В этот момент на манеж заходит Ева вместе с Джо.
– Тише! – успокаивает воспитанниц Натали, поднимая руку.
Девочки начинают шикать, а потом умолкают, но ненадолго.
– Три минуты, – слышится шепот у меня за спиной.
– Пять!
– Самое большее две.
– «Две» сказала я!
– Нет, не ты, а Крис!
– Тогда я говорю – «три».
– Нельзя, Мэгги сказала первая!
– Ладно, пусть будет четыре с половиной.
– Нет, Джо сбросит ее через полторы минуты. Вспомни Элизабет!
– Я сказала тише! – повышает голос Натали.
Ева выводит Джо в центр манежа и проверяет стремена, подтягивает правое стремя к подмышке, определяя длину, а потом проделывает то же самое с левой стороны. Потом наступает очередь подпруги. Ева долго возится, что-то регулирует, осматривает пряжку на нахрапнике, а затем снова занимается подпругой.
Она долго копается, и меня начинают одолевать сомнения: не передумала ли дочь? Может, пытается подать сигнал, чтобы я избавила ее от необходимости прокатиться верхом на Джо? Дело зашло слишком далеко, и самой ей не выпутаться, не потеряв лица.
Я подаюсь вперед на стуле и напряженно выжидаю.
Не бойся, доченька, я тебя вытащу из беды, только намекни! Ну, подай же скорее сигнал!
Щеки Евы горят, губы плотно сжаты. Она стоит перед Джо и распрямляет поводья, прежде чем перекинуть через голову. Вот она подхватывает переднюю левую ногу, затем правую, подтягивает их за колени вперед, проверяет, чтобы шерсть не замялась под подпругой.
– Тянет время, – шепчет кто-то из девочек.
– А ты бы что на ее месте сделала, а?
Мне стоит большого труда усидеть на стуле. Чем дольше возится Ева, тем яснее я понимаю, что дочь ждет моего вмешательства. Хочет, чтобы я прекратила эту пытку. Наконец я принимаю решение: если она сейчас станет поправлять подбородный ремень, мы выходим из игры.
Ева останавливается возле головы Джо и гладит челку, наклоняется ближе, что-то шепчет, а затем скользит пальцами под подбородным ремнем.
Я словно ужаленная поворачиваюсь к Натали:
– Натали, я…
– Тихо! – грозно рявкает Натали.
Подобной грубости я не ожидала, от неожиданности глаза лезут на лоб, но выбора нет, и приходится умолкнуть. Ева поворачивается и смотрит на окно комнаты отдыха. Ее губы шевелятся, но слов не слышно.
Натали подается вперед, включает звуковой пульт и хватает микрофон.
– В чем дело, милая?
– Спрашиваю, что именно вы хотите увидеть, – слышится голос Евы.
– Ну, что-нибудь для разминки, сама выбери.
Ева выглядит растерянной и испуганной и в недоумении переспрашивает:
– Как вы сказали?
– Обычная разминка. Я скажу, если захочу посмотреть определенные упражнения.
Некоторое время Ева беспомощно моргает, не отрывая глаз от окна, а затем возвращается к Джо и начинает садиться в седло.
Сердце екает в груди.
– Отсчитывай время! – слышится за спиной свистящий шепот.
– Тишина! – кричит Натали.
Голова вдруг становится невесомой, и я чувствую, что задыхаюсь. Закрываю глаза, лихорадочно пытаясь вспомнить дыхание по Ламазу. Покалывание в кончиках пальцев прекращается, и я наконец решаюсь посмотреть на манеж.
Ева и Джо плывут по периметру, легкие, словно трава перекати-поле. Ева держится в седле прямо, нижняя часть тела покачивается в такт шага лошади, и благодаря этому верхняя часть остается неподвижной. Локоть согнут под безупречно прямым углом. Джо проявляет нетерпение, и видно, как слегка натягиваются поводья и лошадь вскидывает голову.
Натали пристроилась на самом краешке пластикового стула и, наклонившись вперед, с восхищением следит за происходящим.
– Одна минута, – шепчет кто-то у нас за спиной.
Натали стремительно поворачивается на стуле:
– Еще одно замечание, и обещаю большие неприятности. Кому здесь не терпится? Тебе, Капиш?
Наступает мертвая тишина.
Мое внимание целиком сосредоточено на манеже, и приходится время от времени напоминать себе, что надо дышать.
Ева чуть опускает руки в запястьях и сжимает ногами корпус Джо. Но это движение заметно лишь опытному глазу. Джо продолжает поворачиваться, выводя вперед задние ноги. Он все еще немного нервничает, вскидывает голову и прядает ушами. Хвост развевается, словно знамя.
Плечом внутрь, еще раз и еще, затем внутрь задними ногами. Полузадержка, и лошадь с всадницей переходит на кентер. Спина и шея Джо выгнуты не хуже, чем у кошки на Хэллоуине, копыта выбивают дробь по песку.
– А-ах! – восхищенно выдыхает Натали, опираясь подбородком на руку. – Замечательно!
– Я уже упоминала, что с Евой иногда бывает сущее наказание? – осторожно интересуюсь я.
– Что? – машинально переспрашивает Натали, не отрывая глаз от манежа. Мои слова пролетают у нее мимо ушей.
Ева делает боковое движение, переходит к левому ограждению и снова пускает лошадь кентером. Ноги Джо перекрещиваются при каждом шаге. Потом они начинают проход.
Господи, все идет без сучка без задоринки. Будто кто-то заснял на пленку рысистую лошадь, высоко поднимающую ноги, и каждую секунду нажимает на кнопку «пауза». Я наклоняюсь к Натали и с озабоченным видом шепчу:
– С Евой бывает очень тяжело. Мальчики и другие проблемы. Ну, сами понимаете.
– А-а-ах! – не слушает Натали.
Ева незаметным движением, без малейших усилий останавливает Джо. Он неожиданно застывает на месте и стоит как вкопанный несколько секунд, а затем скачет вперед кентером. Ева направляет его по кругу в дальнем конце, потом выводит оттуда. Затаив дыхание, смотрю на крепко сжатые пальцы дочери и настороженно поднятые уши Джо. И снова екает сердце…
Лошадь и наездница выполняют безупречный пируэт.
– Дело не только в мальчиках, – не отстаю я от Натали. – Ева курит, постоянно дерзит. Вот прямо на этой неделе…
Натали досадливо отмахивается, как от назойливой мухи, не спуская глаз с Евы и Джо.
В недоумении смотрю ей в затылок. Еще никто в жизни не затыкал мне рот подобным образом. А впрочем, что это на меня нашло, с какой стати я пытаюсь испортить дочери просмотр? Неужели нельзя закрыть рот и посидеть тихо?
Ева проезжает кентером мимо окна, так близко, что я отчетливо вижу ее лицо. Девочка сосредоточена до предела, даже подбородок выступает вперед, а на лбу обозначились морщинки. Сейчас она очень похожа на Мутти.
Ева кентером выводит Джо из угла и пересекает манеж по длинной диагонали. В следующую секунду я понимаю, почему дочь так поступает.
Они с Джо выполняют упражнение с переменой ног на галопе, одно за другим, буквально прыгают по манежу.
– Нет, вы только посмотрите! Только посмотрите! – Натали поворачивается на стуле ко мне лицом, показывая пальцем на окно.
Я утратила дар речи, а девочки за спиной взволнованно гудят.
Натали хватает со стола микрофон и обращается к Еве:
– Спасибо. Достаточно.
Ева останавливает Джо.
– Что? – не понимает она.
– Хватит, можешь спешиться.
– Как, вы не хотите, чтобы я участвовала в просмотре?
В голосе Евы слышится ужас, пальцы изо всей силы сжимают поводья, а с лица сошел румянец, и оно стало совсем бледным.
– Милая, ты прошла испытание, – смеется Натали. – С тех пор как мы привезли сюда Джо, на нем еще никто не продержался дольше шести минут. Так что прими мои поздравления!
Ужас на лице Евы мгновенно сменяется счастливой улыбкой. Она вынимает ноги из стремян и, наклонившись к Джо, с энтузиазмом треплет его по шее. Потом спешивается и гладит по морде.
Джо стоит неподвижно и только без конца лижет Евину руку. Девочки выбегают из комнаты отдыха и с радостным смехом прыгают по манежу. Ева сияет от радости. Джо поднимает голову, обвивает шею вокруг шеи Евы и кладет ей голову на грудь. А я понимаю, что путь к отступлению закрыт.
– Не переживайте, мамочка.
Я в изумлении оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Натали.
– Я прекрасно слышала все, что вы сообщили о дочери. Интересные, талантливые ученики всегда доставляют кучу хлопот. Но правила у меня очень строгие. Беру только девочек в возрасте от шестнадцати до двадцати одного года, и они живут замкнутой общиной. Работают по десять-двенадцать часов шесть дней в неделю и не имеют собственного транспорта. Если им надо куда-нибудь отлучиться, должны спросить разрешение у меня или Марго. Но чаще всего в конце дня они мечтают лишь о том, как бы поскорее добраться до постели.
– Ах вот как…
Я перевожу взгляд на манеж. Ева, улыбаясь во весь рот, принимает поздравления и дружеские похлопывания по спине. Теперь я понимаю, ее недавняя напряженность была вызвана не желанием получить помощь и сбежать, а страхом оказаться недостойной и провалить пробный урок. Если бы я поддалась порыву и увезла дочь, не дав ей выступить, моя последующая жизнь превратилась бы в кошмар.
* * *
По дороге домой Ева болтает без умолку и не нуждается в моих ответах. Не дает мне даже словечка вставить.
