какой силой взгляд ее прекрасных глаз устремился к лицу безупречному, словно бы высеченному из мрамора, — лицу жреца Калликрата. Поняла я также, что, хотя грек и стоял со сложенными на груди руками, вперив взгляд в пол, он знал это, потому что и сам изредка тоже украдкой поглядывал на нее.
Наконец один из гостей не выдержал и заговорил. Это был суровый ликом, закаленный в боях греческий военачальник, которого, как я потом узнала, звали Клений; был он родом с острова Кос и командовал наемниками фараона.
— Во имя Зевса! — рявкнул Клений. — Люди мы, или камни, или тени из царства Аида? Пусть уж наконец ваши прорицатели прорицают, и покончим с этим, потому что у меня уже в горле пересохло и я хочу налить себе вина.
— Верно, — подхватил Теннес, царь Сидонский. — Прикажи им начинать, о фараон, ибо на заре я отплываю, а нам еще много чего следует обсудить.
И тут все гости заголосили: «Предсказывайте, предсказывайте!» — за исключением одной лишь Аменарты, которая жадно вглядывалась в лицо Калликрата, словно пытаясь разгадать, что скрывает холодная и бесстрастная маска жреца.
— Да будет так, — сказал Нут. — Но сначала я прошу фараона повелеть всем слугам удалиться.
Фараон взмахнул скипетром, и все виночерпии и слуги поклонились и вышли. Затем Нут сделал знак Калликрату, и тот встряхнул систр, который держал в руке, и своим низким, густым голосом проговорил нараспев восхваление богине, что всегда делалось, дабы вызвать ее присутствие.
Как только Калликрат умолк, Нут приступил к молитве.
— Услышь меня, твоего Пророка, о ты, кто была, есть и будешь, ты, в чьей груди заключена вся мудрость небесная и земная, — молился он. — Эти цари и вельможи жаждут знания, так яви же свое благоволение, провозгласи его для них. Они жаждут правды — так пусть узнают правду в таком виде, в каком представишь ее ты.
И вдруг старец умолк. Никто не раскрывал рта, и все же почудилось, будто кто-то шепнул приказ нам троим, поскольку внезапно Нут устремил на жреца Калликрата очень странный взгляд. В ответ жрец Калликрат, поднявшись с коленей, положил систр и, взяв в руки красивый кубок, подаренный фараоном, подошел к столу и омыл его чистой водой из серебряного кувшина, а затем наполнил до краев из того же кувшина и поднес его мне, Айше. Я поняла, что мне велят заглянуть в этот кубок и рассказать обо всем, что увижу.
Я поставила кубок на пол перед собой и, опустившись на колени, накрыла его своим покрывалом и вгляделась в воду, наполнявшую неглубокий золотой сосуд.
Некоторое время я не видела ничего, но вот наконец на поверхности появилось лицо — лицо царственной госпожи Аменарты, которая пристально глядела на меня из кубка. Да-да, и взгляд ее был жестким и как будто угрожающим: в глазах ее я прочитала ненависть и месть. Затем ее лицо сменилось другим — лицом жреца Калликрата, и в его глазах читались горе и страсть.
Я поняла, что богиня Исида говорит со мной о вещах, имеющих отношение ко мне, но не к судьбе Египта. В душе я молила Небесную Царицу избавить меня от тех видений, о которых ее не просили, но явить мне другие, поскольку это была моя идея — говорить фараону заранее продуманные расчетливые слова.
И тут вдруг явились непрошено другие видения — словно глаза мне раскрыл дух правды и судьбы. И явилось их множество, и все они были ужасающими. Я увидела поля сражений, тысячи павших воинов и пылающие города. Я увидела того царя с лживыми глазами, Теннеса... мертвым. Я узрела труп военачальника Кления, лежащий на груде тел зарубленных греков. И фараона Нектанеба, удирающего на корабле вверх по Нилу: я знала, что это был Нил, потому что течение струилось встречь носу его судна. Я видела, как фараона захватили чернокожие дикари и душили веревкой, пока язык его не вывалился изо рта и огромные круглые глаза не вылезли из орбит. Я узрела объятые пламенем храмы Египта и пьяного персидского царя, который с перекошенным от ярости лицом разбивал мечом статуи богов и безжалостно убивал жрецов на алтарях. Больше я не увидела ничего, но в голове моей вдруг зазвучал голос:
«Смерть Египту! Смерть и разорение! Смерть его царю, смерть его жрецам, смерть его богам! Кончено, кончено, все кончено!»
Я оттолкнула от себя кубок. Он опрокинулся, и — о чудо! — из него, марая белый мрамор пола, вытекла не вода, но кровь, а может, кроваво-красное вино. Я была не в силах оторвать от жидкости глаз! И все, абсолютно все присутствующие в зале тоже неотрывно глядели на этот ниспосланный богами ужас!
— Плутовство! — вдруг воскликнула Аменарта. — Под своим покрывалом она окрасила воду!
Остальные, особенно греки, тоже подняли крик, вторя принцессе:
— Это фокус! Наглый обман!
Молчал лишь фараон, который знал, что Айша, называемая Исидой, сошедшей на землю, не занимается фокусами; ведь Нектанеб и сам практиковал магию и видел подобные знамения, ниспосланные Сетом. Да уж, властитель выглядел напуганным и молчал, не сводя своих огромных глаз с кровавой лужи на мраморе.
— Это ответ, о принцесса Египта! — И я указала на мраморный пол. — Ответ крови.
— Крови! И чья же она? Персов?
— Нет, госпожа. То кровь многих из тех, кто сидит сейчас на этом пиру, но вскоре будет сидеть за столом у Осириса, а также тысяч тех, кто верен им. Однако ты, госпожа, не тревожься, твоей крови здесь нет. Полагаю, на пути твоем будет еще много бед, прежде чем сама ты отправишься в гости к Осирису... или, может статься, к Сету, — добавила я, отвечая ударом на удар.
— Огласи тогда их имена, Пророчица.
— Нет, имен я называть не стану. Попробуй угадать сама, госпожа, или попроси своего отца, фараона, разве он не маг? Хотя какое видение даруют ему боги, я не знаю. Ты обвинила в плутовстве меня, а вернее — саму Исиду. То есть оскорбила и богиню, и ее Пророчицу.
— Неправда, я назвала плутовкой лишь тебя! — вскричала принцесса, а между тем сердце ее сжималось от страха. — Да ты и есть самая настоящая обманщица! — Она повернулась к фараону. — А сейчас пусть эта храмовая колдунья, которая прячет свою омерзительную внешность за шелковым покрывалом, откинет его, чтобы мы могли видеть ее такой, какая она есть! И
