парень. – Я ж… я ж один работаю, могу работать.
– Ладно, – Эркин быстро оглядел улицу. – Ага, вон она, пошли поедим.
У входа в пельменную парень задержал шаг, но Эркин плечом подтолкнул его.
– Топай, малец.
В маленькой пельменной было тепло. Парень попытался было сказать что-то о деньгах, но Эркин камерным шёпотом велел ему заткнуться и громко заказал две двойных порции со сметаной. Заняли столик в углу, Эркин снял и положил на свободный стул полушубок и ушанку, пристроил рядом сумку с покупками, парень расстегнул куртку и снял дешёвую облезлую ушанку. Миловидная пухленькая официантка поставила перед ними большие наполненные дымящимися пельменями тарелки, хлеб и, пожелав приятного аппетита, вернулась за стойку.
– Давай, наворачивай.
Парень кивнул.
– Спасибо, – выдохнул он между двумя ложками.
– На здоровье, – усмехнулся Эркин. – И много вас?
– Четверо, я пятый. Кто мал, кто стар, ну и я…
– Как же ты через границу без Комитета проехал?
– Ещё той весной… просочились, границы тогда, считай, не было, до осени там на Территориях крутились, и стало нас относить, ну, знаешь, как щепки водой. Мамка в тифу слегла, не встала. Ещё… всякое было, – он всё сильнее перемешивал русские и английские слова. – Они меня зимой в горячку прикрыли, не сдали патрулям, ну, я и остался, семья же, понимаешь, а с Хэллоуина мы и рванули, чтоб под поворот не попасть, а денег ни хрена, летом за жратву работали.
– Чего так? Летом ещё платили, это осенью началось.
– Хорошо так удалось. Работают двое, я да дед, а кормят всех. Это ещё ничего-о.
Лицо его блестело от выступившего пота. Ел он быстро, по-рабски, но аккуратно. Хлеб, свой и, взглядом спросив разрешения, Эркина завернул в бумажную салфетку и сунул в карман.
– На завод только от Комитета берут, не знаешь?
– Не знаю. Но… документ-то есть у тебя?
– Откуда?
– А у остальных?
– Угнанные они, – вздохнул парень. – У деда… ну, улаживает он как-то. Мне б до весны дотянуть, чтоб в батраки куда подальше. А ты?
– Я на заводе, грузчиком, – Эркин задумчиво смотрел на него. – Иди в Комитет, парень, не продержитесь так.
– Ошалел, – парень зло посмотрел на него. – Комитет! Знаю я, наслышан. Деда за укрывательство, а если нет, то в богадельню, малых в приют, а меня куда? На исследования? Мамка помирала, говорила, чтоб вместе держались, семьёй.
– Семьи не разлучают, – возразил Эркин. – Ты слышал, а я там был, месяц в промежуточном и Центральном сидел, плохо мне там не было. И в Комитете ссуду дают. Безвозвратную.
– Так прямо каждому? И большую? – насмешливо хмыкнул парень.
– На каждого в семь ю е и ещё на всю семью, – спокойно ответил Эркин и назвал цифру.
Парень с полуоткрытым ртом уставился на Эркина, судорожно сглотнул и… захохотал. Он смеялся долго, взахлёб, даже слёзы на глазах выступили.
– Ну… ну ты даёшь, – наконец выдохнул он. – Ну, отмочил, ну, спасибо, повеселил. Слушай, ты это сам придумал, нет? Слушай, таких же деньжищ не бывает.
Эркин спокойно переждал его смех и улыбнулся.
– Сходи и узнаешь. Я сначала тоже так думал, – и повторил: – Семьи не разлучают.
– Семьи, – возразил парень. – А мы… с бору по сосенке.
Эркин понимающе кивнул.
– Пишут со слов. Так что, как скажете, так вас и запишут. Сейчас на подёнке?
Парнишка хмуро кивнул.
– И той сейчас нет. Мужики все вернулись, по-соседски друг другу помогают, понимаешь, задарма, они все тут родичи, сябры да соседи, а мне… хорошо ещё бабку нашли, она одна, как это, да, бобылка, ну, и пустила нас, за работу, ну, по дому.
– Знаю, – Эркин улыбнулся воспоминанию. – Сам так в Алабаме снимал.
В пельменной было пусто, никто их не торопил, но сидеть над пустой тарелкой тоже не будешь, это уж надо спиртное брать, что совсем ни к чему.
– Ладно, – Эркин положил на стол рубль, наели копеек на шестьдесят, ну, семьдесят пять от силы, ну, да ладно. – А Комитета тебе не миновать.
– Как и Оврага, – усмехнулся парень. – Спасибо за еду, видно, что ж…
Он встал, застегнул куртку и натянул шапку. Эркин оделся и взял свою сумку Оделся и Эркин. Вдвоём они вышли на улицу.
– Без документов тебя не возьмут никуда, – тихо говорил Эркин. – А документы только через Комитет выправишь. Так что сам иди, пока милиция не отвела. Дед, говоришь, есть, вот он и идёт пускай. Он говорить будет, а ты рядом стой и улыбайся, учить тебя, что ли?
– Там бабы или мужики? – так же тихо спросил парень. – На кого целить?
– Всех навалом. Сам посмотришь. Не трусь, трахаться не придётся.
– За ради семьи я и это смогу, – мрачно ответил парень, натягивая глубже ушанку. – Ладно, бывай.
– Бывай, – кивнул Эркин.
И уже разойдясь с парнем, подумал, что имён они друг другу так и не спросили, и не назвали. Ну, да ладно, не так уж велико Загорье, встретятся. А здоровско будет, если малец на завод попадёт.
Перешагивая через две ступеньки, Эркин поднялся на свой этаж, поздоровался с семенившей куда-то по своим старушечьим делам Бабой Тосей из правой башни – интересно, чего это её в наше крыло занесло? – тщательно обтёр бурки о коврик и открыл дверь.
– Э-эри-ик! – привычно встретил его радостный визг Алисы. – Ты пришёл!
– Ага, – согласился Эркин, раздеваясь и развешивая полушубок, ушанку, шарф, бурки – пусть обтаивают – и понёс на кухню сумку с покупками.
– А ты чего купил? – суетилась Алиса. – Вкусненькое? Да?
Суетилась Алиса неспроста. Вчера между ними вышел очень серьёзный инцидент. Эрик, правда, маме ничего не сказал, но ведь он может и сегодня это сделать.
Вчерашнее происшествие царапало и Эркина, он и домой поэтому не торопился, сидел с этим парнем в пельменной. Жене он ничего не сказал: язык не повернулся. Женя хоть и говорит, чтобы он Алису перестал баловать, но вчера… вчера он всё границы перешёл…
…Вчера Женя предупредила, что задержится на работе и придёт не раньше десяти вечера, что-то у них там срочное в машбюро, и он с Алисой весь вечер были вдвоём. Сначала всё шло нормально. Он пришёл с работы, они пообедали, и Алиса отправилась спать, а он стал заниматься уборкой в квартире. Потом пополдничали, и Алиса пошла в коридор играть. И вышел он в коридор случайно, просто так, да нет, решил придверный коврик обмыть, и надо же такому! Как раз малыши из-за чего-то поссорились. И он услышал звонкий голос Алисы, бодро частивший ругательства сразу на двух языках. В первый момент он даже особого внимания не обратил: ну, поссорились, ну,
