и направилась обратно тем же путем, откуда пришла, но, пройдя всего сотню метров, обернулась и весело крикнула:
– Ах да! Скажите ему, что я буду ждать его всегда. Всегда!
Затем она окончательно удалилась, даже не оглянувшись, а Себастьян проводил её взглядом, словно только что стал свидетелем необъяснимого явления.
Когда он наконец вернулся на корабль, его люди обступили его в ожидании.
– Чего хотела эта сумасшедшая? – с явным беспокойством спросил Лукас Кастаньо.
Себастьян показал ему конверт и ответил:
– Вероятно, продолжать мечтать ещё один год.
Через три дня, когда они наконец спустили "Жакаре" на воду и направились на юг, новый капитан глубоко вздохнул с облегчением, понимая, что опасность миновала. Тем не менее, он всё ещё задавался вопросом, как могли существовать такие странные места, как этот остров, и такие невинные девушки, как та, что вручила ему письмо.
Крепкий северо-восточный ветер, который без особых усилий гнал их вперёд, через две недели сменился западным. Море оставалось спокойным, с длинными тёмными волнами, а небо было ясным и безоблачным. Спокойное плавание нарушилось лишь тогда, когда наблюдатель с мачты сообщил о теле, плавающем перед носом корабля.
Они следили за ним, пока оно не прошло вдоль правого борта.
Это был труп худощавого юноши, который пробыл в воде больше двух дней, так как рыбы уже почти доели его. Инцидент не привлёк бы особого внимания, если бы спустя три часа они не заметили ещё одно тело. А затем ещё одно, и ещё, так что вскоре стало ясно, что это целая процессия мертвецов, плывущих лицом вниз по всё более спокойному морю.
И все они были чернокожими.
Мужчины, женщины, дети. Все чернокожие.
У некоторых не хватало руки или ноги, оторванных акулами, кружившими поблизости, а изуродованные внутренности маленького человечка тянулись за ним, словно причудливая стая медуз.
Даже для закалённых моряков, привыкших к насилию и смерти, зрелище казалось дантовским, поскольку было очевидно, что это были не насильственные смерти. Это были невинные жертвы, без сомнения, трагического кораблекрушения, которое не пощадило никого.
Однако вскоре они поняли, что не было ни одного признака кораблекрушения.
Ни щепки, ни пустой бочки, ни клочка разорванного паруса… Ничего!
Только мёртвые.
– Работорговцы! – внезапно воскликнул Ник Караррота.
Себастьян обернулся к мрачному мальтийцу, который славился как лучший фехтовальщик на борту и о чьём бурном прошлом было известно лишь то, что он занимался всем запретным и незаконным, что только возможно.
– Что ты имеешь в виду под "работорговцами"? – спросил он.
– Скорее всего, перед нами идет корабль с рабами, который отплыл из Сенегала, – ответил человек с лицом, изрезанным шрамами, сплюнув в сторону одного из трупов. – Когда товар начинает болеть, от него избавляются, пока он не умер.
– Зачем?
– Потому что если он в плохом состоянии доберется до порта, его никто не купит, а если умрёт на борту, страховка не выплатит. – Он показал свои щербатые зубы в улыбке, больше похожей на волчий оскал. – Однако если капитан приказывает выбросить больных за борт, чтобы они не заразили остальных, это считается законной порчей груза, и страховка покрывает расходы.
– Страховка? – удивился Лукас Кастаньо. – Ты хочешь сказать, что существует компания, страхующая такой груз?
– Конечно! В Лондоне.
– А ты откуда это знаешь?
Изуродованный мальтиец лишь пожал плечами, улыбнувшись с долей иронии:
– Я и поваром был, прежде чем стал монахом.
– Ты был работорговцем?
– Только однажды, – без зазрения совести признался Караррота. – И я гарантирую, что, хотя это приносит кучу денег, это самая мерзкая работа, которую я знаю. А я знаю их немало! Я бы не вернулся на такой проклятый корабль ни за что на свете.
Ветер стих.
Наступила ночь.
Море превратилось в гигантское зеркало, в котором вскоре начала отражаться луна, и казалось, что все силы природы сговорились, чтобы люди с Жакаре не могли отвести глаз от зрелища, становящегося всё более устрашающим.
Облокотившись на поручень палубы, Себастьян провёл значительную часть ночи, наблюдая за этим застывшим морем, боясь увидеть новую светящуюся массу. Ведь рыбы, толпившиеся вокруг тел, собирались в таком количестве, что, взбалтывая поверхностные воды, заставляли их зловеще светиться в лунном свете.
Его душа сжималась при осознании того, как далеко могла зайти человеческая жадность, если кто-то был способен бросить в воду больного мальчишку, чтобы получить те жалкие несколько фунтов, которые могла выплатить страховая компания за его жизнь.
–Это они не заслуживают жизни, – прошептал он себе. – Не заслуживают при любых условиях.
На рассвете вдалеке раздался слабый стон.
Наблюдатель разбудил Лукаса Кастаньо, а тот, в свою очередь, разбудил маргаритинца, который тут же приказал зажечь огни, спустить шлюпки на воду и начать поиски возможного потерпевшего.
Вскоре его нашли. Это был огромный чернокожий мужчина, настолько истощённый и окоченевший, что, едва его подняли на борт, он потерял сознание и не приходил в себя до самого утра.
Его рассказ, с трудом произнесённый на странной смеси английского, испанского и португальского языков с добавлением множества слов из какого-то забытого африканского диалекта, подтвердил то, что говорил мальтиец. Единственное, что удалось понять из его слов, – капитан корабля приказал выбросить его за борт, как только выяснилось, что у него начался неуправляемый приступ дизентерии. Когда его спросили, сколько человек находилось на борту, он даже не смог дать приблизительную цифру.
–Много! – вот всё, что он сказал. – Очень много людей!
Себастьян Хередия вернулся в свою каюту, обдумал услышанное, а затем выглянул наружу и отдал короткий, резкий приказ:
–Поднять мачты и поставить все паруса! Мы их догоним, этих ублюдков.
Фора у работоргового судна была небольшой, но ветер не дул вовсе. Даже для такого маневренного корабля, как «Жакаре», это был мучительно медленный ход. Они особенно остро это осознавали, когда замечали очередной труп в воде и наблюдали, сколько времени уходит на то, чтобы он исчез из виду за кормой.
Вдруг маргаритинцу вспомнилась детская сказка, которую его мать часто рассказывала о мальчике, потерявшемся в лесу и бросавшем камушки, чтобы найти дорогу обратно.
Работорговое судно оставляло за собой похожий след, и его маршрут был настолько явным, что наконец впередсмотрящий на мачте радостно закричал, что различает точку на горизонте на западном курсе.
Однако ночь опустилась прежде, чем удалось догнать его. С наступлением темноты преследуемый резко свернул на юг, пытаясь уйти, но на этот раз огромная и яркая луна пришла на помощь преследователям, и им удалось засечь работорговое судно прежде, чем оно успело скрыться в ночи.
На рассвете они подошли на расстояние менее мили к его правому борту, с подветренной стороны, и вскоре
