2
За царскими братьями едут гонцы: Они потешались охотой. Сваливши медведя, пришли молодцы, Смущённые тайной заботой: Зачем их призвали? Быть может, теперь И царь Вукашин разъярился, как зверь, Недавно убитый с размаху? Быть может, готовит им плаху?
Но царь очень весел, сидит за столом, Не морщит суровые брови, Не учит придворных бичом и жезлом, Не требует крови да крови. И братья смиренно к нему подошли, Ударили оба челом до земли И оба промолвили разом: "Явились к тебе за приказом".
"Приказ мой, о братья, храните от жен, Храните до самого гроба! Вы знаете, братья, чем я раздражен, Какая свирепая злоба Терзает мне душу, сосет как змея: Не строится горная крепость моя. Казну золотую я трачу, А вижу одну неудачу.
Известно мне средство исправить беду. Но стоит великой утраты. От вас послушания рабского жду, — Нас трое, и все мы женаты, И наши подруги цветут красотой: Царица моя — словно месяц златой, Княгини — как звезды… Но вскоре Постигнет их лютое горе.
Из них кто пойдет на Баяну-реку, Домой во дворец не вернется, Ее на ужасную смерть обреку: Живая в стене закладется. И будет твердыня грозна и сильна. Врагов в нашу землю не пустит она. Нам дороги жены… Но, боже, Прости нас! — отчизна дороже.
Ни слова об этой! Решит все судьба: Кто завтра придет на Баяну, Хотя бы царица, — она мне люба, По ней сокрушаясь, завяну, — Но первый, клянуся, возьму молоток И буду безжалостен, буду жесток: Царицу в стене замуравлю И крепость над нею поставлю!"
Все трое клянутся молчанье хранить, Целуют святое распятье: "Да будет над тем, кто дерзнет изменить, Во веки господне проклятье!" И братья поспешно ушли из дворца; У них трепетали от страха сердца, А царь Вукашин усмехался, И ночью царице признался:
"Жена, не ходи на Баяну-реку, Домой во дворец не вернешься, Тебя на ужасную смерть обреку: Живая в стене закладешься!" И хитрый Углеша поведал жене, Кто будет на утро заложен в стене. Лишь Гойко, поклявшись святыней, Молчал пред своею княгиней.
3
Вот утро настало. Царица к жене Углеши пришла и сказала: "Невестушка, сильно неможется мне!" И — пальчик больной показала. "Сходи за меня на Баяну-реку, Обед отнеси моему муженьку". — "Охотно пошла бы, родная, Да ноги не ходят: больна я".
И младшей невестке такие слова Сказала лукаво царица: "Сегодня болит у меня голова, Сходи за меня, Гойковица, Сходи поскорей на Баяну-реку, Обед отнеси моему муженьку". — "Царица, дитя не обмыто, И платье мое не дошито".
— "Пустой отговоркой меня не серди, Племянника-князя умою И платье дошью я… Поди же, поди К Баяне дорогой прямою!" Смеясь Гойковица на жертву идет, Дорогой веселые песни поет. И Гойко воскликнул рыдая: "Пропала жена молодая!"
"О чем же ты плачешь, скажи, не таясь?! — Спросила княгиня. Рукою Махнувши, ответил задумчиво князь: "Сегодня я шел над рекою И перстень алмазный в нее уронил, А как этот перстень был дорог и мил!" Смеется княгиня: "Так что же? Мы купим другой, подороже".
Ни слова в ответ. Опустивши глаза, Стоял он пред ней как убитый. А к ним приближалась в то время гроза: Царь ехал с вельможною свитой. С коня соскочивши, бежит он вперед. Княгиню за белые руки берет, Приветствует грозно, сурово: "Сноха молодая, здорово!
Работники, плотники! Живо, сюда! Где зодчий придворный мой Рада? Тащите княгиню… Не много труда, А знатная будет награда: По-царски я вас серебром награжу, Когда молодицу в стене заложу…" И царь молотком потрясает, И гневные взоры бросает.
Княгине смешно показалось. Она Бежит легконогою серной… И думает: много хмельного вина Хватил Вукашин благоверный! Забавно княгиня играет, шалит, Себя на закладку поставить велит, — И вскрикнула весело, бойко: "Простись же со мною, князь Гойко!"
4
И князь обнимает жену горячо, Целует у бедной голубки, Целует стократно, еще и еще, И щечки, и глазки, и губки. "Прощай навсегда, дорогая жена!" — "Прощай, мой хороший!" — смеется она, Не зная предсмертной печали… Но вдруг молотки застучали.
И вот до колен заложили ее,
А все Гойковица смеется, И верить не хочет в несчастье свое, Стоит, как овечка, не бьется. До пояса плотники бревна кладут, Тяжелые камни княгиню гнетут. Тогда поняла Гойковица, Что сделала с нею царица.
Не стонет кукушка средь горных вершин, Не крик раздается орлиный, То плачет княгиня: "Спаси, Вукашин, Мой царь, повелитель единый! Здесь душно, здесь страшно в холодной стене… Князь Гойко! Скорее на помощь к жене!" Стена подымается выше, А вопли все тише и тише.
И зодчему Раде она говорит: "Оставь небольшое оконце, Чтоб видеть могла я, как в небе горит Прекрасное сербское солнце. Я буду смотреть на поля и луга И землю родную стеречь от врага, Увижу, хотя на минутку, И милого сына-малютку".
И слезно она умоляет людей: — "Прошу вас, жестокие люди, Оставить оконце для белых грудей И вынуть две белые груди: Пусть будет питаться от дяди тайком, Сынок мой Иова родным молоком!" И Рада, придя в умиленье, Исполнил ее повеленье.
Неделю в стене Гойковица жила И грудью младенца питала; В восьмые же сутки она умерла И грустно пред смертью шептала: "Сынок мой Иова! Навеки прости, За мать Вукашину-убийце не мсти! Как сладко мне быть, умирая, Защитницей сербского края!"
5 мая 1876
