– Верделл! – воскликнула Аяна с облегчением. – Я потеряла тебя!
– Ох, кирья! – радостно воскликнул он, оборачиваясь. – Ты нашлась. Тут деревянные штуки. – Он протянул ей флейту. – Я искал тебя, но отвлёкся на них.
– Ты удивительно красиво играл. Я никогда не слышала твоей музыки.
– У меня нет своей флейты. У меня была в детстве, мне сделал её один катьонте... но она треснула, а потом вообще потерялась, и я как-то и не думал о музыке... А потом, в долине, Лойка научила меня.
– Так давай купим тебе эту? – предложила Аяна. – У тебя так хорошо получилось!
– Тут дорого, – вздохнул он с сожалением, возвращая флейту торговцу в ярко-синем халате. – В следующий раз. У них тут всё деревянное очень дорого.
– Давай тогда найдём тебе такую, когда у нас появятся деньги. Мне очень понравилось, как ты играешь. Пообещай, что не забросишь это.
– Хорошо, – кивнул Верделл. – Как только появится возможность, обязательно купим мне флейту, и я буду учиться дальше. Договорились?
– Договорились. Верделл, я хочу пить. Пойдём?
– Пойдём. Там начинаются свадебные представления, хочешь посмотреть?
– Конечно!
Свадебные состязания и представления хасэ были неразрывно связаны с лошадьми, собаками, овцами и охотничьими беркутами. Аяна уже давно поняла, насколько хасэ ценили и уважали всех своих животных, дающих им мясо для еды, шерсть и шкуры для одежды и преданно охраняющих их. Когда человек желает здоровья в первую очередь ногам твоего коня, а потом уже тебе, это о чём-то да говорит.
Молодые парни догоняли девушек, на скаку пытаясь сбить с них шапки, стреляли из лука, при этом наперегонки объезжая метки на земле, вытворяли просто немыслимые трюки на спинах своих лошадей. Собак не продавали и не выменивали на торгу, их выводили именно на свадебной части берега, и, понятное дело, не все желающие удостаивались чести купить щенка от самых матёрых защитников-волкодавов с обрубленными ушами или от золотых, подобных ветру борзых.
27. Смотреть, но не трогать
Свадебный договор заключался на берегу озера, и Аяна с удивлением наблюдала, как руки молодых, как и в родной долине, связывают лентами. Потом новобрачные уходили в свои хасэны пировать, а на их место вставала новая пара и их родственники, и всё повторялось.
Удивительно было то, что за день вода в озере и вправду стала почти красной. Аяна размышляла над этим явлением, но так и не смогла ничего придумать. Она пожала плечами и пошла рассматривать окрестности.
Она увидела в отдалении Дилар, которую Далэг привела к хасэну её жениха. Дилар смущалась и краснела перед довольно высоким и крупным парнем из Тэду, и он тоже чувствовал себя неловко. Хар и Кавут одобрительно кивали, глядя на будущих мужа и жену. Аяна не знала, что чувствует Дилар, но вид у той был весьма довольный.
К сожалению, того же нельзя было сказать о Жадэте. Его усадили на ковры с несколькими парнями и девушками из Тэду, и трое из девушек, наиболее ярко одетых, явно были представлены ему на выбор. Все трое казались ладными, милыми, и Аяна как бы невзначай подошла поближе к их коврам, чтобы рассмотреть.
Жадэт был в смятении. Он с каким-то отчаянием смотрел на девушек, а одна из них тоже с тоской на лице посматривала в сторону, видимо, отыскивая взглядом того, кто ей нравился. Всем явно было неловко, и парни, – видимо, братья девушек, – посаженные наблюдать за сватовством, теребили полы халатов и беспокойно отхлёбывали травяной настой.
Аяна расстроилась. В какой-то момент ей показалось, что Жадэт вот-вот встанет и громко скажет, что не хочет выбирать. Но он всё сидел и краснел, и девушки тоже краснели.
Аяна взглянула на Верделла и поняла, что он видит то же, что и она.
– Верделл... Как думаешь, сколько у них выкуп за невесту? – спросила она внезапно.
Он посмотрел прямо ей в лицо.
– Мы не можем, кирья. Нет. Я уже думал об этом.
– Но посмотри на него... Верделл, это неправильно!
– Ладно. Ладно! Я попытаюсь выведать.
Он сунул руки в карманы и направился в сторону парней Тэду-хасэна. Они немного поболтали, потом посмеялись над какой-то шуткой, Верделл махнул им и вернулся к Аяне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Они, похоже, думают теперь, что я для себя интересовался, – испуганно сказал он. – Они сказали, за ту, что посередине, тридцать овец, а за ту, которая с краю – восемьдесят и две лошади. А та, которая слева, они надеются, приглянется Жадэту.
– Они оценивают невест в лошадях и баранах? – не поверила Аяна своим ушам.
– Да. Так что идея Конды всё переводить в коней для тебя не так уж далека от жизни.
Аяна задумалась, как должна себя чувствовать девушка, которую мало того, что оценили, так ещё и оценили в тридцать баранов, тогда как её сестра по прикидкам семьи стоит по меньшей мере в три раза дороже. Ей стало противно.
– В общем, кирья, у нас таких денег нет. Сколько бы ни стоила Кадэр, это явно больше, чем у нас есть.
– А сколько стоит овца?
– Сорок медных.
– Значит, тридцать овец – двадцать четыре серебряных?
– Я менял серебро по восемнадцать за золотой. Если по тому же расчёту, тридцать овец – это одно золото и шесть серебра. У нас столько нет. Вернее, есть, но тогда тебе придётся рожать в лесу или у дороги.
Аяна вздрогнула.
– Верделл, что же делать?
– Я не знаю, кирья. Мне его тоже жалко. Он постоянно говорил о своей Кадэр.
– Зря мы пошли сюда, Верделл. Пойдём лучше к повозкам. Мне тяжело на это смотреть.
По дороге они встретила людей из Хурга, и Кадэр тоже была там, стояла перед молодым парнем из другого хасэна и не знала, куда деть глаза. Она отчаянно взглянула на Аяну, проходившую мимо с Верделлом, и у той заныло в груди.
Вечером весь хасэн обсуждал предстоящую свадьбу. Жадэт выбрал девушку, которая сидела с краю и смотрела в сторону, и меньше всего на свете Аяна бы хотела, чтоб ей самой пришлось когда-нибудь делать такой выбор. Жадэт ушёл в шатёр, и Аяна сочувствовала ему, потому что там даже и угла не было, чтобы спрятаться: шатры были удручающе круглыми. Верделл было зашёл к нему, но вышел, пожимая плечами.
– Он не хочет говорить. Кирья, мы ничего не можем сделать. Может, они сбегут? Парни обсуждали это. Вроде как некоторые сбегают до свадьбы, и это не так страшно, как после.
Но с утра Жадэт был ещё в хасэне. Верделл качал головой, глядя на Аяну, которая из-за этого всего выглядела несчастной.
– Кирья, я собрал вещи, – вздохнул он. – Я собрал вещи и попрощался, так что мы можем ехать, если тебе тяжело.
– Я тоже попрощаюсь.Я не могу просто уехать.
Она подходила ко всем, кого успела узнать в степи и у озера, обнимала и говорила добрые слова, плакала сама, и девушки и женщины плакали с ней. Они желали ей дорого пути, обнимали и прикасались к животу. Кадэр поцеловала её в висок и пожелала скорой встречи с любимым, и Аяна изводилась от горя за её судьбу, но поделать ничего не могла.
Поток, за которым она следовала уже пять месяцев, вёл её дальше, дальше, и она шла за ним, понимая, что вряд ли увидит ещё хоть раз кого-то из этих людей, ставших её друзьями.
– Пошли, кирья. Нам пора дальше.
– Постой. Я передумала. Верделл, я хочу остаться и посмотреть на свадьбу Жадэта.
Они встали в стороне, на свадебном берегу, и смотрели, как нарядный Жадэт с лицом человека, потерявшего надежду, берёт руки маленькой темноволосой девушки, которую не любит, и которая не любит его, и как главы их хасэнов затягивают свадебную ленту на их запястьях. Аяна видела, как за одним из шатров Кадэр стоит, не отводя взгляда от Жадэта и его молодой жены.
Ей стало невыносимо, мучительно тоскливо. С тяжёлой душой она забралась в седло. Верделл сел на свою кобылу, и лошади медленно зашагали прочь от священного озера Тэвран.
28. Жареные по со свининой
Почти неделю они ехали по степи, натыкаясь то и дело на озерца, вокруг которых росли кустарники и деревья. Айдэр предупреждала, что воду из них лучше кипятить, перед тем, как пить, и теперь на привалах они ждали, пока котелок остынет, чтобы наполнить бурдюки.