говорящий специально давал противнику последний шанс передумать. Но тот развернулся и, уходя к деревьям, хрипло ответил:
– Совершенно!
Себастьян позволил ему уйти, даже не взглянув. Обернувшись к остальным, он дружелюбно заявил:
– С этого момента я капитан "Жакаре Джек", его флаг становится моим, а корабль – моим. Ничего не изменится на борту, ничего – в вашей работе. А теперь постарайтесь повеселиться. Завтра мы отплываем.
Однако на следующее утро его ждала горькая неожиданность.
Его отец исчез, а на его лежаке осталась короткая записка, небрежно написанная: "Ты больше не нуждаешься во мне. Я возвращаюсь домой".
Себастьян нашёл её типичной для отца: краткой и лишённой смысла, ведь все эти годы это отец нуждался в заботе сына, да и дома, куда можно было бы вернуться, у него давно не было.
Он побежал к пристани и, как и ожидал, обнаружил, что одна из лодок пропала. Его первой мыслью было поднять якорь и отправиться в погоню, но вскоре он понял, что корабль официально станет его только после того, как он выполнит последнее условие – доставит шотландца в далёкую Англию.
В тот же вечер они покинули остров, взяв курс на северо-восток. Этот рейс стал для Себастьяна самым печальным, ведь, несмотря на попытки убедить себя в том, что он ничего не мог сделать, он чувствовал себя виноватым за то, что позволил больному и измученному человеку отправиться на верную гибель.
Что мог сделать дряхлый старик, ступив на берег Маргариты, если бы ему вообще удалось доплыть до неё на такой хрупкой лодке?
А как бы он отреагировал, узнав, что в доме, куда он, как казалось, возвращается, уже не осталось ничего из того, что он оставил там много лет назад?
Болезненное прошлое, которое Себастьян так долго старался забыть, вновь нахлынуло на него, заставляя задаваться вопросом, что же произошло за все эти годы с его матерью и сестрой.
Остались ли они на острове?
Скорее всего, они по-прежнему жили во дворце представителя ненавистного Управления торговли, который когда-то назначил огромную награду за головы тех, кто осмеливался грабить их корабли. И хотя Себастьяна бросало в дрожь при мысли о том, что однажды его отец столкнётся с человеком, отнявшим у него семью столь жестоким образом, ещё больше его пугала мысль о встрече с собственной матерью.
Себастьян так и не смог понять, кто был настоящим виновником случившегося: мужчина, который использовал свои деньги и власть, чтобы соблазнить жену другого, или женщина, которая поддалась этому соблазну, утащив с собой невинного ребёнка, который не имел возможности сам выбрать свою судьбу.
Он снова и снова вспоминал, как его отец с маниакальным упорством точил ножи, сабли и мачете, и не мог забыть, как тот пристально смотрел в пустоту. Это пугало Себастьяна ещё больше – он боялся представить, что произойдёт, когда этот измученный человек столкнётся с теми, кто разрушил его мирную жизнь.
«Жакаре» был самым быстрым кораблём, бороздившим в те времена моря, но, несмотря на это, юношу не покидало странное ощущение, что они едва двигаются вперёд. Привыкший к Карибскому морю, где рано или поздно на горизонте появлялась земля или птицы, предвещающие близость суши, он чувствовал, как его душа сжимается от вида бескрайнего тёмного океана с высокими волнами и ревущими ветрами. Это угнетало его не страхом перед морем, а страхом, что он не найдёт обратного пути и навсегда останется в Европе, о которой слышал лишь рассказы о бедствиях.
Голод и несправедливость когда-то заставили его предков искать новую жизнь в Новом Свете, но Себастьян с ранних лет считал, что на другом берегу океана простираются бесплодные земли, населённые хитрыми плутами, готовыми наживаться за счёт чужого труда.
Почему капитан Жакаре Джек так жаждал вернуться в безжалостную страну, из которой ему пришлось бежать ребёнком, чтобы не умереть с голоду, Себастьян не понимал. Но ему и не было интересно это узнать. Когда однажды туманным утром дозорный объявил, что берег Англии виден, Себастьян даже не захотел подойти ближе, чтобы взглянуть.
– Спустить паруса и держаться на месте! – грубо приказал он. – Сегодня ночью мы высадим капитана.
Он обедал с капитаном наедине в каюте, и было очевидно, что шотландец переживает тяжёлую внутреннюю борьбу: между желанием вернуться в родной Абердин богатым человеком, не беспокоясь больше о будущем, и глубокой грустью от расставания с кораблём и образом жизни, который делал его счастливым.
– Худшее в этих переменах, – сказал он, – это осознание, что, сколько бы денег у меня ни было, я никогда больше не почувствую себя таким свободным, как тогда, когда был простым пиратом. Я знаю, что стану рабом этих денег, а раньше мог позволить себе роскошь просто выбросить их за борт.
– Но вы будете жить без постоянного страха, что на горизонте появится вражеская эскадра.
– Когда ты долго плаваешь на «Жакаре», – спокойно ответил капитан, – тебе начинает нравиться видеть на горизонте вражескую эскадру. – Он чуть улыбнулся, словно воспоминаниям, – Ты будешь бояться, но почувствуешь неописуемое удовольствие, понимая, что можешь ускользнуть, обманув их пушки, потому что этот чёртов корабль – как оса, которая жалит глупого мула снова и снова. – Его лицо выражало гордость, когда он добавил: – Как-то раз я потопил три галеона у Сан-Хуана, и ни одна из моих парусов даже не порвалась.
Медленно наступила ночь, и капитан сел в шлюпку. Его команда простилась с ним, а Себастьян, теперь новый капитан «Жакаре», отдал свой первый приказ:
– Поднять паруса! Курс юг-юго-запад!
VII
При пересечении Бискайского залива и мыса Финистерре они столкнулись с бушующим морем, ревущими шквалистыми ветрами, меняющими направление по своему капризу. Это стало яростным и незабываемым опытом для команды, привыкшей к иным погодным условиям, но в особенности для корабля, спроектированного для совершенно других условий плавания.
К полуночи железные крепления, удерживавшие «ложную» бизань-мачту на подлинной, сорвались. Один из матросов, пытаясь перерезать канаты, которые удерживали парус, упавший в воду и тянувшийся за кораблем, образуя огромный мешок, нарушающий баланс судна и грозящий его опрокинуть при встречной волне, сорвался за борт и мгновенно исчез.
Это были минуты отчаяния, когда Себастьян Эредиа собрал всё своё мужество, чтобы не поддаться панике, а Лукас Кастаньо в очередной раз доказал, что он опытный моряк, умеющий справляться с любой ситуацией, сохраняя хладнокровие.
Команде пришлось выбросить за борт два орудия, которые сорвались с креплений и катались по палубе, угрожая разрушить борта и пробить корпус. Столь сильными были усилия и столь частыми удары и падения, что, когда
