Они уставились друг на друга с выражением беспредельного ужаса на лицах.
– Что ты говоришь, Верделл...
– Я говорю, ты тоже... ела... тебе вроде понравилось...
– Я ела людей!? – в её голосе звучал такой неподдельный, брезгливый испуг, что Верделл не сразу понял, что именно она сказала.
– Каких людей, – просипел он, – когда ты ела людей?!
– Которых ты убил...
– Кирья... – простонал он, – я не убивал людей... Я режу свиней...
– Свиней? – переспросила Аяна.
– Ты что про меня подумала? Ох... Кирья!
У неё от облегчения слёзы хлынули из глаз.
– Они их тут режут, не дожидаясь зимы. Вялят, солят, жарят... У нас это позже делается, на месяц где-то или даже на два. Кирья, да не рыдай ты так, а то я сейчас начну дёргаться.
Он помолчал.
– Я удивлён. Ты думала, что я убийца, но при этом не накинулась на меня с обвинениями и не сбежала. Как тебе в голову пришло, что я могу кого-то пырнуть ножом?
– Я думала, ты пошёл на это ради меня!
– Я бы пошёл.
– Что?..
Они сменились, Аяна сидела позади него, на телеге.
– Я сказал, я бы, наверное, смог. И я уже сделал подобное один раз. Ты человек, который мне очень дорог, и у тебя внутри дитя человека, который мне тоже дорог. Надеюсь, что не придётся, но, если придётся, я не стану колебаться, кирья. Но я чту почти все заветы добра и совести, и не стану нарушать их, если твоей жизни ничто не угрожает.
Она села к нему на передок повозки и крепко обняла.
– Я постираю твои вещи завтра. От тебя пахнет кровью.
– Да. Я опасный человек. Чик – и готово.
Она зарылась носом в его рубашку на плече.
32 Ачте бывает разным
Следующая деревня была крупнее, и корчма тоже была попросторнее. Маленький пруд в её дворе привлёк внимание Аяны.
– Кэтас, Ташта,– осадила она стоявшего рядом гнедого, который потянулся попить из прудика.
– Сюда, сюда! – крикнула им откуда-то сверху женщина.
Аяна огляделась. Постоялый двор был двухэтажным, здания стояли углом, а вдоль второго этажа тянулась открытая галерея, крытая тростником. С этой галереи их и окликнули.
– Я спущусь, – громко сказала женщина, – подождите.
Верделл завёл во двор кобылу, впряжённую в телегу, оставил её у ворот и подошёл к Аяне.
– Вы рано, – сказала женщина, подходя к ним. – Вы первые в этом году.
– Первые? – переспросила Аяна.
– Ну да, – сказала женщина. – Вы же едете с севера, чтобы поклониться Великому Дереву?
– Нет. Мы едем с востока в Арнай.
Женщина присвистнула.
– Вот оно что. То-то я смотрю, рано вы. Обычно на неделю позже начинается нашествие у нас. А в середине сентября пусто, видите?
Она махнула головой в сторону галереи, и Аяна увидела, что все раздвижные двери комнат второго этажа стоят открытыми.
– Летом тут останавливаются торговцы приправами и ачте, а осенью пусто до начала листопада Великого Дерева. Я Дабу, кстати.
– Я Верделл, это Аяна, – сказал Верделл.
– Ой, какие странные у вас имена, – удивилась Дабу. – И одежда странная.
Аяна поправила свой красный халат и улыбнулась.
– Мы идём с востока и прошли через степь. Этот халат мне подарила девушка хасэ.
– Хасэ? Это народ степи? Сколько же вы уже идёте? Так, подожди, проходи вон туда, я сейчас разбужу мужа.
Аяна с Верделлом направились в открытую дверь, которую им показала Дабу.
– У неё муж спит средь бела дня, – сказал Верделл. – Болеет, что ли?
– Не знаю... сейчас узнаем.
Они прошли внутрь и уселись за один из столов. Тут же из-за угла показалось маленькое любопытное личико. Аяна наклонилась вбок, но личико тут же исчезло.
– А вот и мы, – сказала Дабу. – Вот, смотри, Шад, я же говорила тебе.
Шад, крупный, грузный мужчина, сел за стол напротив Верделла, пока Дабу ходила за кружками.
– Мой отец рассказывал, что у него останавливались люди из болотного края, – сказал он. – Но это было много лет назад. Мы тут в основном видим торговцев с севера и сборщиков налогов из Орты, ну и тех, кто идёт поклониться, но все они из Фадо. Вы удивили меня своим появлением.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дабу поставила перед Аяной и Верделлом дымящиеся кружки, и Аяна понюхала питьё.
– Это ачте. Вы пили ачте по дороге?
– Я знаю ачте, – сказал Верделл. – Я пил его дома. Но мне больше нравились другие напитки.
Питьё приятно пахло свежими листьями и чем-то отдалённо напоминающим цветы яблони. Аяна осторожно отхлебнула из кружки и с удивлением подняла голову.
– Мы пили что-то подобное в постоялых дворах. Это немного похоже по вкусу, но гораздо вкуснее. В наших краях такого нет.
– Вас поили дурным ачте. Ачте бывает разным. Ты знаешь, как его собирают?
– Нет.
– Ачте – это листья дерева, – сказал Шад. – Молодое дерево даёт много листьев, но они почти не имеют вкуса. Чем старше становится дерево, тем ароматнее его листья, но и тем их меньше. Некоторым деревьям больше двух и трёх сотен лет, и они растут в охраняемых садах к северу от Орты в окружении яблонь и слив, которые наполняют воздух ароматом цветов. Этот аромат вбирают и листья ачте, чтобы потом щедро отдать его напитку. Конечно, никто из нас никогда не попробует такой ачте, потому что листья с этих деревьев собирают для дворца орта. Юные парни и девушки, стройные и гибкие, лезут по ветвям дерева наверх, чтобы осторожно срезать молодые листья и почки. Их обучают отличать те, которые можно срезать без вреда для дерева. А ещё деревья очень требовательны к почве. На плохой почве хороший ачте не вырастет.
– Мы разбираемся в этом, – сказала со смехом Дабу, – потому что из года в год слушаем перебранки и споры торговцев. Они готовы перегрызть друг другу горло, споря о том, можно ли добавлять в ачте сироп, или это портит напиток.
– Сироп? -сказала Аяна, отпивая своё слегка терпкое ароматное питьё.
– Сладкий сироп из тростника. Вы не пробовали? В ваших краях его нет?
Аяна помотала головой, и Шад встал и принёс маленький керамический кувшинчик.
– Вот, – сказал он, наливая им в чашки прозрачную желтоватую жидкость. – Попробуйте!
– Не пробовал сладкий ачте, - сказал Верделл, с любопытством наблюдая за ним. - Интересно.
Они одновременно с Аяной отхлебнули из кружек, и лицо Аяны приобрело задумчивое выражение, тогда как Верделл расцвёл от восторга. Шад и Дабу рассмеялись.
– Вот это мне нравится, – воскликнул Верделл. – Если бы мне дали сладкий ачте, я бы пил только его!
– Да? – спросила Аяна, косясь на Верделла. – Ты находишь это вкусным? По-моему, без сиропа было гораздо вкуснее.
– Вот про это я и говорила, – сказала Дабу. – Мы с Шадом так же спорим иногда. Ему тоже ачте нравится сладким, а я терпеть не могу сироп в нём.
– А как вы получаете сироп? – спросила Аяна. – Мы добавляем мёд в выпечку для сладости.
– У нас много тростника, и есть тот, у которого сок сладкий, – сказал Шад. – Мы давим сахарный тростник и выпариваем полученный сок. Его можно загустить до твердого состояния. Тогда это называется сахар. Он хорошо растворяется в воде... и в ачте.
Дабу хлопнула его по упитанному плечу, и Верделл рассмеялся.
– Это всё ваши? – спросила Аяна, кивая на собравшуюся вокруг стайку ребятишек.
– И соседские, – рассмеялась Дабу. – Наших тут трое.
Она показала пальцем на троих из этой стайки, но они тут же перемешались.
– А у вас, судя по всему, первый? – спросила она, кивая на живот Аяны.
Та обхватила его руками и кивнула.
– Вы дадите ему такое же странное имя, как ваши? – с улыбкой спросила Дабу. – Хотя, наверное, наши имена кажутся вам не менее странными.
– У тебя такая интересная внешность, – сказал Шад, глядя на Аяну. – Я никогда не встречал такие лица.
– Я немного загорела в степи, и загар всё ещё не сошёл, – пожала та плечами. – А волосы выгорели от солнца. Обычно они темнее.
– Я не только про это. У тебя вот тут, – показал он пальцем на свой подбородок, – очень узко. И необычно большие глаза.
