Снаружи находятся площадки для тренировок. Все денники разделены между собой перегородками, и во многих находятся лошади. Каждая занимает отдельный денник – такова участь лошадей, которых готовят специально для соревнований. Каких пород здесь только нет: чистокровные, голландские, немецкие, теплокровные, ольденбургские, ганноверские, а одна похожа на голштинскую. Правда, я сужу только по росту, голове и шее, так как туловище и ноги закрыты красными попонами. Но то, что открыто взору, производит неизгладимое впечатление: сияющие мускулистые шеи, благородная посадка головы и задумчивое выражение, присущее всем божьим созданиям, осознающим свою ценность в этом мире.
За конюшнями на высоком холме располагается дом, впечатляющий белый особняк в колониальном стиле, окруженный тенистыми деревьями. Первоначальный вид за годы изменился из-за многочисленных пристроек, среди которых гараж на четыре машины. Интересно, не там ли находится «Мазерати» лимонно-желтого цвета, которую Натали выиграла на соревнованиях в прошлом году? Рядом с гаражом стоят три прицепа для перевозки лошадей. Они выкрашены в малиновый цвет с серебристой отделкой и рассчитаны на шесть животных каждый.
Известно, что Натали выступает в преодолении препятствий на соревнованиях Гран-при, а также участвует в троеборье четырехзвездочного уровня, как некогда я сама. Господи, сколько лет прошло с тех пор?! Кажется, это было в доисторические времена. Однако даже самых внушительных призов, что Натали выигрывает в обеих дисциплинах, не хватит на содержание такого огромного хозяйства. Несомненно, у нее имеется дополнительный доход, и, судя по всему, немалый.
Мы выруливаем к месту парковки, и все это время Ева не отрывает глаз от окна. От ее дыхания на стекле остаются мелкие капельки.
Я ставлю машину в конце длинной вереницы других автомобилей и выхожу. К моему удивлению, Ева не двигается с места.
– Аннемари! Ева!
К нам идет Натали собственной персоной. На ней коричневые бриджи, заправленные в кожаные сапоги, и традиционный стеганый жилет. На вид ей лет сорок пять, гибкая и крепкая, темные волосы стянуты сзади в узел.
– Глен позвонил и доложил о вашем приезде. Как добрались?
– Хорошо. Правда, немного холодновато. А у вас очень красивые владения.
– Спасибо. – Натали поворачивается к Еве, которая наконец отважилась выйти из машины. – А как ваши дела, юная леди?
– Отлично, спасибо.
Голосок у Евы тоненький и робкий. Глазам не верю, неужели это моя дочь?
Лицо Евы заливает румянец, она, потупив взор, ковыряет носком грязь.
Натали отворачивается в сторону конюшни и, приложив ладони к губам, кричит: «Марго!» Некоторое время она ждет ответа и снова зовет невидимую Марго.
– Э, да она меня не слышит. Что ж, зайдем внутрь. – Натали идет впереди, указывая путь.
В конюшне тепло, как у нас дома. Теперь понятно, почему на лошадях, что находятся на улице, надеты попоны и на ногах чехлы. Ни на одной нет зимнего подшерстка.
Проход в конюшне широкий и просторный, а по обе стороны расположены денники. На цементном полу ни единого клочка сена, ни пятнышка грязи. Я смотрю вверх и вижу на остроконечной крыше световые люки. На стропилах весело чирикают птички.
Вдали по коридору в окружении молодых девушек стоит лошадь.
– Марго! – зовет Натали.
– Что? – откликается женщина, стоящая на четвереньках рядом с лошадью. Она встает и поворачивается в нашу сторону. Марго на вид около тридцати, она тоже брюнетка и такая же стройная, как Натали.
– Знакомься – это Ева. А это ее мама Аннемари. Ева, познакомься с Марго, моим главным конюхом.
– Точнее, с директором конюшни, – поправляет Марго.
– Пусть с директором. А сейчас я хочу кое-что обсудить с Аннемари, а ты покажи Еве лошадей.
– Хорошо, – соглашается Марго.
– Не трусь, девочка, – успокаивает Натали, дружески похлопывая Еву по плечу. – Здесь никто не кусается, разве что Пиноккио. Вот с Пиноккио надо держать ухо востро.
Натали озорно подмигивает дочери, но та лишь вымученно улыбается в ответ. Растерянность Евы вызывает в душе волну невыразимой нежности.
– Ну, идем, – зовет Марго и с заговорщицким видом наклоняется к Еве: – Для начала посмотришь, где мы живем.
Марго вместе с Евой и другими девочками примерно того же возраста уходят, а я остаюсь наедине с Натали и лошадью.
Это огромных размеров жеребец гнедой масти, не менее семнадцати ладоней в холке. Он с любопытством разглядывает меня, а я протягиваю руку, чтобы животное ее обнюхало, а потом глажу красавца по мускулистой, мощной, как скала, шее.
– Тракененская порода, верно?
– Точно.
– Он великолепен.
– Щеголь – мой чемпион в троеборье. Дважды завоевывал олимпийские медали, серебряную и бронзовую.
– Правда, а в каком году?
– В девяносто втором и девяносто шестом.
Я стою словно громом пораженная.
– Слышала, у вас в конюшне его товарищ по команде, – интересуется Натали.
Чувствую, как по шее и щекам пробегают противные мурашки.
– Я прочла об этом в газете еще в прошлом году. – Голос Натали звучит спокойно и ровно. – Ну и потом людская молва, сами понимаете.
От стыда я готова провалиться сквозь землю. Значит, всю зиму обо мне шли разговоры, а я и не подозревала. Хотя это и к лучшему. Интересно, а до Евы в Кентербери дошли какие-нибудь слухи? Если так, то какие?
Я убираю руку с шеи Щеголя.
– Вам нечего стыдиться, – заверяет Натали. – Сказать по чести, вы произвели впечатление настоящей героини. А Маккалоу – большая сволочь, и все это знают. А как наш замечательный ганноверский красавец?
– Он прекрасно себя чувствует, спасибо.
– Говорят, он остался без глаза, это правда?
– Да.
– А так он вполне здоров?
– У него отличное здоровье.
– Вот и хорошо. А что до Маккалоу – пусть катится ко всем чертям и горит в аду, нас это не касается.
– Согласна.
Наступает неловкая пауза, мои щеки все еще горят.
– Итак, думаю, пора перейти к сути дела. – Натали хлопает в ладоши, и Щеголь вскидывает голову. – Я наблюдала за Евой в Кентербери и считаю, у нее огромный потенциал. Чувствуется хорошая наследственность. – Она смотрит на меня в упор.
– Весь год она упорно работала.
– А почему до Кентербери я ее нигде не видела?
– Э-э, я… – Пытаюсь подыскать подходящее оправдание, но ничего толкового не приходит в голову, да в этом нет и нужды.
– Как долго Ева занимается верховой ездой?
– Фактически всю жизнь. Но к серьезным тренировкам приступила только в этом году.
– И вы сами ее учите?
– Нет, у нас есть другой тренер.
– Гм, странно, принимая во внимание ваше прошлое, – пожимает плечами Натали.
– Именно из-за моего прошлого, – шепчу я.
– А, понимаю. Ну ладно, вам виднее. Как бы там ни было, девочка очень уверенно держится в седле. Просто поразительно. Именно такие задатки меня и интересуют. Ведь этому не научишь. То есть хорошей посадке обучить можно, но здесь иное. Будто она родилась в седле. Ну, не мне вам объяснять, сами понимаете.
Я согласно киваю и вижу перед глазами Еву верхом на неоседланном Восторге. Она словно слилась воедино с лошадью.
– Я работаю с учениками по двум программам и обычно выбираю их сама. Но в данном случае сделаю исключение. Так что вам решать.
– А в чем различие?
– Пансионерки привозят своих лошадей и платят за пансион и обучение. Так называемые работающие ученицы ездят на моих лошадях и живут здесь. Они зарабатывают на содержание, обслуживая конюшни. В любом случае, если ученица еще не окончила среднюю школу, родители оплачивают преподавателя. И всех девочек отпускают домой на воскресенье. Ну, разумеется, кроме тех, что живут далеко. А до вашего дома около часа езды, так?
– Примерно. Вероятно, Еве лучше стать работающей ученицей.
– Значит, вы не планируете отправить сюда Еву вместе с Восторгом?
– Нет, – торопливо отвечаю я.
– А почему?
– Потому что у него всего один глаз.
– Это не делает его негодным для верховой езды.
– Как вы сказали? – лепечу я, а в голове уже вертится страшная мысль. А что, если Натали изображает притворный интерес к Еве лишь для того, чтобы заполучить Восторга?
– Если второй глаз видит хорошо, все в порядке, – как ни в чем не бывало заявляет Натали. – Лошади не видят препятствие, которое преодолевают, находясь от него на расстоянии шести футов.
– Только не говорите об этом Еве, – с несчастным видом умоляю я, ища глазами дочь.
Значит, нас все-таки одурачили. Мне очень хочется немедленно уехать домой. Но куда же, черт возьми, увели Еву?
– О чем не говорить Еве? – недоумевает Натали. Похоже, она не подозревает, какую боль причинили ее слова.
– О правилах соревнований. Я действительно не хочу, чтобы Восторг снова принял в них участие. Ему уже семнадцать лет, у него проблемы с ногами. И вообще, я категорически возражаю. Восторг сейчас на заслуженном отдыхе, и менять ничего не надо.
