— Что убежал из вашего кафе, — отвечаю я. — Я не из-за вас. Вы были очень милы со мной; все потому, что у кафе только третий уровень гигиены.
Каз смотрит на меня.
— Поэтому ты расстроился?
— Да. Потому что три — это удовлетворительно, а папа не разрешал мне ходить в школу с таким низким рейтингом. Моя школа хорошая, у нее четвертый гигиенический уровень, но в ней все равно есть злые дети, и директор считает меня странным, поэтому мне нравится есть только в местах, где гигиена на пятерку. Похоже, они очень хорошие.
— Что ж, а ты смышленый парень — так все разложить. По крайней мере, буду знать, что тебя испугал не мой овечий фартук.
— Нет, мне он нравится. У вас есть другие вещи с овцами или только фартук?
Она на мгновение задумывается.
— Раньше было еще кухонное полотенце, но не могу припомнить, что с ним стало. Наш Терри подарил мне его на Рождество, а фартук на день рождения.
— Наш Терри — это ваш сын? — спрашиваю я.
— Нет, брат, — улыбается Каз. — Это его дразнили в школе.
— Ему тоже нравятся овцы? — спрашиваю я, а папа входит в комнату с подносом.
— Не особо. Он любит ТВ-шоу восьмидесятых. Ты о таких и не слыхал. А ты сам, Финн? Что ты любишь?
— Цветы, — отвечаю я, — и Алана Титчмарша.
Каз слегка удивлена, но не смеется.
— Нравится садоводство, да? Помню, маленькой я работала на участке.
— Ну вот, Финн, — говорит папа, ставя поднос и вручая Каз ее кружку, а мне — стакан апельсинового сока, — может, Каз даст тебе какие-то полезные советы.
— Ох, не знаю, — отвечает она. — Давненько это было. Годами ничего не выращивала.
— У вас больше нет участка? — спрашиваю я.
— Нет. Мамаше пришлось его продать.
— Как я слышал, работа на участке отнимает много сил, — вставляет папа, садясь в кресло напротив.
Каз смотрит на руки.
— А у вас есть сад? — интересуюсь я.
— Нет, милый, и никогда не было, — качает она головой.
Мне за нее обидно. Вспоминаю, как разволновался, когда мама предупредила, что после их с папой развода я могу остаться без сада.
— Где вы живете, Каз? — спрашивает отец.
— В центре, — отвечает она.
— С садами там не развернуться, — замечает папа.
Каз держит свою кружку и молчит.
— Я думал сделать к чаю макароны с сыром, — говорит папа. — Вас это устроит, Каз? Говорите смело, если вы веган или кто-то еще.
Каз улыбается.
— Я ем то, что передо мной поставили.
— Отлично, — говорит папа. — Тогда все просто. Хотя готовлю я не очень хорошо, так что вы можете пожалеть о своем согласии.
Я не люблю, когда он так говорит о маме. А папа говорит о маме, хотя не называет ее имени, ведь из-за нее он и готовит не очень хорошо. Мама так здорово управлялась на кухне, что ему никогда не приходилось что-либо делать. Мы все молчим. Каз пьет чай.
Я делаю глоток апельсинового сока.
— Вот что я тебе скажу, Финн, — говорит папа. — Почему бы тебе не отвести Каз к себе в комнату, пока я готовлю? Сможешь ей кучу всего показать.
Я не понимаю, какую кучу он имеет в виду, но полагаю, что смогу показать гостье некоторые из моих садоводческих книг Алана Титчмарша и, возможно, поговорить о розах или участках. Я встаю. Каз допивает чай и тоже поднимается.
— Хорошо, — говорит она. — Давай посмотрим.
Толкаю дверь своей спальни. Я не привык водить сюда незнакомцев. Кажется, кроме мамы и папы, здесь бывала только Лотти.
Я не уверен, понравится ли гостье комната, потому что та — отражение меня, а я знаю, что я странный, поэтому, наверное, моя спальня тоже странная.
Каз входит и первым делом смотрит вверх, на пчелу под потолком.
— Забавная штуковина.
— Мне она не особо нравится, — кривлюсь я. — Только папе не говорите, а то он ее покупал.
— А почему тебе не нравится?
— Потому что синих пчел не бывает. И мама бы не одобрила.
Каз кивает.
— Тебе нравятся пчелы?
— Ага. Всегда их любил, еще с самого детства.
— Сколько тебе лет, Финн?
— Десять. В августе будет одиннадцать.
— Значит, в сентябре ты уже пойдешь во взрослую школу?
— Да.
— Чего-то ты не слишком рад.
— Я не хочу туда. Это папина затея. Модная школа неподалеку от Илкли. Буду учиться музыке.
— Ого. У тебя, должно быть, талант. На чем играешь?
— На укулеле и пианино. Но я сейчас не играю. С тех пор, как… ну, знаете.
Отхожу в другой конец комнаты, чтобы Каз не видела, как я сдерживаю слезы.
— Почему ты не хочешь в новую школу? — спрашивает она, садясь на мою кровать.
— Она большая, значит, еще больше детей станет меня дразнить. Я со школами не лажу. Ну, с нормальными. А вот мама однажды сделала мне школу в палатке. Когда…
У меня срывается голос. Похоже, я до сих пор не могу говорить о том, что произошло. Набираю побольше воздуха и пробую еще раз.
— Ее школа была потрясающей. Мы вдохновлялись природой, и я рисовал все, что найду. Картинки получались не очень, но никто не ругался. Вот бы всегда так было.
Снова замолкаю и стараюсь не расплакаться.
— Что говорит твой папа? — чуть погодя спрашивает Каз. — О том, что ты не хочешь в эту школу?
— Говорит, все будет не так плохо, как мне кажется. Только он и про начальную так рассказывал, а она оказалась ужасной.
— Папы иногда такую чушь несут, — кривится Каз.
— Твой папа тоже нес?
— Ага, всякий раз, как открывал рот.
У меня вырывается смешок. Оказывается, пустить Каз в комнату — это не так уж плохо. Показываю ей всякую
