мудрости человеческой расы, явленной каким-то образом свыше? Но как она, со всеми символами, дошла до народа сиу? Или же мы будем искать ответы в какой-нибудь психологической теории, как многие выдающиеся этнологи XIX века – например, Бастиан, Тайлор и Фрэзер, – приписывая такие межкультурные соответствия «воздействию», как выразился Фрэзер, «в разных странах сходных причин на единообразную структуру человеческого ума»?9 Формируются ли такого рода образы в психике естественным образом? Можно ли предполагать и даже ожидать их спонтанного появления во сне, в видениях, в мифологических образах в любом месте на земле, где бы человек ни поселился?
Или, напротив, следует признать, что, коль скоро мифологические ордеры (назовем их так по аналогии с архитектурными) выполняют конкретные, исторически обусловленные культурные функции, то однородность всякий раз необходимо подразумевает историческую связь? Можно ли предположить, что греки и сиу получили часть своего мифологического наследия из единого источника?
Или, наконец, следует ли нам просто отбросить вопрос об общих мотивах (будь то религиозное, психологическое или историческое их обоснование) как недостойный внимания ученого? Теперь многие крупные полевые антропологи считают, что мифы и ритуалы являются функциями локальных социальных устройств, а значит они не имеют смысла вне контекста и, следовательно, не подлежат абстрагированию и сравнению. Согласно этой точке зрения, сравнения такого рода, которыми упиваются дилетанты и любители, не имеют ценности и для научного мышления интереса не представляют.
Давайте же продолжим наши изыскания и попробуем судить сами, отбросив любые предвзятости.
В пояснениях Черного Лося к рассказанной им легенде мы отмечаем формулу «четырежды семь», дающую двадцать восемь опор вселенной. Числа четыре и семь являются обычными символами целостности в иконографии как Востока, так и Запада, и такого рода игра священных чисел сама по себе – универсальная черта, заслуживающая внимания. Одна из двадцати восьми опор находится в центре большого жилища как ось, стержень вселенной. Число, окружающее ее, равно двадцати семи, что есть трижды девять или трижды трижды три. Вспоминаются многочисленные рассуждения К.Г. Юнга о символизме чисел четыре и три. Вспоминаются девять хоров ангелов (трижды три), которые стоят вокруг престола Троицы и славят его. Три – число времени: прошлое, настоящее и будущее; четыре – число пространства: восток, юг, запад и север. Пространство (четыре) и время (три) образуют поле – вселенную, в которой проявляются и исчезают все феноменальное. Иначе можно представить себе вертикаль – вверху, здесь и внизу – плюс четыре направления: что опять-таки дает три плюс четыре. Число четыре повторяется в «священном повороте», обходе по часовой стрелке, который в нашем случае связан не только с четырьмя направлениями, но и с жизненными этапами человека, так что символизм применим как к микрокосму, так и к макрокосму. Оба через число двадцать восемь связаны с циклом луны, которая умирает и воскресает и, соответственно, является знаком цикла обновления.
Более того, у буйвола двадцать восемь ребер, и поэтому он сам является аналогом луны и вселенной. Разве буйволы не возрождаются каждый год, чудесным образом обновляясь, как луна? Мы вспоминаем лунного быка из древней истории Ближнего Востока, ездовое животное Осириса, Таммуза и, в Индии, Шивы. Рога луны напоминают рога лунного бога Сина, в честь которого была названа гора Синай, которая в мифологическом контексте играет роль космической горы, стоящей в центре мира. Именно на ее вершину поднимался Моисей, лицо его сияло лучами света, как луна, так что, когда он предстал перед народом, ему пришлось накрыть лицо покрывалом (Исх. 34:29–35): нечто похожее делали цари древности, на протяжении веков считавшиеся воплощениями самообновляющейся силы луны. У подножия горы Синай первосвященник Аарон устроил праздник лунного быка в образе золотого тельца, которого Моисей с гневом предал огню, разбил на куски, смешал с водой и заставил народ выпить, как бы причастив их (Исх. 32:1–20). И – что примечательно – только после этой жертвы, вернувшись на вершину горы (где земля-богиня и небо-бог соединились в вечном союзе), он получил Закон и обещание Земли обетованной, но не для себя – ведь теперь он сам должен был стать жертвой, – а для «святого народа».
В мифологии Христа, распятого, три дня пролежавшего в гробу и воскресшего, подразумевается та же символика луны, которая в течение трех дней темная. Жертвенный агнец, жертвенный бык и мировой бизон – их символика была прекрасно истолкована старым знахарем сиу, Черным Лосем, пояснившим, что бизон символизирует вселенную в ее временном, лунном аспекте, умирающую, но постоянно обновляющуюся. Но двадцать восьмое ребро символизирует Великий Дух, который вечен, центр, который находится везде и вокруг которого все вращается.
Вождь Стоящий Полый Рог – как повествует Черный Лось в своем рассказе – сидел в западной части жилища, на почетном месте, и вот вошла прекрасная женщина. Он был лицом к двери, к востоку, откуда исходит свет, мудрость, которой вождь должен обладать. И женщина, оказавшись перед ним, взяла узелок и протянула его вождю обеими руками.
«Узри сие, – сказала она, – и всегда люби его! Это лела вакан [святыня], и ты должен обращаться с ней именно так. Ни одному нечистому человеку не должно быть позволено видеть ее, ибо в моем узелке – священная трубка. С помощью этой трубки ты впредь будешь посылать свои голоса Вакан Танке, твоему отцу и деду».
Она достала трубку и вместе с ней – круглый камень, который положила на землю. Развернув трубку к небу, она произнесла: «С этой священной трубкой ты будешь ступать по Земле, ибо Земля – твоя Бабушка и Мать, и она священна. Каждый шаг, сделанный по Ней, должен быть молитвой. Чаша этой трубки сделана из красного камня; это Земля. В камне вырезан и обращен к центру теленок бизона, который представляет всех четвероногих, живущих на вашей Матери. Чубук трубки – деревянный, и он представляет все, что растет на Земле. А эти двенадцать перьев, которые висят здесь, где чубук вставляется в чашу, – это перья пятнистого орла. Они представляют орла и всех крылатых существ, парящих в небе. Когда ты куришь эту трубку, все присоединяется к тебе, все во вселенной: все посылают свои голоса Вакан Танка, Великому Духу, твоему Деду и Отцу. Когда ты молишься с этой трубкой, ты молишься за все сущее и вместе с ним»10.
Согласно правилам использования трубки, как объяснял ее жрец-хранитель, требовало, чтобы она была церемониально отождествлена как со Вселенной, так и с тем, кто ее воскуривал. Из костра в центре жилища, символизирующего Вакан Танка, служитель с расщепленной палкой достал уголь, который положил перед хранителем трубки. Последний, держа в левой руке трубку, брал правой щепотку священной травы и, вознося ее к небу четыре раза, молился:
«О дед мой, Вакан Танка, в
