Я резко отворачиваюсь и обнимаю себя. Выходит эмоциональнее, чем я собиралась показывать.
Тишина длится несколько напряженных ударов сердца. Потом я слышу:
— Мне жаль, Рада.
Я взрываюсь яростью и резко оборачиваюсь. Хочу влепить ему пощечину, бить кулаками по груди, но прекрасно отдаю себе отчет, что едва дотронусь, то тут же ему на шею и брошусь. Прижмусь вся-вся, как в туалете прошлым вечером, и дышать им начну. Потому что я как наркоманка вокруг этого чудовища, потому что в чем-то он прав — связала нас сознательно. Больная любовь, но как же я по нему скучала.
— Я так сильно любила, Дава. Мне было так одиноко, так страшно, так больно. Наши крошечные дети… Ты все пропустил. Ты… никогда это восполнишь.
И мне так этого жаль, как будто больше даже, чем ему. Да, намного больше. И это злит.
— Кому я объясняю, кому доказываю! Тебе же нет дела.
— Я приезжал к тебе несколько раз, — говорит он. — Когда ты жила в квартире на набережной. Наблюдал со стороны, как сидишь в кофейне с подругой, ходишь по магазинам или просто гуляешь.
Я разом замолкаю.
— И не подошел? Почему же?
— Если бы я подошел, ты бы сразу стала напряженной и печальной.
Я замолкаю. На это мне нечего сказать. Потом робко, нерешительно:
— Я была готова попробовать еще раз. А потом еще, если бы у нас не получилось.
— Эта жизнь была не для тебя, а другой у меня не было. — Чуть помолчав он добавляет: — Любовь не должна рвать сердце. Иначе, на хуй ее. Это я понял как раз в твоем возрасте.
Я снова отворачиваюсь и опускаю голову.
То, что Давид подходит ближе, чувствую кожей. Его энергетика окутывает, словно саван, его спокойное дыхание действует успокаивающе. Он аккуратно касается моих плеч, чуть сжимает. Совсем-совсем слегка, и я зажмуриваюсь изо всех сил. Подонок. Как я об этом мечтала, подонок ты гребаный. Как же ты мне был нужен каждый день.
Прижимаю ко рту кулак, выдыхаю в него надрывно.
Он же ведет костяшками пальцев вдоль позвоночника, и я делаю вздох, изо всех сил держась за здравый смысл.
— Если бы я знал, что ты будешь меня оплакивать, я бы нашел другой путь.
— А он был?
— Всегда есть какой-то второй путь. Но знаешь что. Умирать паршиво. Менять свои базовые настройки паршиво. И я бы никогда не вернулся на этот свет, если бы меня не ждала ты.
— И Исса. Кира?
— Я планировал забрать Киру, но потом решил, что если пропадет собака, тебе будет сложнее.
— Боже. Я бы не пережила этого!
— Я так и подумал. Что касается Савелия, ты сама знаешь ответ на свой вопрос. Дружба с таким человеком как я, не способствует карьерному росту перспективного юриста. Прошлое Алтая было не стереть. На сколько я знаю, Савелий уже открыл свою фирму в Ростове, и думаю, вскоре доберется до Москвы. Другими словами, он сделал все то, что я говорил ему сделать еще пять лет назад. Исса отличный специалист и лучший друг, но его нужно подталкивать к переменам.
— Ты хорошо его подтолкнул.
— Паршивее всего стирать свою личность, зная, что всем от этого будет только лучше, — ядовитая ирония неприятно царапает, и я вскидываю глаза.
Давид усмехается и слегка касается моего подбородка.
— Твоя любовь столь мощная, что она воскрешает, Радка.
Как в моей любимой детской сказке «Аленький цветочек». Не той, что от Диснея, где все поют, а русской, мрачной. Она так сильно полюбила свое чудище безобразное, что он не смог умереть и оставить ее.
— Дурацкая шутка, Давид. Не смешная. И уже поздно. Я люблю другого мужчину.
— Значит, мы будем… — он хмыкает, — дружить семьями.
— Что? — нервно смеюсь. — Ты шутишь сейчас?
— Постарайся найти общий язык с Венерой, а я прослежу за тем, чтобы твой муж всегда был, блядь, запакован в гидрокостюм, и случайно не убился. У мальчиков уже есть крестный, значит этот вариант отпадает, нам остается крепко и близко подружиться нашими замечательными семьями. Ради детей.
— Какая глупость. И, кстати, есть проблема.
Я быстро пересказываю ситуацию с официанткой, и заканчиваю фразой:
— Мы палимся.
— Скажи ее имя, — он тянется к телефону.
— Плевать на официантку. Мы палимся, это может быть опасным для твоей легенды. У меня не получается вести себя отстраненно, я плохая актриса.
— Ты прекрасная актриса, Рада. Официантку уволим остальным в назидание. Эти отели относительно новые, народ как следует не сработался. Везде нужна хозяйка.
— У тебя как раз есть Венера.
— Ревнуешь? — вкидывает он. — Я тебя тоже к этому строителю ревную. Хотя дал себе слово, что не буду. Жизнь случилась с нами, достаточно приключений. А кулаки так и чешутся.
— Мужу. Законному. Он сделал то, на что у тебя бы не хватило бы ответственности.
— Кто тебе сказал, что жениться на такой красавице, как ты, подвиг?
— Мне пора к детям. Славный у тебя проект, спасибо, что все показал, — иду к дверям, ощущая сильнейший диссонанс внутри.
— Я провожу и поиграю с ними. Покажешь, как?
— Они обожают пластилин, — говорю резковато.
— Серьезно?
Мы выходим из кабинета, спускаемся на первый этаж, где я вижу Ростислава.
От неожиданности спотыкаюсь. Спортивный флисовый костюм зеленого цвета, черный жилет, кроссовки. Спокойное выражение лица. Он стоит на ресепшене, о чем-то говорит с администратором. Прекрасный мужчина из другой реальности. А я нахожусь на пересечении.
Он замечает меня и улыбается.
— Слава богу! — восклицаю я, подбегая.
Крепко обнимаю за шею, Ростик сжимает мою талию, отрывает от пола и кружит.
— Все в порядке? — шепчу я.
Он бросает взгляд за мою спину, потом смотрит в глаза.
— В полном. — Обхватывает мое лицо и целует в губы. — Я так тебя хочу, не мог больше терпеть в этой больнице.
Глава 23
Жар опаляет щеки. Я неуклюже прерываю неожиданный поцелуй, и тут же чувствую болезненный укол вины: не хочу обижать Ростислава.
Давид наблюдает за нами. Да, он пообещал, что мы будем «дружить», но я не из тех, кто сознательно создает напряжение, сталкивает мужчин лбами. Вот и не отвечаю взаимностью. Просто хочу, чтобы все было правильно.
Эти мысли усиливают вину перед мужем. Я не сделала ничего плохого, но самого факта наличия секретов — более, чем достаточно, и мне становится невыносимо.
Я вцепляюсь в мужа, льну к его груди. Мы снова целуемся.
— Вау! Вот это любовь! — вполголоса переговариваются администраторы, и Ростик добавляет вслух:
— У нас медовый месяц.
— Вау! Поздравляем!
Мои щеки горят так, будто я в костре стою.
— Ты не представляешь, как я за тебя волновалась, — шепчу напуганно и абсолютно искренне. — Я… просто не знала, что делать.
— Я же тебе обещал, что все будет нормально, — говорит Ростислав, и дождавшись моего кивка снова обнимает. — Я и о тебе позабочусь, и о себе.
Меня не покидает странное ощущение, будто мы не тонем в эмоциях, а играем на публику. Обычно Ростислав ведет себя естественно и непринужденно, сейчас же строит из себя альфа-самца, и это ему не очень идет. Я бы… наверное, не выбрала мужчину, который обожает публичность. Это просто не мое.
И тем не менее, я обнимаю его в ответ, а когда мы, наконец, отлипаем друг от друга, Ростик делает вид, что замечает Давида. Делает пару шагов в его сторону и протягивает руку.
— День добрый! Прости за срыв рыбалки.
Давид отвечает на рукопожатие.
— Ерунда. Главное, чтобы все остались живы-здоровы, и не подали в суд на Бухту.
Шутка стандартная, призванная смягчить ситуацию, и все выдавливают из себя вежливые смешки.
— Вы куда-то шли? — уточняет Ростислав, при этом слово «вместе» повисает топором в воздухе. Муж не произносит его, не давит интонациями, но я ощущаю крепкую ладонь у себя на талии и по-прежнему жар на лице.
— Мы обсуждали сделку, Давид показывал план будущего отеля.
