что почти весь её урожай уходит в отвал. Ей
обидно и без всяких его слов. Очень часто она упрекает его в желании верховодить, быть правым
во всём, но сейчас-то он молчит. За него говорят её урожай, откидываемый в сторону. Не станешь
же травиться и есть червей лишь для того, чтобы показать чью-то правоту…
Конечно, на ужин им вполне хватает и того, что остаётся, но Роман расстроен за Смугляну.
Может быть, в ней самой есть какая-то тайная червоточина? Ведь в жизни ничего не бывает просто
так. Или тут виной всего её пассивность? Ей нужны не только лекарства, но и напряжение, работа
над собой. Вжиться во всё, что тебя окружает, можно только так.
Утром Нина поднимается разбитой, нездоровой. Состояние вялое, делать ничего не хочется.
– Мне нужно в больницу, – тихо сообщает она, – со мной явно что-то не то.
Роман видит это и сам.
– Давай, я свожу тебя на велосипеде, – предлагает он.
– Да ты что? Мы же весь посёлок усмешим.
– А-а, пусть смеются…
Роман выводит велосипед на дорогу. Смугляна подсаживается на раму, прижимается спиной к
груди мужа, и Роман даже через одежду ощущает её жар – неужели снова какое-то обострение?
Но ведь вчера всё было так хорошо. Или не было? Может быть, он это хорошее просто придумал,
потому что хочет хорошего?
229
Нина уходит в больницу, Роман ждёт на улице, сидя на велосипеде у белёного штакетника.
Спешить никуда не хочется. Ему кажется, что если сейчас спокойно сидеть и ждать результата, то
результат будет лучше. Сегодня он собирался засыпать завалинки опилками, которые уже высохли
под навесом. Но эта работа недолгая – успеет.
Смугляна выходит с поникшей головой. У неё снова обострение, нужно ложиться в больницу.
– Ну что ж, – даже как-то спокойно соглашается Роман.
Вернувшись домой один, он раскрывает чемоданы, подбирает для жены бельё, какое она
наказывала, и вдруг на мгновение ловит себя на недоумении: «А отчего это я роюсь в трусах и
рубашках какой-то женщины?» Удивительно, что он именно так и думает – «какой-то». Но почему,
почему она так и не становится своей?!
Нина, вышедшая к мужу за пакетом, улыбается виновато и обиженно. Два больничных халата,
надетых один на другой, и аптечный запах окончательно отшвыривают её от души. Она и в этот раз
обещает выздороветь поскорее.
– Тебе завтра что-нибудь принести? – вздохнув, спрашивает Роман.
– Не приходи завтра. У тебя столько дел.
– Хорошо, – грустно, но с охотой, в которой не хочется сознаваться даже себе самому,
соглашается он.
На самой нижней точке моста Роман останавливается и долго смотрит на воду Ледяной,
пытаясь увидеть рыбу. Нет, не видно там рыбы…
* * *
Просыпается Роман от тишины. Единственный звук в доме – то же тиканье ручных часов.
Вероятно, не будь этого еле слышимого звука, и сознанию не за что было бы зацепиться, чтобы
вытянуть себя в реальность. Однажды Роман планировал-спорил с Ниной, что купить в первую
очередь, если у них, наконец, появятся деньги: холодильник или телевизор. Так вот, оказывается,
не то и не другое. Самое необходимое для них сейчас – это обычный транзисторный приёмник.
Они уже глохнут тут от тишины, о которой так мечтали в городе, и тупеют от недостатка
информации. Удивительно, что тишина обладает каким-то наркотическим свойством: она давит, но
её не хочется нарушать. Она втягивает в себя всё больше и, кажется, постепенно сводит с ума.
Сегодня Роман и себя самого с большим трудом выгоняет на пробежку и, пока бегает, созревает
окончательно: приёмник нужно всё-таки купить! Вернувшись в дом, он, отодвинув планируемые
дела, вытряхивает из кошелька весть наличный капитал. Набирается тридцать два рубля. А ведь
ровно столько, из рубля в рубль, стоит транзисторный приёмник, стоящий на полке промышленного
магазинчика, рядом с которым они живут. Это последние деньги, и если их потратить, то останется
лишь мелочь, которой не хватит и на булку хлеба. Этот расчёт отрезвляет. Роман прячет деньги, но
мысль, что если взять их, пойти в магазин и уже минут через пятнадцать, а то и меньше заполнить
звуковую пустоту вокруг себя голосами людей, музыкой, новостями, не даёт покоя. Это не
сравнится даже с хлебом. А, кстати, каким сюрпризом станет эта покупка для Смугляны! Он
специально не скажет ей о приёмнике, пока она в больнице, но когда, вернувшись домой, Нина
услышит в своём обычно беззвучном доме музыку, то будет просто в шоке!
Роман на большие шаги идёт в магазин, но, к его огорчению, дешёвый приемник, которым он
давно уже любуется на полке, единственный и неисправный. Продавщица, полноватая,
добродушная женщина, сидящая в полутёмном, сыром магазине в какой-то оранжевой, чуть ли не
железнодорожной жилетке, предлагает ему другой приёмник, за шестьдесят рублей. Конечно, это
уже приёмник так приёмник, который, наверняка, и волн ловит куда больше, да на что его купить?
Роман лишь виновато вздыхает, разводит руками и уходит.
В глухой молчаливый дом его, кажется, и ноги не несут. Издали он видит на дороге какую-то
зелёную бумажку, а, подойдя ближе, испытывает нечто вроде тягучего столбняка – на укатанной
песчаной дороге не только зелёная, но ещё несколько синеньких и даже одна красненькая бумажка
– десятка. Деньги, лежащие ворохом, нехотя шевелит воздух. Роман оглядывается по сторонам,
пытаясь понять, кто потерял деньги, но и на улице, и на берегу – ни души. В одно мгновение, в
течение которого он подбирает деньги, переживается целая эпоха нравственных падений и
подъёмов. Что делать с находкой? Повесить у магазина объявление? Или смолчать? Конечно, по
совести-то надо найти владельца, но, с другой стороны, кто ещё в посёлке так нуждается сейчас в
деньгах так, как они с женой? Может быть, такое везение выпадает им не случайно? Да ведь
теперь у него может хватить и на приёмник за шестьдесят рублей. Или не хватит? Сунув деньги в
другой карман, чтобы не перепутать со своими, Роман как можно спокойней, чтобы не вызвать
подозрений у какого-нибудь случайного прохожего, шагает к своей ограде. Домашний пересчёт
ввергает в растерянность – ровно тридцать два рубля! Удивляет и другое совпадение: найденные
купюры точно такие же, как у него. Их можно даже сравнить. Роман суёт руку в
