Духа, а стало делом рук человеческих, а точнее, результатом развития мирового капитализма.
Барбадос стал первым островом Карибского бассейна, где сахар уже в 1641 году начали выращивать для экспорта в больших количествах, хотя до тех пор испанцы уже сажали сахарный тростник в Доминиканской Республике и на Кубе. Именно голландцы, как мы видели ранее, внедрили плантационное хозяйство на этом крошечном британском острове. К 1666 году на Барбадосе насчитывалось 800 сахарных плантаций и более 80 000 рабов. Зарождающаяся и распространяющаяся вширь и вглубь латифундия готовила Барбадосу не лучшую участь, чем та, что постигла северо-восток Бразилии. Ранее остров процветал благодаря поликультуре; на небольших участках выращивали хлопок и табак, апельсины, разводили коров и свиней. Тростниковые плантации поглотили сельскохозяйственные угодья и уничтожили густые леса ради кратковременного подъема, который оказался мимолетным. Вскоре на острове осознали, что его почвы истощены, население прокормить невозможно, а производить сахар на экспорт убыточно [15].
К тому времени сахар распространился на другие острова, такие как архипелаг Подветренных островов, Ямайка, а также на континентальные территории, например в Гвиане. В начале XVIII века количество рабов на Ямайке превышало число белых колонистов в десять раз. Однако и здесь почва быстро истощилась. Во второй половине века лучший сахар в мире выращивали на губчатой почве прибрежных равнин Гаити, французской колонии, которая тогда называлась Сан-Доминго и была французской колонией. Север и запад Гаити кишели рабами: сахар требовал все больше и больше рабочих рук. В 1786 году в колонию прибыло 27 000 рабов, а в следующем году – уже 40 000.
Осенью 1791 года на Гаити вспыхнуло восстание[44]. За один месяц запылали 200 плантаций сахарного тростника; пожары и бои не прекращались, восставшие рабы теснили французские армии к океану. Корабли отплывали, увозя все больше французов и все меньше сахара. Затянувшаяся война пролила на острове реки крови и опустошила плантации. Страна, превратившаяся в пепел, была парализована, застыла; к концу века производство сахара резко сократилось. «В ноябре 1803 года почти вся колония, некогда процветающая, представляла собой огромное кладбище из пепла и руин», – пишет польский историк Тадеуш Лепковски [16]. Гаитянская революция совпала по времени, а в некоторых аспектах и по сути с Французской революцией, и Гаити также испытала на себе блокаду Франции со стороны международной коалиции – ведь на морях господствовала Англия. Но позднее, по мере того как независимость острова становилась неизбежной, он подвергся блокаде со стороны самой Франции. Поддавшись давлению последней, в 1806 году Конгресс США запретил торговлю с Гаити. Только в 1825 году Франция признала независимость своей бывшей колонии, но в обмен на огромную денежную компенсацию. В 1802 году, вскоре после заключения в тюрьму генерала Туссена-Лувертюра, вождя армии рабов, французский генерал Шарль Леклерк написал с острова Гаити своему шурину Наполеону: «Вот мое мнение об этой стране: нужно уничтожить всех чернокожих в горах – мужчин и женщин, оставив только детей младше 12 лет, истребить половину чернокожих в равнинах и не принимать в колониальные войска ни одного мулата» [17]. Тропики отомстили Леклерку, и он умер от «черной рвоты», не помогли даже магические заклинания его жены Полины Бонапарт. Он так и не сумел осуществить свой план, однако денежная контрибуция тяжелым грузом легла на плечи независимых гаитян, переживших кровавую резню сменявших друг друга военных карательных экспедиций [18]. Страна восстала из руин, но так и не оправилась: сегодня Гаити является самой бедной в Латинской Америке.
Кризис на Гаити привел к расцвету сахарной промышленности на Кубе, которая быстро стала крупнейшим поставщиком сахара в мире. Производство кофе на Кубе, еще одного товара с высоким спросом за рубежом, также получило импульс благодаря падению производства на Гаити, однако сахар выиграл гонку за право стать основным продуктом монокультуры: уже в 1862 году Куба была вынуждена импортировать кофе из-за границы. Один из представителей кубинской «сахарократии» даже написал об «обоснованных преимуществах, которые можно извлечь из чужих несчастий» [19]. После восстания на Гаити цены на сахар на европейском рынке достигли невероятных высот, и уже к 1806 году Куба удвоила как количество сахарных заводов, так и их производительность.
Сахарные замки на выжженных землях Кубы
В 1762 году англичане ненадолго захватили Гавану. В то время основу сельской экономики острова составляли небольшие табачные плантации и скотоводство. Гавана, военная твердыня, демонстрировала значительное развитие ремесел, имела крупный литейный завод, где производились пушки, и первую в Латинской Америке верфь для строительства торговых и военных судов. Британским захватчикам хватило 11 месяцев, чтобы привезти такое количество рабов, которое в обычных условиях было бы завезено за 15 лет. С тех пор экономика Кубы начала формироваться в соответствии с иностранными потребностями в сахаре: рабы производили этот желанный товар для мирового рынка, а его щедрая прибавочная стоимость становилась достоянием местной олигархии и имперских интересов.
Кубинский историк Морено Фрагинальс, приводя убедительные данные, красноречиво описывает бурный подъем сахарной индустрии в годы, последовавшие за британской оккупацией. Испанская торговая монополия фактически рухнула, ограничения на ввоз рабов также исчезли. Сахарные заводы поглощали все – и людей, и земли. Рабочие с верфей и литейных цехов, а также бесчисленные мелкие ремесленники, которые могли бы внести весомый вклад в развитие промышленности, уходили на сахарные заводы. Мелкие фермеры, которые выращивали табак в долинах или фрукты в садах, становились жертвами варварского уничтожения их земель сахарными плантациями и тоже присоединялись к производству сахара. Экстенсивное земледелие постепенно истощало плодородие почв; по кубинским полям множились заводские башни, а каждый новый завод требовал все больше земли. Огонь пожирал табачные плантации и леса, опустошал пастбища. В 1792 году тасахо (солонина), которая всего несколькими годами ранее была кубинским экспортным продуктом, уже ввозилась в больших объемах из-за границы, и Куба продолжала импортировать ее в последующие годы [20]. Верфь и литейная мастерская увядали, производство табака резко сокращалось; рабочий день рабов на сахарных плантациях растягивался до 20 часов. На дымящихся землях укреплялась власть «сахарократии». В конце XVIII века, в условиях ажиотажа на международных рынках, спекуляция достигла пика: цены на землю в Гуинесе, расположенном в 30 километрах от Гаваны, увеличились в 20 раз; в Гаване реальная процентная ставка по кредитам была в восемь раз выше установленной законом; по всей Кубе цены на крещение, похороны и мессы росли пропорционально стремительному росту цен на рабов и быков.
Летописцы былых времен рассказывали, что Кубу можно было пройти вдоль и поперек под сенью гигантских пальм и густых лесов, где в изобилии произрастали красное дерево (каоба) и кедр, эбеновое дерево
