прибоя, беснующегося у черных скал Кармеля.
Ближе к полуночи высокая мачта с треском переломилась надвое и полетела за борт, раздавив и унеся с собой нескольких человек. Людей охватил ужас, и финикийцы, возомнив, будто над ними нависла черная смерть, подняли крик.
Один из матросов заорал:
— Нас околдовали! Всем известно, что в это время года здесь никогда не бывает таких штормов!
Другой вторил ему:
— Да чему тут удивляться! Ведь на борту колдунья из Египта, она ненавидит наших богов, и это их разгневало!
Так они говорили, потому что слышали сказку о воде, превращенной в кровь, а также о пророчествах, которые я по традиции оглашала в храме в Мемфисе. В том городе тогда жило много финикийцев — болтунов и больших любителей небылиц, хотя сейчас, как рассказывает Холли, вся их раса умолкла навеки и они вынуждены довольствоваться лишь теми байками, что ходят по преисподней.
И тут понеслись крики сразу из нескольких глоток:
— Принесем ведьму в жертву богам моря! Бросим за борт! Пусть они заберут ее — и тогда мы завтра увидим солнце!
И толпа устремилась к корме триремы. Я сидела в каюте и увидела, как на полпути перед ними возник капитан Филон с несколькими членами команды, верными ему египтянами: их было всего лишь с полдюжины, не более. В руках Филон держал лук, а вынутый из ножен меч он заткнул за пояс.
— Назад! — крикнул капитан толпе обезумевших матросов, но те не послушались и, ведомые одним из стражников Теннеса, продолжили продвигаться по направлению к корме.
Филон опустился на колено и прижался спиной к бочонку с пресной водой, выжидая, пока судно на несколько мгновений выпрямится и замрет на гребне волны. Затем натянул лук и выстрелил. Метким был тот выстрел: стрела насквозь пронзила грудь начальника стражи Теннеса, и он рухнул замертво. Увидев это, остальные в испуге замерли на месте, цепляясь за фальшборты или что-либо еще, за что можно было держаться руками.
В толпе вдруг показался Теннес. Люди стали что-то кричать ему, а он — им в ответ, но в грохоте бури слов я разобрать не могла.
Филон пробрался ко мне в каюту, лицо его было мрачным.
— Святая, готовься присоединиться к Исиде на небесах. Испугавшись за свою жизнь, этот пес, царь Сидонский, дал согласие принести тебя в жертву. Я готов умереть вместе с тобой.
— Богиня благодарит тебя, о великодушный человек, и я, ее слуга, благодарю тоже, — отвечала я капитану с улыбкой. — Однако не бойся, ибо я не сомневаюсь: ни мне, ни тебе этой ночью умереть не суждено. А сейчас помоги мне. Давай выйдем на палубу и поговорим с этими шипящими змеями сидонскими.
— Но что ты скажешь им, святая?
— Богиня научит меня, — уверенно заявила я, хотя на самом деле даже не представляла, что скажу обезумевшей толпе. Я знала лишь, что какая-то сила толкала меня выйти и побеседовать с этими людьми.
И вот мы покинули каюту. Я держалась за Филона: устоять на ногах было очень трудно. Вся толпа — команда корабля и стражники — расступалась передо мной. Мы приблизились к обрубку сломанной мачты в центре палубы. Здесь я ухватилась одной рукой за основание мачты, а другой, в которой сжимала систр Исиды, махнула, подзывая людей к себе. Они подошли чуть ближе; среди них и царь, прикрывавший лицо плащом.
— Слушайте! — крикнула я. — Я знаю, что вы хотите принести меня, Пророчицу Исиды, в жертву своим богам! Глупцы! Разве Исида не могущественнее их всех? О Небесная Царица! Пошли знак, что ты сильнее иноземных богов!
С этими словами я запрокинула голову, устремив взгляд на луну, — ветер сорвал и унес мое покрывало — и стала ждать.
Огромный вал обрушился на нас, и корабль зарылся носом в толщу черно-зеленой воды. Когда он опять стал взмывать вверх, уже на новой волне, я увидела две темные фигуры, летящие с высоко задранного носа, и услышала чей-то крик:
— Охранные статуи сбило и священный огонь залит водой!
— Это ответ Исиды! — воскликнула я. — Ваши боги полетели туда, куда полетите и вы, все до единого, если дерзнете прикоснуться ко мне! Знайте, я не боюсь за свою жизнь, ее невозможно забрать у меня, но мне страшно за вас и за Сидон, который вскоре лишится царя, если только посмеете тронуть меня. Перестаньте кричать, и, хотя вы не заслуживаете этого, я помолюсь Исиде и упрошу ее спасти вас.
Глядя на меня с раскрытыми ртами, как на святую, все разом умолкли, и посреди ревущего шторма, в летящих брызгах и пене, я стала молиться: я просила Небеса сохранить этот корабль и тех, кого он несет, от страшных рифов, о которые прибой бился уже совсем близко.
И, о чудо: то ли шторм, устав от собственной ярости, стал стихать, то ли Тот, Кто слышит людские молитвы, с какой-то своей целью внял молитве моей — не знаю. Так или иначе, волшебство свершилось, и, хотя море продолжало гнать неисчислимые табуны белогривых волн, ветер внезапно стих: между водой и небом пал штиль.
— Великая богиня смилостивилась, и услышала меня, и спасла жизни вам, едва не убившим ее жрицу, — негромко объявила я. — А теперь возвращайтесь к своим веслам и гребите так, как не гребли никогда в жизни, если хотите отвести корабль от скал.
Толпа потрясенно молчала. Раззявив рты, люди не сводили с меня глаз! Наконец один матрос воскликнул:
— Ты богиня, ты и впрямь богиня! Прости нас, прости нас, рабов твоих, о Владычица Небесная!
И тут гребцы кинулись к веслам и с огромным риском, прилагая все силы, провели «Хапи» мимо мыса Кармель, где вода кипела над рифами, в открытое море.
— Что я тебе говорила, Филон? — сказала я капитану, когда он сопроводил меня назад в каюту.
Он не ответил, лишь приподнял кромку моего покрывала и прижал ее ко лбу.
Глава VIII.
ЦАРЬ СИДОНА
На следующее утро солнце выкатилось на безупречно синее небо, и трирема «Хапи», влекомая вперед одними только веслами, поскольку лишилась мачты, шла на север по спокойному морю. Менее чем в лиге справа от нас, словно облитые золотом, сверкали крыши славного города Тира. Он напоминал гордо восседающую на троне царицу, этот Тир, даже не помышляя о черных днях, когда его мраморные дворцы растают в огне, а
