– Как ты думаешь, они сбегут? – спросила она у Верделла как-то раз.
– Я специально хотел уйти оттуда, не дожидаясь их свадеб, чтобы не знать наверняка даже то, женится Жадэт или нет. Когда не знаешь, остаётся надежда.
Аяна ехала и примеряла на себя произошедшее. Что бы она делала, если бы её заперли дома и выдали против её воли за Алгара? Он вовсе не был противен ей, он был хорош собой, особенно в том праздничном кафтане, на празднике своего брата. Она похвалила его, а чуть позже встретила Конду, который тоже нарядился. Он вышел из ворот в своём зелёном бархате, и у неё закружилась голова. Нет. После встречи с Кондой она бы не смогла смириться. Она шла к нему на «Фидиндо», и на снегу оставались следы её крови. Она шла к нему и сейчас, и в степи оставались лежать месяцы её жизни без него.
Она закусила губу. От этих воспоминаний становилось только тяжелее. Верделл молчал, и степь больше не пела вокруг согласным хором птиц, кузнечиков, шмелей. На карте Конды эти места были довольно подробно изображены, и они шли вдоль горной гряды на юго-запад по низкой траве, обходя озерца, некоторые из которых были топкими, как болотца.
Шли они медленнее, чем изначально рассчитывали. А может, карта не была такой подробной, как предполагалось. На девятый день наконец они достигли небольшой реки, обозначенной на карте Конды, за которой, согласно этой карте, уже начинались земли Фадо.
Когда Конда показывал Аяне карты, и она видела границы разных земель, ей почему-то казалось, что они, эти границы, представляют собой какие-то ощутимые или видимые линии. Ей представлялось, что граничащие друг с другом земли выглядят как два поля, на одном из которых растут клубни, а на другом, к примеру, зреет авена.
На деле же никаких границ она не заметила. Даже лес, который они прошли в начале пути, закончился не разом, а постепенно поредел, стал ниже и наконец расступился, выпуская их на холмы. Тут, на воображаемой границе Халедана и Фадо, тоже ничего такого не было – лишь журчала по камням, стекая с гор, пересохшая по жаре речушка. Всё остальное на обоих её берегах было одинаковым – камни, трава, пение птиц.
Они перешли речку и напоили лошадей.
– Теперь мы в Фадо, – сказал Верделл. – Сначала будут болота, а потом эти их знаменитые дороги.
Болота тоже подсохли, и обойти их не составило труда. Верделл предложил забраться на склон, и Аяна поддержала его.
– Мы можем уйти к северу, там прохладнее, – сказал Верделл, глядя, как Аяна изнывает от жары на полуденном привале. – Тебе тяжело, кирья?
– Нет, – сказала она.
Но ей было тяжело. Ей постоянно хотелось пить, и больше всего на свете она хотела бы сейчас оказаться в своей летней спальне или в новой комнате, и чтобы Конда обнимал её, но лежал чуть подальше, чем обычно, потому что его кожа была горячей, а ей и так было жарко. Уйти к северу означало продлить путь на недели, а она хотела успеть пройти как можно больше, прежде чем придётся остановиться.
– Сколько, интересно, мы проходим в день? – спросила она, обмахиваясь намоченным в озерце полотенцем. Впереди их ждала рощица, позади лежала ещё одна, и копыта Ташты тихо и мерно опускались в низкую густую траву.
– Думаю, рандов двадцать, – сказал Верделл. – По степи мы проходили больше. Здесь мы петляем.
Аяна тяжело вздохнула и закатила глаза. Её раздражало всё. И это раздражало ещё больше.
– Это невыносимо. Что у нас с припасами?
– Пока всё в порядке, – сказал Верделл. – Пока хватает.
На следующий день они вышли на дорогу.
– Верделл, – тихо сказала Аяна. – Неужели...
Они сидели верхом, плечом к плечу, и она взяла его за руку.
– Теперь мы точно в Фадо, – сказала она. – Поехали!
Она неосторожно тронула Ташту, и он пошёл рысью, но Аяна осадила его.
– Кэтас, кэтас, Ташта. Стой. Тихо.
Он послушно зашагал, но видно было, что он с удовольствием бы и пробежался.
Дорога была и вправду очень интересная. Вся местность была похожа на кожу бронзоволицей дада из народа хасэ, и Аяна с Верделлом очень быстро потеряли счёт взгоркам и низинкам, по которым текла и переливалась дорога мимо придорожных луж, поросших тростником. Аяна намечала себе какую-то цель вроде дерева или камня, но добиралась до него в два раза дольше, чем в степи, из-за этих складок дороги. Они с Верделлом поднимались и спускались по ним вновь и вновь, как лодки рыбаков на волнах в открытом море, и наконец вышли к деревне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Деревня была огорожена большим забором. Ворота были открыты, и Верделл заехал туда первым и спешился.
– Я пойду узнаю, что здесь и как, – сказал он и увёл кобылу в поводу.
В ворота заехала повозка, запряжённая двумя быками, и Аяна восхищённо рассматривала их.
Эти животные тоже не были похожи на коров её долины и на небольших коричневых коров хасэ. Кожа на их шеях болталась складками, короткая шерсть имела приятный серовато-песочный цвет, а прямые рога росли в стороны.
Мальчик, управлявший телегой, кинул на Аяну любопытный взгляд, соскочил и убежал вверх по улице.
Она крутила головой, пытаясь увидеть всё и сразу. Оказалось, что не только вся деревня была огорожена, но и каждый двор в отдельности. Оглянувшись на стоявших сзади быков, она снова тронула пятками Ташту и медленно поехала вслед за Верделлом, рассматривая строения.
Дома, насколько она могла понять, были из глины, покрытой известкой, и с тростниковыми или черепичными крышами. Высокие, выше её роста, заборы вокруг каждого из дворов тоже были покрыты тростником, и на улицу выходили большие деревянные ворота. Окна некоторых домов были застеклены, дворы чисто выметены, а загоны с животными, которые ей удалось рассмотреть, – вычищены и опрятны. Здесь пахло чем-то жареным, Аяна не могла узнать этот запах, но ей сразу захотелось попробовать то, что так вкусно пахнет.
– Инни, Ташта!
Она догнала Верделла, и он помог ей спешиться.
– Я не вижу тут никакого постоялого двора. Оно и не удивительно – мы на краю Фадо. Вряд ли здесь часто бывают путешественники, – сказал он.
– Давай попробуем купить горячей еды, – сказала Аяна с горящими глазами, и Верделл улыбнулся.
– Давай. Мне тоже понравился запах. Веди, кирья!
Нос привёл её к одному из дворов.
– Надо в ворота постучать. Я что-то побаиваюсь, – сказала Аяна.
Верделл тоже колебался, но посмотрел на её печальное лицо и решительно шагнул вперёд. Он стукнул в ворота, и тотчас же из-под них протиснулась яростная звонкая собачонка, рыжая и очень раздражённая.
Аяна с изумлением смотрела, как эта маленькая зверушка облаивает их с Верделлом писклявым голосом, прыгая, скалясь и брызгая слюной.
– Ничего себе, – сказал Верделл. – Вот это смелость. Мне б такую смелость, я б уже давно страной правил.
На шум из ворот выглянул паренёк. Он посмотрел на нежданных гостей и коротким свистом подозвал собачонку.
– Мы приехали из степи, – сказал Верделл. – Я Верделл, это моя жена Аяна. Мы хотели бы купить у вас еды. Моя жена носит ребёнка, она очень устала и проголодалась. Не подскажешь, уважаемый, где у вас постоялый двор?
– У нас нету, – сказал парень. – Еды я вам и так вынесу, только немного, а то мать решит, что я сам съел, и в следующий раз ещё больше наготовит. Можете зайти во двор и сесть вон там, – показал он внутрь двора, открывая ворота. Я Хаго.
Он ушёл в дом, а Аяна села на бревно, которое он показал им, и блаженно вытянула ноги. Двор был очень чистый, его покрывал слой утоптанной желтоватой глинистой почвы, а глиняный дом с большими ставнями был аккуратно побелен.
– Устала, кирья? – спросил Верделл. – Нам придётся ехать дальше. Хаго, – окликнул он парня. – А далеко постоялый двор?
– В ближайших деревнях точно нету, – сказал парень. – У нас тут проезжих мало.
Он дал им миску с едой и две странных двузубых вилки с длинными черенками. Аяна принюхалась, потом пригляделась. Блюдо представляло собой нечто вроде лепёшек тонкого теста с начинкой, которые сложили пополам, слепив края, а потом обжарили в масле или жире. Она надкусила уголок и выпила мясной бульон, обжигая язык, а потом съела остальное.
