Однако эти наблюдения о кирпиче – далеко не все, что мы хотели бы услышать об архитектурных особенностях городов мира.
Теперь же позвольте мне вынести на обсуждение один вопрос из области архитектуры мифа.
Однажды рано утром – было это в незапамятные времена – два индейца сиу с луками и стрелами охотились на североамериканских равнинах. Стоя на холме и высматривая дичь, они увидели вдалеке нечто, приближающееся к ним очень странным и удивительным образом. Когда таинственный объект приблизился, они увидели, что это очень красивая женщина в одеянии из белой оленьей кожи, несущая за спиной узелок, и один из мужчин тут же воспылал к ней страстью. Он рассказал о своем желании другу, но тот упрекнул его, предупредив, что это, конечно, не просто женщина. Она подошла ближе и, положив свой узелок на землю, подозвала первого из них. Он подошел к ней, и их внезапно накрыло облако, а когда оно рассеялось, женщина стояла одна, а у ее ног лежали лишь кости. Молодого человека пожрали ужасные змеи. «Смотри же! – сказала она индейцу. – А теперь ступай и скажи своему народу, чтобы они приготовили к моему приходу большое церемониальное обиталище. Я несу им крайне важную весть».
Юноша быстро вернулся в поселок, а вождь, которого звали Стоящий Полый Рог, велел разобрать несколько типи, сшить их вместе и сделать церемониальное жилище. У такого сооружения двадцать восемь столбов, при этом центральный столб, главная опора, отождествляется с Великим Духом, Вакан Танка, поддерживающим вселенную. Остальные символизируют различные грани творения, ибо само жилище является подобием вселенной.
«Если сложить четыре семерки, – сказал старый жрец и воитель Черный Лось[37], со слов которого была записана эта легенда, – то получится двадцать восемь. Луна живет двадцать восемь дней, и это наш месяц. Каждый из этих дней месяца представляет для нас нечто священное: два дня – Великий Дух; два – Мать-Земля; четыре – четыре ветра; один – Пятнистый Орел; один – солнце; один – луна; один – Утренняя звезда; четыре – четыре возраста; семь – семь великих обрядов; один – бизон; один – огонь; один – вода; один – камень; и, наконец, один – все двуногие. Если вы сложите все эти дни, то увидите, что их получается двадцать восемь. Вы также должны знать, что у буйвола двадцать восемь ребер, а в наших боевых венцах – двадцать восемь перьев. Видите, у всего есть свое значение, и это следует знать и помнить».1
Старый жрец, прославленный сын народа оглала-сиу затем объяснил молодому ученому Джозефу Э. Брауну, который приехал в резервацию Пайн-Ридж (Южная Дакота) специально для того, чтобы из первых рук узнать о мистических аспектах мифологии американских индейцев, значение образа человека, пожираемого змеями. «Всякий, кто привязан к чувствам и вещам этого мира, – сказал он, – живет в невежестве и становится кормом для змей, которые воплощают его собственные страсти»2.
Этот индейский образ напоминает нам греческую легенду о молодом охотнике Актеоне, который в поисках дичи оказался у истока лесного ручья. Там он увидел купающуюся богиню Артемиду, прекрасную в своей наготе. Заметив, что он с вожделением смотрит на нее, она превратила его в оленя, которого затем настигли его собственные гончие, разорвали на куски и съели3. И сопоставимы не только сами легенды, но и то истолкование, который дает старый жрец сиу, согласуется с миропониманием древних греков. Более того, его интерпретация символики церемониального жилища подсказывает ряд мотивов, знакомых и нам, так что мы поневоле задаемся вопросом, чем можно такого рода совпадения объяснить.
И вот жители поселка из легенды Черного Лося сделали большое церемониальное обиталище, которое символизировало собой вселенную, и собрались в нем, чрезвычайно взволнованные, гадая, кем может быть эта таинственная женщина и что она хочет им поведать. Вдруг она появилась в дверях, выходивших на восток, и прошла по направлению движения солнца вокруг центрального столба: юг, запад, север и снова восток. «Ибо разве не юг является источником жизни? – пояснил старый рассказчик. – И разве не оттуда человек движется к закату своей жизни? Не приходит ли он, если останется жив, к источнику света и понимания, который на востоке? И не возвращается ли он туда, откуда пришел, в свое второе детство, чтобы отдать свою жизнь всему живому, а свою плоть – земле, из которой она вышла? Чем больше мы размышляем об этом, тем больше видим смысла»4.
Этот крепкий сын американской земли, ныне почти слепой, родился в начале 60‑х годов XIX века, сражался в молодости в битвах при Литл-Бигхорне и на ручье Вундед-Ни, знал великих вождей – Сидящего Быка, Красное Облако, Американского Жеребца. Пересказал вышеприведенную легенду он зимой 1948 года, будучи на тот момент хранителем священной трубки. Черный Лось получил и заветный талисман, и легенду от предыдущего хранителя, Лосиной Головы, который возвестил, что пока трубка будет использоваться, а легенду будут помнить, оглала-сиу будут жить, но как только легенда будет забыта, народ потеряет свой оплот и сгинет5.
Трубка и легенда, таким образом, происходили из времен еще незапамятных. Но при ближайшем рассмотрении казалось, что им было не больше пары сотен лет; ведь оглала-сиу мигрировали на равнины и стали охотниками на бизонов только в конце XVII столетия – примерно в 1680 году. До этого они были лесным народом Верхней Миссисипи, края озер и болот, по которому они передвигались на берестяных каноэ6. При этом, даже если мы никогда раньше не слышали о священной трубке оглала-сиу и не считали ребер бизона, все элементы этого мифа нам хорошо знакомы. Мы узнаем, так сказать, кирпичи, хотя способ, которым они были сложены, незнаком и удивителен.
Церемониальное жилище в точности сравнимо с храмом, ориентированным по сторонам света, а его центральный стержень символизирует мировую ось. «Мы установили здесь центр земли, – объяснял почти слепой старик-знахарь внимательному слушателю, – и этот центр, который в действительности находится везде, является местом обитания Вакан Танка»7. Мы не ослышались? Фигура, «центр» которой находится «везде» – это почти дословная цитата из герметического трактата XII века «Книга XXIV философов», чаще всего приписываемая Николаю Кузанскому, но также и ряду других выдающихся европейских мыслителей (например, Алану Лилльскому, Рабле, Джордано Бруно, Паскалю, Вольтеру). Бог, в рамках этой почтенной традиции, определяется как «сфера, центр которой всюду, а окружность нигде»8. Удивительно, что отголоски этого метафизического утверждения звучат из уст абсолютно неграмотного старого сиу, доживающего свой век в качестве хранителя исконного индейского фетиша и мифа о его происхождении.
Как нам относиться ко всем этим совпадениям? Откуда берутся эти вечные, не привязанные ни месту, ни к эпохе темы?
Присоединимся ли мы к тем, кто пишет о великой «вечной философии», которая с незапамятных времен была выражением единственной, непреходящей и истинной
