Океании.
Однако, как я отметил ранее, с тех пор появились новые данные. В декабре 1960 года на побережье Эквадора был найден фрагмент японской шнуровой керамики (период Дзёмон), датируемой примерно 3000 г. до н. э., а в результате последующих раскопок на этом побережье вскоре было найдено множество других фрагментов, которые представляют собой самые ранние свидетельства керамической посуды, обнаруженные где-либо в Новом Свете. Кроме того, среди находок было несколько керамических женских фигурок, и это самые древние фигурки, обнаруженные на Американском континенте. Важно отметить, что на аэронавигационной карте северной части Тихого океана, опубликованной Гидрографическим управлением ВМС США28, показано движение одного из самых сильных океанских течений с запада на восток, идущего на север от окрестностей японского острова Кюсю, изгибающегося по большой дуге на восток, над Гавайями, а затем вниз, точно к побережью Гуаяс в Эквадоре. Японская керамика раннего и среднего периода Дзёмон в настоящее время датируется с помощью радиоуглеродного метода 3140 г. до н. э. ±400 лет, а так называемая культура Вальдивия на эквадорском побережье – 3190 г. до н. э. ±150 лет.
Рис. 1. Узоры на ожерельях из ракушек. Спиро-Маундс, Оклахома, ок. 1000 г.
Рис. 2. Узоры на гончарных изделиях. Самаррская культура, Ирак, ок. 4000 г. до н. э.
«Словами, – констатируют специалисты, – трудно выразить степень сходства между ранней Вальдивией и современной керамикой Дзёмон… В большинстве примеров декоративной техники можно найти примеры, настолько похожие внешне, что кажется, что они сняты с одного и того же сосуда»29. Множество табличек с многочисленными совпадающими узорами и мотивами были запечатлены на фотографиях30.
Изображения на рис. 1 взяты из кургана индейцев периода Миссисипи, ок. 1000–1500 гг., раскопанного в Спиро, штат Оклахома. На рис. 2 – из Ирака, около 4000 г. до н. э.; рис. 3 – карта мирового распространения свастики, а рис. 4 – распространение идеи о цветах четырех направлений. Уже в первые годы нынешнего столетия Фробениусу, которому принадлежат эти карты, стало очевидно, что (говоря его словами) «между Америкой и Азией существовал мост, не пропасть»31. Впоследствии д-р Адольф Йенсен, директор Института культурной морфологии во Франкфурте-на-Майне, в своих исследованиях мифов и обрядов тропических культурных растений32 продемонстрировал, что даже на примитивном мезолитическом уровне существует культурный континуум, простиравшийся от Африки на восток, через Индию, Юго-Восточную Азию и Океанию в Америку, и что одной из характерных черт этой экваториального Kulturkreis[39] являлся миф об убитом и расчлененном предке, из чьих погребенных останков вырастают пригодные для пищи растения. В каждой провинции ранних растительных культур мира этот архетипический миф о происхождении был адаптирован к местной растительности. В первобытной Индонезии он связан с бананом, кокосом и бататом; в Полинезии – с теми же культурами; в Японии – с рисом; в Мексике – с маисом; в Бразилии – с маниоком; в Древнем Египте таким растением была пшеница. Могли ли сиу испытать на себе влияние этой широко известной экваториальной традиции? Было бы удивительно, если бы нет.
Рис. 3. Распространение знака свастики (из книги Фробениуса)
Лонгфелло в «Песне о Гайавате» (пятая часть «Пост Гайаваты») изложил в стихах миф о посеве, взятый из «Алгских исследований» Генри Скулкрафта3334. Его источником была легенда оджибве о происхождении маиса от убитого, разрубленного и погребенного божества: оджибве были алгонкинским племенем, населявшим тот же регион в верховьях Миссисипи, который был известен сиу в XVI веке. Более того, во времена проживания сиу глубже на юге, в Средней Миссисипи, там было сосредоточено большое количество по-настоящему сельскохозяйственных поселений, насчитывающих многие тысячи жителей, которые выращивали маис, тыкву и бобовые. В этих поселениях строились огромные прямоугольные храмовые курганы, расположенные вокруг центральных площадей; у народов были и светские, и духовные правители. Эта культура зародилась еще в V веке до н. э. Ее расцвет пришелся на XV век с расширением на восток до Атлантики и на запад до Арканзаса и восточной Оклахомы, а также на север через Иллинойс35. Уровень культуры был примерно сопоставим с уровнем культуры Франции периода галльских войн Цезаря, периода правления Верцингеторикса. А храмовые курганы – как и ряд других особенностей – указывают на то, что влияние Мексики было значительным.
Рис. 4. Распространение цветовых обозначений сторон света (из книги Фробениуса)
Таким образом, возможность или даже вероятность чрезвычайно ранних транс-тихоокеанских контактов и более чем поверхностного влияния на экваториальную Америку, японские керамические изделия, найденные на побережье Эквадора около 3000 г. до н. э., и свидетельства, найденные несколько южнее, на побережье Перу начиная с 1016 г. до н. э. тапа, азиатский хлопок, и бутылочные тыквы, с вырезанными мифическими изображениями в стиле, напоминающем Китай эпохи династии Шан (1572–1027 гг. до н. э.), – все это убедительно свидетельствует о том, что Фробениус был прав. И такие древние контакты – не единственные, о которых мы имеем свидетельства; ведь есть также заметные доказательства связи более поздних привнесений из Китая и Юго-Восточной Азии, влияющих на центры Средней и Южной Америки. Они начались по крайней мере в VIII в. до н. э., когда в Китае уже миновала половина великого периода правления династии Чжоу (1045–221 гг. до н. э.), и продолжались до XII века н. э., когда появилась удивительная кхмерская цивилизация Ангкора (ок. 600 – 1300 гг. н. э.), которая, похоже, повлияла на архитектуру и скульптуру майя в Чиапасе, Табаско, Кампече и Эль-Петене, а также на тольтекские изображения легендарного царя «пернатого змея» Кецалькоатля36.
Поэтому вполне возможно, что все те элементы, которые произвели на нас впечатление знакомых в мифологии сиу, на самом деле являются составными частями того же великого мифологического комплекса земледельческих цивилизаций, от которых происходит наше собственное мифологическое наследие, и что, следовательно, они не представляют собой ни случайную культурную конвергенцию, ни какую-либо общую архетипологию человеческой психики, но архетипологию только высших, основанных на сельском хозяйстве цивилизаций, которые, как мы знаем из данных археологических раскопок Ближнего Востока, зародились в прото– и ранненеолитических городах и деревнях этой территории ок. 9000 лет до н. э, и достигли своего первого расцвета в ранних городах месопотамского Шумера, около 3500–2500 гг. до н. э.
Палеолитические корни
Впрочем, завораживающая атмосфера легенды старого Черного Лося сильно отличается от мифов земледельческих культур, будь то Старого или Нового Света. Она определенно отсылает к охотничьему народу и по духу и тону напоминает легенду племени черноногих о происхождении танца бизонов37. Суть всех этих легенд заключается в том, что между животными, на которых охотятся, и человеческими общинами, выживание которых зависит от приношения этих животных себя в жертву, существует соглашение, установленное и постоянное подтверждаемое в определенных обрядах, которые включают использование определенных фетишей. И обряды, и священные предметы были переданы людям много лет назад самими животными, чтобы гарантировать, что после их убийства их жизнь будет возвращена матери-источнику для возрождения. И когда эти обряды были проведены, и тайна устройства природы была утверждена, люди были обеспечены продовольствием.
Среди охотничьих племен равнин бизонов легенды такого типа бесчисленны, и во многом они сильно отличаются от соответствующих мифов тропических народов. Обряды, о происхождении которых они повествуют,
