комментарии спадают. Роману интересно не столько выиграть, сколько
посмотреть, как начальник станет почёсывать затылок. Но происходит неожиданное. Примерно к
середине партии, когда перевес в пользу Романа становится очевидным, Будко вдруг тем же тоном
превосходства начинает подсказывать противнику, как обыграть его самого. При последних
завершающих ходах Роман, опасаясь оплошности, задумывается дольше, и Будко, кажется, теряет
всякое терпение от его несообразительности, раздражаясь, что он вынужден проиграть такому
недостойному противнику.
– Это можно было сделать и двумя ходами раньше, – небрежно и с претензией произносит он,
когда противник делает, наконец, итоговый матовый ход.
Кажется, для посторонних наблюдателей так и остаётся не ясным, кто же выиграл теперь.
– Два-один, – поднимаясь, подводит итог Будко, – пожалуй, на сегодня с тебя и хватит. .
Удалившись в кабинет, он спускается оттуда перед обедом. Выглядя крайне озабоченным, он
прямо от дверей требует от Каргинского письменные сведения о заправке машин. Водители знают,
что баки полны, но ввиду такой серьёзности идут и на всякий случай проверяют ещё. Каргинский с
их слов составляет справку, расписывается и тут же через стол протягивает начальнику. Будко
окидывает бумажку глазами.
– Отлично, отлично, – сосредоточенно говорит он, перегибает справку несколько раз, прячет её
в карман пиджака и, направляясь в гараж, распоряжается, – Ельников, откройте ворота! Мне нужно
срочно съездить домой по делам.
Митя, опустив плечи, плетётся за ним, остальные оторопело смотрят друг на друга. И смотрят
так до тех пор, пока не слышат, как в гараже начинает урчать боевая пожарная машина.
– Да-а, – тянет лысый Сергей, начиная перемешивать чёрные костяшки, – ну и де-ела-а…
– В уборную поехал, – говорит Арсеньевич, – мы ему для этого даже бумажку дали. Только
размяли плохо, как бы не ободрался…
Через два часа, когда, отобедав, все курят, заполняя помещение свежим облаком синего дыма,
к воротам подходит и глохнет любимая начальником машина резервного хода. Будко входит
стремительно.
– Андрей, загони машину в гараж! – распоряжается он, опять пробегая в свой кабинет как будто
по какому-то важному делу.
– Так он что же, так и не научился задом-то заезжать? – усмехнувшись, говорит Арсеньевич.
Загонять машину сразу в гараж нет смысла. Вначале её надо помыть. Лихач-начальник где-то
на полном ходу промчался через лужу. Моют её уже в сумерках, когда Будко уходит домой. Как-то
неловко мыть её на виду у него.
Ночью в половине четвертого тревога! Недалеко от пожарной части горит жилой дом.
Удивительно, что о пожаре по телефону сообщает сам Будко. Оказывается, пострадавший, лично
знакомый с Виктором Семёновичем, позвонил ему домой, чтобы уж тот распорядился, так
распорядился. Не так, как обычно, а как следует, по знакомству.
У дома горит крыша под шифером. Погода безветренна, так что случай – так себе. Быстро
разбросив рукав, Роман с Митей влезают по лестнице на крышу веранды, отрывают выдергой
заколоченную дверцу. И тут-то они видят, как бешено, с мигалкой и сиреной, раздирающей ночную
тишину, по безлюдной улице мчится машина резервного хода. Тормознув у палисадника, она
останавливается, как вкопанная. Поразительна даже не стремительная реакция начальника,
примчавшегося на пожар, и даже не то, что он оказывается при этом в форменном парадном
кителе, застёгнутом на все пуговички. Потрясающ его демонический, всё тот же наполеоновский
вид, который он чётко фиксирует на подножке авто, устремляя свой пламенный взор на коптящую
крышу из-под козырька ладони, не подумав как-то, что даже при ярком солнце для этого хватает и
козырька фуражки. Тут же, не слушая доклада Каргинского, Будко приказывает Роману и Мите
спуститься вниз и укоротить рукав.
– Мерцалов – на ствол! – кричит он, дождавшись выполнения приказания, – Ельников –
подручным! Дягилев! – поворачивается он к Арсеньевичу, обыденно съёжившемуся от ночной
прохлады у машины. – Подавай воду!
Струя бьёт из брандспойта. Роман направляет её на шиферную плоскость крыши, из-под
которой валит дым, потому что направлять больше не на что. Вода от крыши разлетается веером.
Шифер от холодной воды дымит бусым паром. Это вроде бы и красиво, только при чём здесь
красота? Роман от такого пустого дела в полной растерянности – дом-то всё так же горит! Будко,
224
подбежав, что-то спрашивает у него, но из-за шума мотора ничего не разобрать. Будко наклоняется
к самому уху.
–Я задаю вопрос: вы четыре очка удержите?!
От этого непонятного вопроса Роман и вовсе перестаёт соображать. Какие ещё очки? Он
держит ствол, а не какие-то очки. Что это вообще такое? Будко повторяет одно и то же несколько
раз, прежде чем доходит, что речь идёт о давлении. Очки – это атмосферы! Ну, в конце концов, не
всем же быть настолько пожарно-грамотными! К тому же, откуда стволовому знать, сколько
атмосфер в струе: манометр-то на машине.
– Я не пойму, куда лить? – кричит Роман. – Надо на вышку лезть, а то вода кончится.
– Ничего, в резервной машине ещё полная цистерна…
– Но смысл-то какой?!
– Направляйте струю в швы между шифером, срывайте его. Дягилев, давай полное давление!
Ровно на одну минуту замысел начальника кажется даже остроумным. Давление плавно
возрастает. Вода лупит из брандспойта, как из пушки – рукав сильно тянет назад. Выпусти его, и он
заскачет, раздавая подзатыльники и уже многочисленным зевакам, сбежавшимся на вой сирены, и
хозяевам, которые на всякий случай, и, видимо, уже небезосновательно выносят вещи из дома, и
пожарным, и красивому начальнику лично. Митя помогает удерживать ствол, однако, как тут ни
измудряйся, а шиферу – хоть бы хны. Вода из цистерны вылетает за какие-то минуты. Будко лихо,
как пожарный барс, впрыгивает в кабину своей машины, подгоняет её задом вместо машины
первого хода, помчавшуюся за водой, и сбивает зеркальный шкаф с хрусталём, только что
аккуратно, как самую большую ценность, вынесенный хозяевами. Хозяева, вызвавшие пожарных
по блату, дико орут, и этот крик имеет для них самое счастливое последствие. Их отчаянные
возгласы, а также почти новогодний звон хрусталя пробуждает сознание истинного пожарного
Каргинского. Медлить, пожалуй, уже и нельзя. На чердаке занимается основательно. С другой
стороны крыши вырываются яркие высверки – огонь может перекинуться вниз на деревянные
стены дома или на другие постройки. Вернувшись в своё теперь ещё более бешеное и более
лихорадочное состояние, Каргинский уже не видит своего хитромудрого начальника. Он
приказывает снова надставить рукав и тянуть его на вышку. Теперь он сам чуть не с разбега
взлетает на крышу веранды, вышибает ногой и без того уже отрытую дверку и ныряет в густой дым.
Почти тут же с крыши слетает лист шифера, поддетый снизу – это отдушина, чтобы дышать. А
дальше – ещё проще. Роман и
