созыва относится одно дело, эпизодическое само по себе, но чрезвычайно характерное для того времени, когда оно разыгралось, и для тех людей, которые участвовали в его разрешении.
Более трех лет тянулось перед тем рассмотрение вопроса о новом соглашении между казною и Обществом Киево-Воронежской железной дороги.
Во главе Общества стоял мой покойный брат и лучший мой друг — Василий Николаевич. Не своею волею попал он на это место, и никакого влияния в этом с моей стороны не было. Его убедил принять это место граф Витте, в ту пору, когда он был всемогущ, и сделал это с исключительною целью исправить дела Общества, совершенно расстроенные неправильною политикой правления прежнего состава. Витте хорошо знал моего брата, высоко ценил его неподкупную честность, его удивительное бескорыстие, редкое и в ту пору, когда люди были честнее и разборчивее в средствах, нежели потом, во время войны и, в особенности, с момента революции.
Всякий, кто только близко знал этого истинного рыцаря чести и неподкупности, отдавал ему всегда должное за то, что у него никогда не было иного интереса, кроме интереса того дела, которому он служил. Он ни о чем не мог говорить, кроме своего детища, и казался в обществе скучным и бессодержательным, пока кто-либо не затрагивал того, что владело всей его душой — его любимого железнодорожного предприятия.
Для него вопрос о существовании Общества Киево-Воронежской дороги был, в прямом смысле слова, вопросом жизни и смерти. Он не понимал себя иначе, как во главе любимого дела, отождествлял себя с ним и не допускал для себя никакого иного призвания. У него была одна цель — сохранить Общество, расширить его, распространить его влияние на новые районы, улучшить его во всех отношениях и проявить при этом самую широкую готовность идти навстречу интересам государства, лишь бы только оно не требовало поглощения Общества. Ему было ясно до очевидности, что, поддерживая частное железнодорожное строительство, я вынужден был быть особенно требовательным к его Обществу, чтобы не дать самого отдаленного повода упрекать меня в том, что я иду на какие-либо уступки в пользу этого предприятия, во главе которого стоит мой друг и брат.
Мы легко нашли с ним нашу общую точку зрения, и он, самым открытым и благородным образом, шел навстречу поставленным мною трем принципиальным требованиям:
1) Продление концессии будет допущено на самый короткий срок — не свыше 12 лет.
2) Не стесняя государства в его будущих распоряжениях, оно будет сопровождаться требованием выстроить ряд новых ветвей, хотя бы и убыточных на первое время для старых линий Общества, но необходимых для районов, не обслуженных существующей рельсовой сетью, и, одновременно, крупным улучшением всего оборудования старых линий Общества.
3) Общество должно будет отдать в пользу государства не менее 80 % своего чистого дохода, превышающего 8 % на акционерный капитал, и исправить в сторону выгодности для казны все неясности и спорные положения своего устава.
Эти основные требования были настолько очевидно выгодны для правительства, что можно было рассчитывать на быстрое и благоприятное разрешение всего дела. На самом деле вышло совершенно иначе. Между мною и государственным контролером Харитоновым установилось, с самого начала, полное единство взглядов, и между нами не было ни малейших споров и несогласий.
Но с Министерством путей сообщения и лично с его главою С. В. Рухловым установились с самого начала вступления его в должность министра в феврале 1910 года самые резкие несогласия. Он объявил себя решительным поборником перехода всех существующих крупных частных железных дорог в казну, по мере наступления сроков выкупа, не стесняясь никакими финансовыми соображениями, и дал своим представителям в комиссии о новых железных дорогах самые определенные указания — держаться этой точки зрения.
Наряду с казенными дорогами, он покровительствовал возникновению многочисленных новых железнодорожных обществ с ограниченным районом деятельности, хотя бы с взаимно перекрещивающимися интересами, и со свойственной ему энергией, настойчивостью и даже упрямством проводил свои взгляды, нисколько не смущаясь тем, что приискание капиталов такими слабосильными обществами и реализация на мировом рынке облигационных займов многих мало известных обществ была сопряжена с величайшими затруднениями. Вообще, в финансовых вопросах покойный Рухлов проводил самые невероятные взгляды, до увлечения широким развитием бумажного денежного обращения, и создавал мне на каждом шагу немалые затруднения.
Его заветною мечтою было всегда занять пост министра финансов и применить на деле свои теории, но судьба не дала ему этого удовлетворения, несмотря на то, что немало было лиц, которые верили его теориям и недвусмысленно помогали ему прославлением его талантов.
Бесконечно тянулось время по выработке оснований для нового соглашения с Обществом Киево-Воронежской дороги. Одновременно с этим и с неменьшими трениями шли дела по выкупу или по новым соглашениям с Московско-Казанскою и Владикавказскою железными дорогами. Каждое заседание комиссии о новых дорогах заканчивалось разногласиями с представителями Министерства путей сообщения, а они требовали по закону моего сношения с министром путей сообщения и государственным контролером, и часто проходили месяцы, что от первого из них нельзя было получить никакого ответа.
Отношения все более и более запутывались и обострялись, и мне не раз приходилось, еще при жизни Столыпина, вносить дело в Совет и просить последний разобрать нас и сдвинуть его с мертвой точки. Правда, я избегал делать это собственно по Киево-Воронежской дороге, чтобы не обострять отношений по вопросу, так близко затрагивающему мои сердечные отношения к самому близкому мне человеку — моему брату.
Мне больно говорить об этом теперь, когда Рухлова нет более на свете и когда он закончил свою жизнь поистине мученическою кончиною, но мне было в ту пору ясно, что Министерство путей сообщения ведет умышленно свою обструкционную политику, в особенности по этой дороге, зная, что я не решусь поставить вопроса резким образом из-за дела, имевшего личный характер, но сознавая также, что своим отношением он причиняет мне особенно чувствительную неприятность.
По остальным двум крупным делам — Московско-Казанскому и Владикавказскому — я действовал проще и смелее: внес их на решение Совета министров и получил там подавляющее большинство голосов. С министром путей сообщения голосовали только Маклаков, Щегловитов и Кассо.
Государь встал на мою точку зрения, разделенную большинством, несмотря на то, что Рухлов предпринял особые меры к тому, чтобы подготовить государя
